Лишь украдкой - Александр Иванович Власов 2 стр.

Чуть улыбается с портрета
Певица редкой теплоты.
Звезда хранила тайну света,
Хранила тайну красоты.

Вершили суд иные строго,
Но суд их истинен едва ль;
Она цветов объяла много,
Сложила жатву на рояль.

А запоздалому тюльпану
Виднеться выпало при ней,
Что помнить я не перестану
Душеспасительно поздней.

Мне забыть об охлаждении,
Мне светиться, не скорбя:
Я признался в сновидении,
Что люблю тебя.

Ты стоишь очарование!
Ты ступаешь я дрожу!
Но, тая переживание,
С головой дружу.

Что лишь юным извинительно,
Что потеряно давно,
В сновидении пленительно,
Наяву смешно.

Руку лилейную тронуть однажды
Пало кому-то наградой тоски.
Вот оно, счастье, достойное жажды,
Царственной вашей коснуться руки!

Имя счастливцу вы дали впервые
Дали как будто хмельное питьё!
Прятала фея глаза роковые,
Встарь отвергая безумство моё.

Сон увидал я, где фея с улыбкой,
Трепетно рдея, прильнула ко мне.
Светел я в путах иллюзии зыбкой
Любящей вас я дознался во сне!

Плакучие берёзы быстро вяли,
Какая-то давно была раздета
А флоксы нас и видом удивляли,
И временем отрадного расцвета.

Соцветия прельщали невозможно,
В них общее с отдельной парой было:
Что полностью по духу безнадёжно
В её глазах ещё не сплошь уныло.

Волшебные персты, своё лелея,
Волнующе держали в тихой власти.
Ко сну звала плакучая аллея,
А флоксы всё влекли к интимной страсти.

Кто вещает о муке тщеты,
Кто о новой красе бытия.
Не ко светлым относишься ты,
Но не сумрачен я.

Недовольно томятся на дне
Существа без мечты голубой.
Ты не молвишь отрадного мне,
Но отрадно с тобой.

Кто не терпит иной правоты,
Тех едва лишь и сам я терплю.
Неприветливо держишься ты,
Но тебя я люблю.

Подвластны рассудку светильники ночи,
Погаснут они при светоче дня;
Безумного жара не выразят очи,
В открытой среде смиренство храня.

Восторги ночные душе всё невнятней,
По воле дождя тоскливо порой.
Довольны голубки сухой голубятней,
Горюет одна на кровле сырой.

Несобранно сидя на мятой постели,
При тихой свече горюешь и ты.
Распались устои, подобно скудели,
И ценностей нет, и жалки мечты.

Пышнокудрой, влекуще красивой
Дорогая виднеется мне,
Хлопоча на веранде тоскливой,
При вечернем огне.

Вызывать я в ней радость умею,
Поцелуй мне даруется вдруг;
А привлечь её жарче посмею
Ускользает из рук.

Утешаюсь я в миги тугие,
Что близка мне душой хоть одна,
Что меняют обычай другие
Не меняет она.

Меж нами имелись обычные речи,
Но высмотрел я чрезвычайное:
В едва повернувшей ко спутнику плечи
Мерцало желание тайное!

Подумал я сухо: какое мне дело
До сферы чужого желания,
Что бьётся бескрыло, гнездится несмело,
Не стоит и мига внимания?

Хочу удалиться дорогой своею
Но говор её продолжается.
Тогда приглашаю ко столику фею
Впервые на зов откликается!

В половодье волос и в ночной пелене
Покоряет она, как русалка почти,
И когда б я дерзнул угодить ей вполне,
То заветной тропой отказался б идти.

Никогда подобру не отпустит она,
Затруднительно мне возле двери любой:
Говоря напрямик и лукавя сполна,
Занимаюсь я с ней сумасшедшей борьбой.

То коснётся меня позолота кудрей,
То расплещется вдруг у неё по лицу
Не берусь я мечтать о судьбе лебедей,
Неразлучной четой дорогих озерцу.

Закатная риза дана бездорожью,
Родятся светила в лазурном эфире.
Ты молвишь устало, с таинственной дрожью,
Что двое мы в мире.

Твои одногодки счастливей едва ли:
Не хватит их искры на пламя живое
Дай выйти из дебрей, где бесы взыграли,
Где, к счастью, мы двое.

Твоё постоянство похожего шире,
Твоё восхищает оттенками чуда.
Но счастье теряют, и счастье, что в мире
Мы двое покуда.

Закатная риза дана бездорожью,
Родятся светила в лазурном эфире.
Ты молвишь устало, с таинственной дрожью,
Что двое мы в мире.

Твои одногодки счастливей едва ли:
Не хватит их искры на пламя живое
Дай выйти из дебрей, где бесы взыграли,
Где, к счастью, мы двое.

Твоё постоянство похожего шире,
Твоё восхищает оттенками чуда.
Но счастье теряют, и счастье, что в мире
Мы двое покуда.

Средь ясной весны фиалки в саду
Не пали во прах от снежного шквала
Слабейшие те стерпели беду,
Что грубой рукой других убивала.

Расчёты держа порой взаперти,
Внимая душе, пророчащей втайне,
Мы сносим и то, что трудно снести,
Хоть кожей своей чувствительны крайне.

За помощью звёзд и личности все
Счастливо творят, осанисто, смело;
Сияют они в активной красе,
Где, мнится, кругом их ад, а не дело.

Весна воспитала фиалки в саду,
Но что-то вернуло холодное царство;
Цветы претерпели большую беду,
Большое коварство.

Мы тоже вдохнули минутный дурман
И чуждого скоро нашли в одноверце.
Не дело, не слово повергло в обман,
А мягкое сердце.

Не время фиалкам и нашей мечте.
Кто жизнь усложняет, очнётся в накладе:
Раздвоенной жизни прийти к остроте,
Как цельной к отраде.

В любви легко лишиться почвы нам
И двинуться на диво по волнам.
От берега потребно отойти,
Чтоб общее пристанище найти.

С молитвами найдёт его любовь
И здравый смысл иметь ей можно вновь,
А водами идя, чуждаться дум
И веру сохранять уместно двум.

От веры здесь отделаться нельзя
Пугающей становится стезя,
На твердь из вод обратно рвёмся мы,
Приемля то, что ведают умы.

Как будто столетье не видел я феи,
Мечты золотые прошли без возврата,
Но вновь я втянулся в большие затеи
Волнующей скупо вином аромата.

Всегда впечатляет её появленье,
Её руководство по духу прекрасно;
Блажен я, что в деле её оживленье
С моим интересом отчасти согласно.

Цветущ я, наверно, сегодня воочью,
Сегодня себя я прощаю нетрудно;
Близ утлой церквушки рождественской ночью
Во мне светозарно, в округе безлюдно.

Ты мамы держалась, одна к ней припав,
Одна средь веселья ты слёзы хранила,
А мама бранила несчастный твой нрав,
Ужасно бранила.

Придя без костюма, не зная, где сесть,
Отрадней была ты звезды карнавала.
Повсюду удобства посредственным есть,
А лучшим опала.

Дышал я в опеке, почти часовой,
Речами скупыми, лишёнными силы;
Дышал я речами, что жалки с лихвой,
Но подлинно милы.

Запросами близки мы не вполне:
Желательней мне те места, что немы,
Безумной же в заветной глубине
Места, где шум от круга диадемы.

Сохранней жар и дух ясней во мне,
Зато она прельщает юной кожей;
Пусть осени плоды, цветы весне,
Цветы, любовь и девушке пригожей.

Претит ей всё, где правила в цене;
Где правила в уроне мне печально.
Но горести измен острей вдвойне,
Чем горести живущих идеально.

Тебе на пустоши таинственной
Желанней друг иного ряда,
Но чтоб явиться мог единственный,
Душа предшественнику рада.

Не зря ты ставишь угощение
Для гостя малодорогого:
Неледяное с ним общение
Залог общения другого.

Пока черёмуха добудется,
Найдётся верба многократно;
Моё вторжение забудется,
Моё беспутство благодатно.

Поющий сердцу соловей,
На вышине гнездо не вей!
Благим опасна вышина:
Даётся ястребам она.

Блюсти пристало соловью
Средину узкую свою;
Богатство щедрое её
Прельстит и нищее чутьё.

Господствуй в песне, соловей!
Ты благородство даришь ей,
Тебе желанна красота
А к ней бесстрастна высота.