Нет никого лучше тебя. Пять петербургских поэтов о любви - Коллектив авторов 2 стр.

Вчера закончилось,
Я вынырнул наружу.
А тут весенний дождь и шум машин.
Перешагнул одну, другую лужу
И будто бы не жил.
Все время что-то делал. Суета.
А ветер дует так же там на пляже,
И сосны те же, только выше, скажешь,
И дети выше, и такая красота

Во сне за облаком
И на крыльце за снегом
Фонарь роняет дрожь,
Все неподвижно.
Ты один живешь.
И тихо.
Ветки вдалеке темны.
Вдруг голоса пустое.
И снова голоса внутри,
Величие простое.
Не говори.
Не жди, не бойся.
Не проси остаться
с тобой.
Не будет так, как хочешь.
Ведь дело не в телах.
Они слабы от века.
Дело выше.
В законе нефизическом, таком
Законе, который просто соблюдаешь сам.
Нипочему. Ни потому. А так.

я должен кого-то любить,
я без любви не могу
ничего, даже малости, даже ручья.
ни слезинки, ни вдоха.
только порох мгновений
струится, как дым,
наша бедная духом эпоха
вроде чертополоха под ним.

ни читать, ни писать,
только выжать строку из ручья,
вот создать бы ручей,
я бы горя не знал на его берегу,
а теперь я ничей,
все время куда-то бегу,
все стремлюсь и пытаюсь,
и нет мне покоя и воли

Если завтра рак или гангрена,
Все останется, как было, в мире этом:
Все полотна, что живут нетленно,
Все поэты в прошлом или где-то.
Все стихи, что блоки написали,
Кузнецовские сухие степи,
Кони рыцарские в эрмитажном зале
И внезапно выросшие дети.

Только нас не будет под луною
Совершив свой путь крестообразно,
Мы сольемся с бурною рекою
Или с приглашением на казни

Мы проскачем по полям незримо,
Белых туч коснемся так легко мы,
Будто стали словно херувимы,
Словно с самим Боженькой знакомы

Мне так печально в этот вечер
И одиноко под дождем
Один футбол но он не лечит,
Нет никакого толка в нем.

А ты ты так недостижима,
Ты так надежно далека,
Как напряженная пружина
Внутри взведенного курка.

Ты так, как звезды надо мною,
Ты как далекий темный лес,
Что так тоскливо воет-воет
Про то, что я остался без

Я без Я за! Я за! Но только
Один лишь лес вдали шумит,
Как будто в нем княгиня Ольга
За мужа мстит, и мстит, и мстит

еще одна неделя
прошла и больше нету
ни лета не летели
пушинки с парапета

нигде мне не приснится
родимый чудный город
сверкает на реснице
сверкает скоро сорок

сверкает как рубином
сверкает не прольется
встречает рано утром
и нет не улыбнется

нисколько не осудит
нисколько ни пригреет
лишь косточки на блюде
и темный шум аллеи

Ко всему привыкаешь в тарелке трамвайной,
Переменчивый ветер проведет по плечу
И уносится прочь, как незримый, случайный
Поцелуй невзначай, налету, навесу.

Здесь сечение дней так похоже на осень,
Здесь всегда сорок лет, и туман, и туман
В поле тает так медленно, словно бы просит
Просит, тает и тает, как белый туман.

ни читать, ни писать
это вновь подступает ко мне
это вновь начинается тихий прилив бытия
ты когда-то шептала мне, да, я навеки твоя
но «навеки» так долго не может
жить только в одном человеке
навеки нельзя
можно на год, скорее, на месяц, на час
можно по-всякому
как же унять эту боль?
не глаголь мою душу, прошу тебя
больше ее не глаголь!
Она только проснулась, она как цветок
распустилась и дышит вином и хлебом
а я не давал ей свободы и ветра, любви не давал
прорастать

Незримо был он сердцу мил,
Сидел в ряду своем далеком.
Из-под ресниц
Что было сил
Сверкает взгляд
И бьет, как током.
Пронзает театральну мглу,
Пронзает сердце мне клиночно.
Я грежу, я сейчас умру!
Реально здесь, сейчас, воочью.
Кто звал его в этот партер?
Какая сила роковая
Такого дьявола из недр
Достала, недра раздвигая?

Зачем пришел он в этот час?
Зачем смутил покой и волю?
Как будто снова трубный глас
Раздался в небе надо мною.
И в свете утренней звезды,
И в свете спальни с ночниками
Теперь лишь демона черты
Мерещатся в оконной раме.

Мне так печально в этот вечер
И одиноко под дождем
Один футбол но он не лечит,
Нет никакого толка в нем.

А ты ты так недостижима,
Ты так надежно далека,
Как напряженная пружина
Внутри взведенного курка.

Ты так, как звезды надо мною,
Ты как далекий темный лес,
Что так тоскливо воет-воет
Про то, что я остался без

Я без Я за! Я за! Но только
Один лишь лес вдали шумит,
Как будто в нем княгиня Ольга
За мужа мстит, и мстит, и мстит

еще одна неделя
прошла и больше нету
ни лета не летели
пушинки с парапета

нигде мне не приснится
родимый чудный город
сверкает на реснице
сверкает скоро сорок

сверкает как рубином
сверкает не прольется
встречает рано утром
и нет не улыбнется

нисколько не осудит
нисколько ни пригреет
лишь косточки на блюде
и темный шум аллеи

Ко всему привыкаешь в тарелке трамвайной,
Переменчивый ветер проведет по плечу
И уносится прочь, как незримый, случайный
Поцелуй невзначай, налету, навесу.

Здесь сечение дней так похоже на осень,
Здесь всегда сорок лет, и туман, и туман
В поле тает так медленно, словно бы просит
Просит, тает и тает, как белый туман.

ни читать, ни писать
это вновь подступает ко мне
это вновь начинается тихий прилив бытия
ты когда-то шептала мне, да, я навеки твоя
но «навеки» так долго не может
жить только в одном человеке
навеки нельзя
можно на год, скорее, на месяц, на час
можно по-всякому
как же унять эту боль?
не глаголь мою душу, прошу тебя
больше ее не глаголь!
Она только проснулась, она как цветок
распустилась и дышит вином и хлебом
а я не давал ей свободы и ветра, любви не давал
прорастать

Незримо был он сердцу мил,
Сидел в ряду своем далеком.
Из-под ресниц
Что было сил
Сверкает взгляд
И бьет, как током.
Пронзает театральну мглу,
Пронзает сердце мне клиночно.
Я грежу, я сейчас умру!
Реально здесь, сейчас, воочью.
Кто звал его в этот партер?
Какая сила роковая
Такого дьявола из недр
Достала, недра раздвигая?

Зачем пришел он в этот час?
Зачем смутил покой и волю?
Как будто снова трубный глас
Раздался в небе надо мною.
И в свете утренней звезды,
И в свете спальни с ночниками
Теперь лишь демона черты
Мерещатся в оконной раме.

В тишине, как во сне.
Дерева говорят под ветром.
Гладь воды, лик луны,
Я родился не диким вепрем
В чаще темной, в глухом лесу,
Но, как видно, клыки несу.

Я родился мальчиком белым,
Как батон слюдяного хлеба,
И полвека все что-то делал
Из поленышка в человека.

Из-под ледной холодной толщи
Окуней и ершей и даже
Леонардо в Краковской Польше
Горностаевые плюмажи.

Деревянные ручки-ножки,
На холстине сверчок и лик твой,
Не какой-нибудь Матки Бозки,
Драгоценной и ясноликой,

А туманной, как мост Редона,
Модильяни, как деревянной,
Как Ван Гога, Лаокоона,
На оконце за свечкой странной.
Как в гуцульском краю, где сосны
Между гор вереницей троллей,
Я встречал тебя очень взрослой,
Полной очень нездешней боли.
И она в меня жизнь вдохнула,
Полетела, перевернула
И с тех пор человечек ходит,
Словно Голем в огромном граде.

Мы с тобой в этом граде были,
Словно ангелы золотые,
Словно капли межзвездной пыли,
Молодые и золотые.

Сквозь окошко ту песню спой мне,
Той дорожкой железной двинься.