Единорог Апостарэлла
Сказочные повести
Игорь Ягупов
Фотограф Valerie Elash
Иллюстратор MJ Jin
© Игорь Ягупов, 2019
© Valerie Elash, фотографии, 2019
© MJ Jin, иллюстрации, 2019
ЕДИНОРОГ
Лето и море
Летом я почти забыл, какой вкус у апельсинов. Мама сказала, что на юге их есть не надо. Апельсины нужно есть дома и зимой. А на юге надо есть клубнику. За этим мы и ездим в отпуск. И папа с этим согласился. Даже мой старший брат, которого я теперь почти не помню, ничего на это не возразил. Да и что можно возразить против клубники?
А еще на юге было море. В нашем городе, где мы жили зимой, оно тоже было. Но в нем нельзя было купаться. Даже летом. Наше море было холодным и темным. И в нем ловили рыбу. А на юге в море можно было ловить, наверное, только купальщиков.
Мама регулярно ловила меня в море и вытаскивала на берег. Иногда она посылала за мной брата. Но он, как говорила мама, был ненадежным. Он плавал вокруг меня и совсем не спешил вытаскивать меня из воды. И тогда мама начинала нервничать за нас обоих.
А папа в это время спокойно читал газету на берегу. Он любил читать газеты. Он говорил, что, если прочитаешь книгу и поймешь, что она плохая, ее жалко потом выбрасывать. А газету выбрасывать не жалко. И этим плохие газеты лучше плохих книг. А хорошие книги он все давно прочитал. И даже перечитал. Не меньше двух раз. Каждую.
Но мама не могла смотреть на то, как папа спокойно читает газету, когда мы с братом не хотим вылезать на берег.
Артур, говорила она умоляющим голосом, достань детей из воды.
Не раскиснут, рассеянно отвечал папа и продолжал читать свою газету.
Артур, настаивала мама, я уже три раза ходила за ними в море. У меня скоро будет морская болезнь.
Я вылечу тебя, отвечал папа все тем же рассеянным голосом. Я же врач.
Артур, верни детей на сушу, нервничала мама.
Но папа продолжал читать, больше не обращая на нее никакого внимания. Тогда маме приходилось вставать с надувного матраса и самой идти за нами в море. Я не сопротивлялся и давал себя вытащить. А брат пытался уплыть от мамы.
Хорошо, говорила мама угрожающим голосом, на берег тогда лучше вообще не возвращайся.
Я стану морским волком, кричал в ответ брат, подпрыгивая на волнах и отплевываясь солеными брызгами.
Становись, соглашалась мама. И питаться будешь одними водорослями. Потому что я никогда и ни за что не буду кормить вареной кукурузой такого непослушного мальчика.
Какой кукурузой? начинал нервничать брат. Нет у тебя никакой кукурузы.
Есть, говорила мама. Я купила ее, пока вы плескались в воде.
Ты меня обманываешь? интересовался брат.
Купайся, купайся, говорила мама. А кукуруза пока остынет.
И тогда брат сдавался. Он огибал маму, которая становилась неповоротливой, потому что держала под мышкой меня, и старался добраться до берега первым.
Если кукурузы не будет, угрожал он, я вернусь в море.
К водорослям, кивала головой мама.
К водорослям, соглашался брат.
Но кукуруза всегда была. И он оставался. Мама вытирала нас толстым махровым полотенцем, надевала нам на головы панамы и заставляла сидеть на самом солнцепеке.
Я хочу в тень, под зонтик, протестовал брат. У меня будет болеть голова.
У тебя не будет болеть голова в панаме, объясняла мама.
Будет, настаивал брат.
Если ты не замолчишь, спокойно отвечала мама, я возьму папин ремень, и у тебя будет болеть другое место. Выбирай.
Брат выбирал голову. И мы жарились на раскаленном песке. Когда от нас, наверное, начинал идти дым, мама разрешала нам забраться в тень.
Собачий бог
Каждый день отдыха был похож один на другой. Время как будто остановилось. И даже свежая папина газета всегда выглядела одинаково.
Я больше не выдержу, говорил папа время от времени. Я хочу домой. Я хочу в свою больницу. К своим капризным пациентам.
Детям нужно солнце, всякий раз возражала ему мама.
Мы возьмем его с собой, предлагал папа. Мы поймаем его на самом закате, когда оно будет низко-низко, сачком, посадим в трехлитровую банку и привезем к себе домой.
Ты не сделаешь этого! кричал я в гневе. Я не хочу домой! К твоим капризным пациентам!
Но ты даже никогда не видел моих пациентов, возмущался папа.
А ты не посадишь солнце в трехлитровую банку, урезонивала его мама.
После этого мы шли на пляж.
По вечерам мы бродили по окрестностям. Так мама называла парк, который начинался прямо от дома, где мы жили. В парке гуляли люди с собаками. Когда я был еще совсем маленьким, у нас тоже был пес огромный и черный. Я помню, как однажды он подошел ко мне и начал лизать мне лицо. Мне было щекотно, и я стал отворачиваться.
Не надо отворачиваться, сказала мне мама, а то он обидится. А собак обижать нельзя.
Никогда? спросил я.
Никогда-никогда, кивнула мама. Или на тебя обидится Собачий бог. А он очень сильный. И с ним лучше не ссориться.
А кто такой Собачий бог? спросил я.
Он приносит в дома к людям щенков, сказала мама. Щенки вырастают и становятся взрослыми собаками. Потом они стареют. И тогда Собачий бог забирает их обратно. Но если люди плохо обращаются с собаками, Собачий бог приходит и наказывает таких людей.
А как он их наказывает? спросил я.
Увидишь, задумчиво произнесла мама.
Нет, не увижу! выпалил я. Потому что я ни за что не буду обижать собак!
И я больше никогда не отворачивался от нашего пса, когда он подходил, чтобы вылизать мне лицо.
Но однажды его не стало.
Сначала он перестал вставать со своей подстилки. И папа делал ему уколы. А потом мама повела нас с братом гулять. В тот день она была очень странной: она покупала нам мороженое, пока мы не стали от него отказываться, и разрешала вести себя так, как мы хотим.
А когда мы вернулись домой, пса больше не было.
Его забрал Собачий бог? спросил я.
Да, кивнула мама и заплакала.
В парке, где мы гуляли в отпуске, было много собак. А сам парк был таким большим, что мы никогда не доходили до его другого конца.
Я хочу узнать, где он заканчивается, однажды потребовал брат, когда мы повернули обратно к дому. И если вы не пойдете со мной, я отправлюсь туда один.
Ты не дойдешь до конца, скептически сказала мама.
Дойду, заупрямился брат.
Нет, уверенно покачала головой мама, ты будешь идти и идти, пока не упадешь от усталости. А до конца парка все еще будет очень далеко.
Я все равно пойду, настаивал брат.
Но самое страшное не это, продолжила мама. Самое страшное совсем не то, что ты не доберешься до дальнего конца парка. Нет.
А что же? заинтересовался брат.
Нет, не это, снова покачала головой мама. Совсем-совсем другое.
Что «другое»? занервничал брат.
Неважно, сказала мама, грустно посмотрев на него. Можешь идти, если хочешь. Но мне жаль тебя.
Что самое страшное? потребовал брат.
Иди, иди же, махнула рукой мама. У меня все равно останется еще один сын.
Я не пойду, пока ты не скажешь, возмутился брат.
Нет, не скажу, закапризничала мама совсем, как папины пациенты.
Это нечестно, обиделся брат.
Скажи ему, поддержал его папа.
Ладно, согласилась мама. Самое страшное не то, что ты не доберешься до дальнего конца парка, а то, что у тебя, когда ты упадешь от усталости, уже не будет сил вернуться обратно. И ты навсегда останешься там.
Брат некоторое время молчал. Потом вздохнул и печально посмотрел на маму.
Значит, мы начал он.
Хватит, оборвала его мама. Мне надоело спорить. Иди. Я сказала тебе все, что тебе нужно знать.
Я не пойду, огрызнулся брат. Я просто хотел сказать: значит, мы так никогда и не узнаем, где заканчивается этот парк?
Ну и что? вмешался папа. Зато мы прекрасно знаем, где он начинается.
И мы пошли обратно к дому.
Нет, это неправильно, не мог смириться брат. Мы должны знать все.
Мы здесь в отпуске, твердо заявила мама, а вовсе не для того, чтобы знать все.
Но не унимался брат.
Боже! воскликнула мама, прижав руки к груди. Артур, мне кажется, что я тоже уже скучаю по твоим капризным пациентам, которых я никогда не видела.
Папа удовлетворенно хмыкнул и задрал от гордости подбородок.
Но это ничего не значит, тут же опомнилась мама. Мы останемся здесь, пока отпуск не закончится.