Хатан Батор, шепчет Мунго.
Тот недовольно оборачивается. Видит Мунго, и лицо его добреет. Он поднимается с колен, идет к Мунго, здоровается с ним.
Мунго приложил палец к губам:
Тише. Твой русский друг, твой красный русский друг велел передать, запомни его слова: «В тот час, когда тебя назначат главнокомандующим Северной армией и Ванданова твоим заместителем, не спускай с Ванданова глаз, он враг тебе».
Максаржав снова опустился перед Буддой на колени, начал молиться. Потом, обернувшись, сказал:
Как там Сухэ Батор?
Мунго пожал плечами. Продолжая молиться, Хатан Батор спросил:
Что же ты молчишь?
Мунго снова пожал плечами:
Что мне говорить? Мало не скажешь, много не сможешь.
Хочешь чаю?
Мне надо уходить из города, Максаржав. Я нашел Дариму.
Счастливого пути тебе.
Запомни слова нашего друга, Хатан Батор.
Хатан Батор кивнул головой:
Ладно, я запомню эти слова.
Мунго мягкой тенью выскочил из юрты.
Хатан Батор снова опустился перед Буддой на колени и стал жарко шептать:
Пошли спокойствие моему народу, всемогущий, пошли мир монголам.
Хатан Батор поднялся с колен, вышел из юрты. Медленно светало.
Во двор к Хатан Батору въехал на взмыленном коне Ванданов с пятью охранниками, он соскочил с коня, поклонился Хатан Батору и протянул ему свиток.
От императора, сказал он.
Что это? спросил Максаржав.
Приказ о твоем назначении Верховным главнокомандующим Северной группой войск.
А кто поедет со мной туда?
Твоим заместителем назначен я, твой друг и раб.
Когда нужно ехать?
Сейчас. Кони ждут.
КОРИДОР ШТАБА УНГЕРНА ПРОНИЗАН СОЛНЦЕМ. Раскланиваясь со встречающимися офицерами, по коридору идет Сомов. Он спрашивает одного из штабистов:
Что у вас здесь, как на Пасху, не протолкнешься?
Пришло несколько машин из Пекина.
А генерал Балакирев разве не приехал?
Нет, он на легковой, видимо, послезавтра.
А Унгерн один? Он меня что-то вызывал?
Да, барон один.
Сомов входит к Унгерну.
Ваше превосходительство, вы просили меня?
Унгерн потер руку, сказал:
Просил. Собственно, вызывал. Но не будем субординаторами просил, Сомов, просил. Хорошие вести из Харбина. Прекрасные вести из Парижа. Запад зашевелился. Надолго ли хватит? Но тем не менее. Так вот, милейший, Ванданов у меня умница и душенька, но в военном деле он понимает столько же, сколько я в прободении кишечника. Вот вам письмецо к Ванданову, передайте ему, и, если по обстановке, которую вы сможете оценить без особого труда, придется командовать Северной группой войск, вы будете ею командовать.
Но ведь там Максаржав.
Арта эла герра, дес де фуэра всякое может быть.
Унгерн протянул Сомову запечатанный сургучом конверт. Тот спрятал его в нагрудный карман, козырнул и вышел.
КВАРТИРА СОМОВА. Сомов, взломав сургучную печать, вскрыл конверт, читает письмо:
«Двадцать пятого убирайся в доме, пора ждать гостей. В тот же день начинай».
Сомов быстро глянул на календарь. На листке была выведена цифра 19. Сомов хлопнул рука об руку:
Теперь можно уходить, порядок!
Он быстро сжигает бумаги, просматривает свои вещи не оставить бы чего в карманах, сует в задний карман брюк плоский пистолет, в подсумок кладет несколько гранат и выходит.
Во дворе он отвязывает от коновязи коня, вскакивает в седло и пускает коня по улицам.
Он видит, как в Ургу вступают запыленные части казачьих войск. Он видит, как тянется по улицам артиллерия, и медленно едет навстречу этим колоннам войск.
На борту одной из тачанок написано: «Даешь Иркутск!»
Сомов едет неторопливо, чуть улыбаясь.
Проезжает мимо штаба и не замечает, что у подъезда стоит запыленный открытый «линкольн». Из ворот штаба выскакивает дежурный офицер и кричит:
Господин полковник, барон вас обыскался
В чем дело? Я сейчас занят, позже можно?
Барон очень просил, на две минуты.
Сомов спрыгнул с седла, привязал коней и пошел через большой мощеный двор к штабу.
А в кабинете Унгерна в большом кресле сидит генерал Балакирев. Унгерн кивает на мощеный двор, через который идет Сомов, и говорит:
Ну вот, порадуйтесь, ваш любимец.
Балакирев смотрит во двор, равнодушно оглядывает Сомова и спрашивает:
Кто это?
То есть как кто? Полковник Сомов.
В таком случае вы Александр Федорович Керенский, сказал Балакирев.
Унгерн даже обмяк в кресле. Потом открыл ящик стола, вытащил пистолет, спрятал под папку с бумагами.
Не называйте свою фамилию, быстро проговорил Унгерн, я вас представлю как генерала Кудиярова из Владивостока.
Входит Сомов, кланяется Унгерну, кланяется генералу.
Прошу вас, полковник, знакомьтесь генерал Кудияров из Владивостока.
Сомов.
Очень приятно.
Садитесь, батенька, кивает Унгерн на кресло.
Сомов садится в кресло, закидывает нога на ногу, любезно улыбаясь, спрашивает:
Барон, вы требовали меня к себе, я пришел.
Скажите, пожалуйста, полковник, говорит Унгерн, вам с генералом Балакиревым не приходилось встречаться? Он на днях должен сюда прибыть.
Генерал Балакирев мой непосредственный начальник.
Будьте любезны, полковник, где конверт? Я запамятовал дописать там пару строчек.
Сомов резанул глазами Унгерна и генерала, сидящего напротив. Сработало все вспомнил портрет Балакирева.
Пакет дома, ваше превосходительство, отвечает он, чуть склонив голову. А руки его, незаметно опустившись, открывают дверцы клеток, где сидят орлы. Я могу съездить за пакетом сию минуту и вернусь.
Ну полно, что ж вас гонять? Вестовые есть.
И Унгерн, достав из-под папки пистолет, направил его на Сомова.
Вестовые есть, полковник, повторил он. Руки держать на столе! вдруг визгливо закричал Унгерн. На столе держать руки!
А в это время громадный орел вырвался из клетки. Затрещали крылья. Отшатнулся Унгерн. Вскочил с кресла генерал Балакирев.
Второй орел выскочил. Сел на стол, размахивает крыльями. Тонко кричит Унгерн.
Сомов, схватив генерала Балакирева, прикрываясь им, пятится к двери. Грохот выстрела. Орел, обмякнув, падает на стол.
Сомов открывает дверь, швыряет Балакирева перед собой. Генерал падает на пол, Сомов несется по коридору, расталкивает встречных военных.
И возле самой двери, когда, казалось, еще секунда и Сомов будет на свободе, какой-то маленький офицерик вытянул мысок, Сомов споткнулся и растянулся на полу. На него бросились сразу несколько человек, скрутили руки, подняли бьют кулаками в лицо, рвут френч, дергают за волосы. Унгерн протолкался сквозь толпу, смотрит, как избивают Сомова, жадно глядит ему в глаза, наблюдает за тем, как ведет себя Сомов.
Стоп, медленно говорит он, побежденный враг уже не враг, отведите его ко мне.
Унгерн сидит в кресле напротив Сомова. Руки Сомова в наручниках. На столике перед Унгерном зеленый чай. Унгерн наливает чай в маленькие фарфоровые чашки.
Угощайтесь, предлагает он Сомову, чаек отменно хорош.
Благодарю, Сомов кивнул на свои связанные руки, но я пока еще не овладел тайной циркового мастерства.
Я вас сам угощу, сам
Унгерн сел на краешек кресла, совсем рядом с Сомовым, поднес к его рту чашечку, подождал, пока Сомов сделал несколько глотков, участливо глядя на него.
Не горяч?
Нет Вполне
Как вы нелепо попались-то, а?
Не говорите
Не ждали Балакирева?
Почему? Ждал
Будем в открытую или придумали себе историю?
А вы как думаете? Мне интересен, в общем-то, ваш опыт. Как бы вы поступили?
Вы с моим досье знакомы?
У вас занятное досье. Мы в Берлине им интересовались.
Хотите выдать себя за агента Берлина? спросил по-немецки Унгерн.
А почему бы нет, тоже по-немецки ответил Сомов. Почему нет.
Концы с концами не сходятся. Я не Берлину интересен, я интересен Москве. Политический деятель интересен только тому, кому он угрожает. Еще чаю?
С удовольствием.
Прошу вас. Выпейте, а я буду говорить. Хорошо? Так вот, милейший мой, спасти вас может только одно: ваша работа как двойного агента.
Я в эти игры не играю, барон.
Салтыкова-Щедрина знаете?
Я его люблю.
Так вот, по Салтыкову русский народ все сожрет, только б не на лопате Ради идеи можно погибать, но во имя этого народа, право, смешно. Я обращаюсь к вашему разуму интеллигента. Чем страшнее народ, тем тоньше интеллигенция в этом народе. Правда за мной, дружище, правда за моей позицией: поверьте, это выстрадано. Я сделаю страну, в которой миллион элиты будет подтвержден ста миллионами концлагерных рабочих. И этот миллион элиты принесет в мир новый Рим и новые Афины, новое Возрождение, новый Ренессанс. Я отдам часть будущего сияния, которым благородный мир окружит мою элиту тем, кто подтверждал работу мысли работой рук в концентрационных лагерях. Следовательно, вся нация будет осиянна, вся. Это моя мечта, я живу мечтой, но не честолюбием. А долг интеллигента поддержать мечтателя. Ну как? А в довершение ко всему вы храбрый солдат, я ценю храбрость в интеллигенте, это редчайшее качество. Поэтому я предлагаю вам должность начальника моей политической разведки.