Жемчуга и самоцветы. Избранные стихи и песни. Том 2 - Евгений Меркулов 4 стр.

Не надо, унучек, трепать языком.
Не знаешь  спроси у дедани.
Не мог быть Котовский лихим казаком,
Поскольку он был молдаванин.

Да мало ль, што брешут твои друзяки!
Ты ухи развешивай боле.
Они дажедь Путина к нам в казаки
Запишут, коль дать трошки воли.

Названье станицы увидел, кубыть,
Смикитил своё, торопыга.
Да тольки ни цепь, ни верёвка, ни нить
Не свяжут Хопёр и комбрига.

Ты в байку любую поверить готов.
А знаешь, кужонок, што ране
Водилась в том займище уйма котов?
Оттеля пришло и названье.

Не веришь? От то-то! Обиделся, чай?
Смахни-ка слезинку с ресницы.
Поближе на лавку седай, не серчай.
Я правду скажу о станице.

Ну, слухай. Названье маненько не так
Писалося в давние годы.
По слову царёву свезли в те места
Из разных сторон воеводы

Мучителей-катов, зверюг-резаков.
Зачем? Не для добрых занятий.
Для пыток и казней простых казаков,
А вовсе не воров и татей.

Войсками подавлен был бунт на Хопре,
И взялись за нашего брата.
Когда энто было? Как раз при Петре,
Восстание батьки Кондрата.

Работы для катов там было полно,
Пришлось палачам потрудиться.
Пытали, рубили, пускали на дно,
Лилася кровя, как водица.

И всё продолжалось, соколик ты мой,
Без малого цельных два года.
Семь тыщ казаков обрели упокой
В хопёрских стремительных водах.

Хучь вейся верёвка  конец настаёт,
И вот уж почуяли каты:
Мятежников нет, и для них нет работ,
А значит не будет и платы.

Ить ране с замученной кажной души
Они от царёва вельможи
Всегда получали исправно гроши.
Пущай небольшие, но всё же.

А ноне расклад-то совсем не таков,
Не купишь ни хлеба, ни сала.
Ить денег нема, коль не рвёшь казаков,
А брюхо снедать не устало.

Пришли к воеводам тады резаки
И слёзно заплакали каты:
 Вернуться нам дайте от энтой реки,
Отправьте обратно до хаты.

Работы нема, так и денег нема.
Вон, мается скольки народу.
Нихто ить не хочет кормить задарма.
Отправьте домой, воеводы! 

А те посчитали, во сколько казне
Аукнутся энти затраты:
Провоз, да прокорм и решили:  Ан нет!
На месте останутся каты.

Пущай позабудут своё ремесло,
Освоят помалу землицу,
Поставят со временем тута село,
А лучше казачью станицу.

Вот так-то и сели тады резаки
Станицей, и люди вначале,
Прознав, што за новые там казаки,
Катовской ея величали.

В округе гутарили, коли казак
Приписан к станице Катовской,
Сие означает  он тать и варнак,
И род его дюже хреновский.

Потом постепенно лихие дела
Станичников первого круга
Степная метель навсегда замела,
Засыпала снежная вьюга.

За годом вослед устремляется год,
И катится лет колесница.
Со временем «Кат» заменилось на «Кот»
В названии энтой станицы.

Сто лет миновало, и вот уже там
Во славу казачьего рода
Котовцы поставили каменный храм,
Вернувшись домой из похода.

Ишо сотня лет пронеслась над Хопром,
Исчезла вдали без возврата.
И храм, возведённый народным добром,
Разрушили новые каты.

Век нонешний, третий помчался в намёт,
И финиша близится лента.
Теперя не ведаю: «Кат» али «Кот»
Уместней в названии энтом.

Давай, соколёнок, взрослей поскорей
И помни о главной задаче,
Штоб не было катов в станице твоей,
Штоб род не пресёкся казачий.

В куширях, в камышах схоронившись хитро,
Первый раз шёл в разведку по плавням Петро.

Чёлн турецкий девчата видали не зря,
Вон, в протоке, с тревожными криками «Кря!»

Стая уток вспорхнула. Засада! Враги!
«Берегись!»  шепчет чакан  «Обратно беги!»

Но бежать не дозволит душа казака,
«Попытаюсь я взять-захватить языка.

Перед всеми похвалит меня атаман 
От, Петро, молодец! Обдурил басурман!

Сам малой, ну а пленный  бугай, большерук.
Вишь, как булькамы зыркает, башибузук!»

Так, мечтая, как слава ероя найдёт,
Наш разведчик побрёл осторожно вперёд,

Вострой шаблей легко раздвигая камыш.
Вдруг удар по потылыце темень да тишь.

* * *
«Ну, казак, где залоги у вас? Не таи.
Коль ответишь, то все эти деньги  твои.

А не скажешь, так будешь висеть до поры
На осине, пока не зажрут комары» 

Толстый турок с усмешкой глядел на Петра.
Этот взор не сулил никакого добра

Молодому попавшему в плен казаку,
Что висел на аркане пред ним на суку.

Ни полслова Петро не промолвил в ответ.
Он-то знал, что надежд на спасение нет.

Лютой смерти над ним занеслася рука,
Но ничто не могёт покорить казака

И заставить друзей своих верных предать.
Ить, покуда в опасности Родина-мать,

Будет сердце казачье, как твёрдый булат,
И смертельные муки его не смягчат.

Оглянулся Петро на знакомый курган
И увидел, как солнце спускалось в лиман.

Где-то там, за курганом, в станице сейчас
Ждёт маманя сынка, не смыкаючи глаз.

Ждёт Маруся невеста, почти что жена.
Эх, сыграли бы свадьбу, да сука-война

Рази можно в тот край за Кубанью-рекой,
Где родился, где предки нашли свой покой,

Туркам путь указать, не сгорев со стыда,
До родного гнезда? Ни за что! Никогда!

А пузач улещает: «Ты  храбрый казак,
И на век твой победных достанется драк,

А разок проиграть никому не страмно.
Да и вызнать секрет мы смогём всё равно.

Ить Аллах тебя в руки нам дал неспроста,
Чтобы шлях показал ты в родные места.

Пожелай он победы твоей стороне,
Был бы я сейчас связан, а ты на коне.

Посмотри, вот кошель, в нём монеты звенят.
Покажи нам залоги и будешь богат.

Хоть ты молод годами, но, вижу, толков.
Станешь важным пашою среди казаков.

А не скажешь Аркан свой сниму я тогда,
Когда твёрдою станет вода ото льда,

Когда мух снеговых налетит белый рой.
Только ты не увидишь их, глупый герой.

Тебя высушит солнце и высосет гнус,
Но пощады не будет, Аллахом клянусь!»

У Петра голова наливалась свинцом,
Он на турка смотрел с потемневшим лицом.

Резал руки верёвки тугой перехват
И стучало в висках: «Я подвёл. Виноват!

Опоил меня призрачной славы дурман,
Я не выполнил дела. Прости, атаман.

Зря в лесочке густом у излучья реки
Ждут меня из разведки друзья-казаки».

Толстый турок прищурился, сузив зрачок:
«Ну, так что, не раздумал молчать, казачок?»

Тот, сухим языком проведя по губам,
Покачал головой, мол, секрет не отдам.

«Ты, казаче, наверно сдурел от жары?
Но помогут язык развязать комары.

Утром, хочешь не хочешь, секрет нам отдашь» 
Прошипел басурман и полез в свой шалаш.

* * *
Солнце ниже и ниже спускалось в лиман,
Над землёй расстилался белёсый туман,

В этот вечер закат был кроваво-багров,
И звенела победная песнь комаров.

Распознали, подлюки, насколько сладка
И приятна горячая кровь казака.

Дружно взялся за дело безжалостный гнус,
И всё тело горело, как общий укус.

«От, проклятые вороги!»  думал казак 
«Лучше сразу бы вбылы, не мучили так».

Только турки храпят в шалашах до утра,
И им дела нема до мучений Петра.

Он просил: «Хоть бы дождик меня освежил,
Остудил лихоманку искусанных жил».

Но ни облачка нету на небе ночном,
Лишь вдали что-то движется тёмным пятном.

«Ой, Кубань!»  он молился  «Ой, ридна река!
Поможи же мэни, защити казака!»

Нет ответа, а ветер донёс до ушей
Монотонно-печальную песнь камышей.

Смежил веки Петро, выжав слёзную соль.
Забытьё и дремота ослабили боль.

* * *
То не звон комариный, не шум тростника,
Шелест волн ото сна разбудил казака.

Будто на ухо шепчет: «Казаче, поглянь,
Вон идёт наша гарныця дева Кубань».

На невесту Марусю похожа чуть-чуть,
Только косы волнами струятся на грудь,

Мудрость плещется в серых бездонных глазах,
Да запутался месяц в густых волосах.

 Значит, ты услыхала, что ты мне нужна?
«Услыхала, Петруша»,  шепнула она.

Ты запомни, что горе твоё  не беда,
Ить защитник земли не умрёт никогда.

И не бойся, коханый, теперь ничего».
А студёные руки ласкали его.

Свежей влагою ветер лицо окропил,
И губами казак её жадно ловил.

* * *
А наутро прохлада окутала лес,
Мелкий дождик на землю струился с небес,

Казака не палил изнуряющий зной,
И он бодрый очнулся от дрёмы ночной.

Толстый турок, зевая, покинул шалаш
И спросил у Петра: «Что решил, делибаш?

Будешь первого снега тут ждать на суку
Или звон золотых всё ж милей казаку?»

Долго шутке смеялся, держась за бока,
А потом заглянул под откос бережка.

Вдруг от ужаса турок стал белым, как мел.
Он, упав на колени, на миг онемел,

А потом закричал, указуя на брег:
«О, великий Аллах! Да откуда тут снег?!

Он гяурам на радость, а нам на беду,
Но я воли твоей супротив не пойду».

Басурманин из ножен достал ятаган
И от страха дрожа, перерезал аркан.

 О, великий Аллах! Твоя воля  закон.
Я неверным сдаюсь вместе с войском в полон.

Коли дал нам Аллах удивительный знак,
Мы готовы идти за тобою, казак.

Вот гора ятаганов, пистолей и стрел.
Мы связались арканом, как ты повелел. 

 Что такое? При чём тут турецкий Аллах?
Может быть, мои други спешат на челнах?

И какой же шайтан напугал басурман,
Что, вон, даже паша бросил свой ятаган? 

Посмотрел под откос удивлённый Петро.
Снегом берег блестит, что твоё серебро.

 Вот те на! За меня заступилась Кубань.
Снег не мог пасть на землю в такую-то рань. 

В этот миг из-за серых насупленных туч
Путь пробил себе радостный солнечный луч.

Следом солнце лиман осветило сполна,
И качнулась внезапно снегов пелена.

Белоснежные льдинки, скользнув по воде,
Обратилися в сотни гусей-лебедей.

Стаи вверх поднимались, роняя перо.
«Это ж птицы, не снег»  догадался Петро.

И повёл своих пленных туда, где челны
Безмятежно качались на гребне волны.

* * *
Ну, а тот островок на лимане с тех пор
Прозывают «Лебяжьим», таков уговор.

И не дай тебе, Боже, коль кто из людей
Вдруг замыслит обидеть гусей-лебедей.

В куширях, в камышах схоронившись хитро,
Первый раз шёл в разведку по плавням Петро.

Чёлн турецкий девчата видали не зря,
Вон, в протоке, с тревожными криками «Кря!»

Стая уток вспорхнула. Засада! Враги!
«Берегись!»  шепчет чакан  «Обратно беги!»

Но бежать не дозволит душа казака,
«Попытаюсь я взять-захватить языка.

Перед всеми похвалит меня атаман 
От, Петро, молодец! Обдурил басурман!

Сам малой, ну а пленный  бугай, большерук.
Вишь, как булькамы зыркает, башибузук!»

Так, мечтая, как слава ероя найдёт,
Наш разведчик побрёл осторожно вперёд,

Вострой шаблей легко раздвигая камыш.
Вдруг удар по потылыце темень да тишь.

* * *
«Ну, казак, где залоги у вас? Не таи.
Коль ответишь, то все эти деньги  твои.

А не скажешь, так будешь висеть до поры
На осине, пока не зажрут комары» 

Толстый турок с усмешкой глядел на Петра.
Этот взор не сулил никакого добра

Молодому попавшему в плен казаку,
Что висел на аркане пред ним на суку.

Ни полслова Петро не промолвил в ответ.
Он-то знал, что надежд на спасение нет.

Лютой смерти над ним занеслася рука,
Но ничто не могёт покорить казака

И заставить друзей своих верных предать.
Ить, покуда в опасности Родина-мать,

Будет сердце казачье, как твёрдый булат,
И смертельные муки его не смягчат.

Оглянулся Петро на знакомый курган
И увидел, как солнце спускалось в лиман.

Где-то там, за курганом, в станице сейчас
Ждёт маманя сынка, не смыкаючи глаз.

Ждёт Маруся невеста, почти что жена.
Эх, сыграли бы свадьбу, да сука-война

Рази можно в тот край за Кубанью-рекой,
Где родился, где предки нашли свой покой,

Туркам путь указать, не сгорев со стыда,
До родного гнезда? Ни за что! Никогда!

А пузач улещает: «Ты  храбрый казак,
И на век твой победных достанется драк,

А разок проиграть никому не страмно.
Да и вызнать секрет мы смогём всё равно.

Ить Аллах тебя в руки нам дал неспроста,
Чтобы шлях показал ты в родные места.

Пожелай он победы твоей стороне,
Был бы я сейчас связан, а ты на коне.

Посмотри, вот кошель, в нём монеты звенят.
Покажи нам залоги и будешь богат.

Хоть ты молод годами, но, вижу, толков.
Станешь важным пашою среди казаков.

А не скажешь Аркан свой сниму я тогда,
Когда твёрдою станет вода ото льда,

Когда мух снеговых налетит белый рой.
Только ты не увидишь их, глупый герой.

Тебя высушит солнце и высосет гнус,
Но пощады не будет, Аллахом клянусь!»

У Петра голова наливалась свинцом,
Он на турка смотрел с потемневшим лицом.

Резал руки верёвки тугой перехват
И стучало в висках: «Я подвёл. Виноват!

Опоил меня призрачной славы дурман,
Я не выполнил дела. Прости, атаман.

Зря в лесочке густом у излучья реки
Ждут меня из разведки друзья-казаки».

Толстый турок прищурился, сузив зрачок:
«Ну, так что, не раздумал молчать, казачок?»

Тот, сухим языком проведя по губам,
Покачал головой, мол, секрет не отдам.

«Ты, казаче, наверно сдурел от жары?
Но помогут язык развязать комары.

Утром, хочешь не хочешь, секрет нам отдашь» 
Прошипел басурман и полез в свой шалаш.

* * *
Солнце ниже и ниже спускалось в лиман,
Над землёй расстилался белёсый туман,

В этот вечер закат был кроваво-багров,
И звенела победная песнь комаров.

Распознали, подлюки, насколько сладка
И приятна горячая кровь казака.

Дружно взялся за дело безжалостный гнус,
И всё тело горело, как общий укус.

«От, проклятые вороги!»  думал казак 
«Лучше сразу бы вбылы, не мучили так».

Только турки храпят в шалашах до утра,
И им дела нема до мучений Петра.

Он просил: «Хоть бы дождик меня освежил,
Остудил лихоманку искусанных жил».

Но ни облачка нету на небе ночном,
Лишь вдали что-то движется тёмным пятном.

«Ой, Кубань!»  он молился  «Ой, ридна река!
Поможи же мэни, защити казака!»

Нет ответа, а ветер донёс до ушей
Монотонно-печальную песнь камышей.

Смежил веки Петро, выжав слёзную соль.
Забытьё и дремота ослабили боль.

* * *
То не звон комариный, не шум тростника,
Шелест волн ото сна разбудил казака.

Будто на ухо шепчет: «Казаче, поглянь,
Вон идёт наша гарныця дева Кубань».

На невесту Марусю похожа чуть-чуть,
Только косы волнами струятся на грудь,

Мудрость плещется в серых бездонных глазах,
Да запутался месяц в густых волосах.

 Значит, ты услыхала, что ты мне нужна?
«Услыхала, Петруша»,  шепнула она.

Ты запомни, что горе твоё  не беда,
Ить защитник земли не умрёт никогда.

И не бойся, коханый, теперь ничего».
А студёные руки ласкали его.

Свежей влагою ветер лицо окропил,
И губами казак её жадно ловил.

* * *
А наутро прохлада окутала лес,
Мелкий дождик на землю струился с небес,

Казака не палил изнуряющий зной,
И он бодрый очнулся от дрёмы ночной.

Толстый турок, зевая, покинул шалаш
И спросил у Петра: «Что решил, делибаш?

Будешь первого снега тут ждать на суку
Или звон золотых всё ж милей казаку?»

Долго шутке смеялся, держась за бока,
А потом заглянул под откос бережка.

Вдруг от ужаса турок стал белым, как мел.
Он, упав на колени, на миг онемел,

А потом закричал, указуя на брег:
«О, великий Аллах! Да откуда тут снег?!

Он гяурам на радость, а нам на беду,
Но я воли твоей супротив не пойду».

Басурманин из ножен достал ятаган
И от страха дрожа, перерезал аркан.

 О, великий Аллах! Твоя воля  закон.
Я неверным сдаюсь вместе с войском в полон.

Коли дал нам Аллах удивительный знак,
Мы готовы идти за тобою, казак.

Вот гора ятаганов, пистолей и стрел.
Мы связались арканом, как ты повелел. 

 Что такое? При чём тут турецкий Аллах?
Может быть, мои други спешат на челнах?

И какой же шайтан напугал басурман,
Что, вон, даже паша бросил свой ятаган? 

Посмотрел под откос удивлённый Петро.
Снегом берег блестит, что твоё серебро.

 Вот те на! За меня заступилась Кубань.
Снег не мог пасть на землю в такую-то рань. 

В этот миг из-за серых насупленных туч
Путь пробил себе радостный солнечный луч.

Следом солнце лиман осветило сполна,
И качнулась внезапно снегов пелена.

Белоснежные льдинки, скользнув по воде,
Обратилися в сотни гусей-лебедей.

Стаи вверх поднимались, роняя перо.
«Это ж птицы, не снег»  догадался Петро.

И повёл своих пленных туда, где челны
Безмятежно качались на гребне волны.

* * *
Ну, а тот островок на лимане с тех пор
Прозывают «Лебяжьим», таков уговор.

И не дай тебе, Боже, коль кто из людей
Вдруг замыслит обидеть гусей-лебедей.