«Будоражат лужи Третьего Рима»
Будоражат лужи Третьего Рима
Каблуки моих туфель да капли дождя.
Купидон сделал выстрел да только мимо.
Я живу на свете, никого не любя.
Наркоман Кастанеда едет в трамвае,
Контролёр не отличает от мата санскрит.
Я иду в никуда, каблуки сбивая,
Среди глиняных плясок острова Крит.
В нашей обсерватории нынче пусто,
Только Кант изумлённо глядит в телескоп,
Да какой-то кавказец читает Пруста1,
«Хванчкару» попивая и жуя укроп.
Я иду сквозь город, глаза прищуря,
Озирая мира весёлый оскал.
А затишье кончилось. Будет буря.
Купидон сделал выстрел и вдруг попал.
«Дым стирает в ночи»
Дым стирает в ночи
Силуэты огней
На холсте эстакадных изломов в индиговой раме.
Задних фар кумачи.
Храп железных коней.
Нудный спор лобового стекла с городскими ветрами.
Я мечтаю о том,
Что когда-нибудь кончится круг
И в раскрытой дали тормоза безнадёжно откажут.
И в ударе слепом
Тетивой распрямившихся дуг
Три мазка пустоты этот мир окончательно смажут.
«Тучи идут на мир будённовской конницей»
Тучи идут на мир будённовской конницей,
Бьют копытами яро снежную муть.
Всю прошедшую ночь я страдал бессонницей,
Этой тоже вряд ли смогу уснуть.
Были твои глаза золотым сиянием
Опалены изнутри, и казалось мне:
Стало бы величайшим моим деянием
Истину о тебе утопить в вине.
Истина велика, как твои бездонные
Глаз глубины мне не хватит вина.
Тучи бродят по небу, постыдно сонные.
Я один третью ночь не ведаю сна.
«Время пришло. В разрывах трасс тишина»
Время пришло. В разрывах трасс тишина.
Город укрыт туманом от чар мечты.
Кто-то давно сказал, что любовь война,
Но даже не понял собственной правоты.
Время пришло. Телефон удавом шипит
И глотает, как кроликов, камни слов.
Город уже не слышит нас город спит
В переплетеньи стен, потолков, полов.
Время пришло. Лишь час от смерти до сна,
От фонарей до линий взрезанных вен.
Кто-то давно сказал, что любовь весна,
Над головой не увидев бетонных стен.
Время пришло, и это время твоё,
Это время моё, и наше с тобой.