Возле Чистых прудов - Сергей Владимирович Киреев 7 стр.

И вот она пришла, заря свободы.
Я снова здесь по бизнесу, один.
Залив, туман, прохлада, пароходы.
И мент с усами умный, как дельфин.

Я при деньгах толкаюсь в райских гущах,
В густых сетях сезонных распродаж!
Чесотка, дрожь в ладонях загребущих.
Иду на «вы», на штурм, на абордаж!

Для жены любимой, для опоры и надежи,
Я за тыщу долларов сюрприз хочу купить
Что-нибудь на молниях, из меха ли, из кожи,
Чтоб его до старости носить ей не сносить!

Вижу красным бархатом обитые ступени,
Тварь меня кудрявая куда-то волокет,
В зал заводит за руку, а там стриптиз на сцене,
Бабы пляшут, скачут вот такой вот переплет!

Они передо мной, как заводные,
Напересменку бюстами трясут,
Нормальные, веселые, простые
Девчата без заскоков и причуд!

Я пиво пил, я вилкой тыкал рака,
Я чью-то руку стряхивал с плеча,
И образ выплывал из полумрака
Родного Тимофея Кузьмича!

Ах, как фигурировала рыжая красавица!
Я гляжу поддатая, кричу: «Ну, ты даешь!
Ханку жри поменьше, и копыта не отвалятся,
Тоже мне, халтурщики, культуры ни на грош!»

И она бегом ко мне: «Откуда, мол, и кто ты?
Из России? Знаю, там сугробы, там Сибирь,
Там медведей ловят мужики-мордовороты,
В общем, я люблю тебя, красавец, богатырь!»

Вот мне под нос суют сухие вина:
«Ну что, бокал для дамы? Сей момент!»
Кузьмич учил, но я забыл, дубина,
От пьянства проглотить медикамент!

Официант не баловал закуской,
Но подливал, скотина, во всю прыть:
«Ты русский человек или не русский?
Ну покажи, как ты умеешь пить!»

Рыжая в антракте тихой сапой, левым бортом
Подгребала, щурилась: «Смотри, я вся горю!
Мы поладим, сделай мне мороженого с тортом!
Ну давай, давай, давай, давай еще по стопарю!»

Я от горьких думушек отмахивался кепкой,
Я на всех шампанского поставил сгоряча,
Но во мраке мозга, в мозжечке жила зацепка
Незабвенный образ Тимофея Кузьмича!

Он говорил: «Свобода это здорово,
Но вы же, братцы, валенки на вид!
Да здесь любая ушлая оторва
Вас в ноль секунд по киру охмурит!»

Я понимал, собравшись с силой духа:
Хотят споить, но чтоб не наповал!
Мне рыжая крутила мочку уха,
А бармен ей подмаргивал, кивал.

Он губищи скручивал в недобрую ухмылку,
Я сидел у стойки, как на иглах, на углях,
Наконец додумался: «Почем у вас бутылка?»
«Двести!» «В чем, простите?»
«Уж наверно не в рублях!»

Мне как будто трактором наехали на спину,
Раскрутили, сволочи, шутя, как пацана!
Зелень контрабандную, зашитую в штанину,
Я им честно отдал, не осталось ни хрена!

Я взят врагом, сражен по всей науке!
Чувак за стойкой строг и величав.
Они меня нагрели на три штуки,
Кислятиной шипучей накачав!

Капкан, петля, бермудский треугольник!
И по коврам ступая, как по льду,
Я им на чай швырнул последний стольник:
«Знай наших, падлы, я еще приду!»

Я неделю целую почти что не питался,
Рейса ждал обратного под сень родных рябин,
С алкашами, с пьянью на окраинах вращался,
Залезал на пальму: «Эй, Россия, я твой сын!»

Вот супруга с тещею пасут меня, встречают:
«Где подарки?» «Нету»  по спине мурашки, дрожь.
«Ну чего, как съездил?»
«Все нормально,  отвечаю,
Город Сан-Франциско удивительно хорош!»

Прошла весна, и лето пролетело.
С двумя братья́ми еду на Бродвей.
Четвертый нами взят для пользы дела
С Петровки скромный труженик, старлей,

Чтоб нас берег от нечисти поганой,
Чтоб в рог трубил про шухер и аврал,
Чтоб днем и ночью честно, без обмана
Из-за куста за нами наблюдал!

Я в кафе после смены считала рубли,
Он на «газике» ехал по трассе.
И свистел соловей, и сирени цвели
В день, когда я ему отдалася!

И рябило в глазах от тюльпанов и роз.
Он меня, продавщицу простую,
Полюбил всей душой и в Москву перевез
На Вторую Тверскую-Ямскую.

Он там жил, как умел, с неба звезд не хватал
И с судьбой не вступал в перепалку,
Он тянул свою лямку металл продавал
Худо-бедно, ни шатко ни валко.

Он однажды лежал на перинах без сил,
По спине меня лапою гладя,
Когда в черных очках в нашу дверь позвонил
Его родич, двоюродный дядя

Тот, что с ходу врага разнесет в пух и прах,
Он большая и важная шишка,
Он резервы страны на секретных складах
Сторожит с автоматом под мышкой!

Он бумаги нам дал: «Все нормально, братан,
Роспись-подпись, лицензия, квота.
Сделай дело, Санек, и себе на карман
Полпроцента возьми с оборота!»

Сашка рожу расправил, расцвел, просиял,
Невзирая на нервные тики,
Он сурьму и свинец на комиссию взял,
И люминий, и кобаль, и никель!

Словно счастье само к нам пришло пировать:
Мы на марше, на светлой дороге!
Сашка в Лондон поехал металл продавать,
И меня прихватил для подмоги.

Мы от трапа до биржи пешком добрались,
Чтобы денег заначить на кашу.
Он все продал «на раз», и деньжищ завались,
И в отеле три номера наши!

Сашка мозг подключил: «Ты послушай, Марусь,
Все за нас. Мы придержим добычу
Я на ценных бумагах волчком крутанусь
И навар в двести раз увеличу».

Он ушанку свою заломил набекрень
И при помощи тонкого нюха
В курсы акций, в какую-то хрень-дребедень
Миллионы казенные вбухал!

Вот неделя прошла, и вторая идет,
Я не верю глазам Сашка в плюсе!
Он мне утром наливку в постель подает:
«Ну чего? Гутен морген, Маруся!»

Мы сидим у камина, стучим в домино.
Мне достался шестерочный дупель.
Все шикарное здесь и хрусталь, и вино,
И моллюски, и устрицы в супе!

У меня от фужера на пальце мозоль,
Сашка бровь мне щекочет губою:
«Ты моя королева, а я твой король,
Мы начальники жизни с тобою!»

Вон лакей в панталонах, изящный, как граф,
Перед нами на цирлах елозит,
Он нам русскую кухню с букетом приправ
На колесиках в номер привозит.

И «Зубровка» в стаканы рекою лилась,
И с намазанным хреном на рыле
На серебряном блюде лежал, развалясь,
Поросенок, зажаренный в гриле!

Но уже за окошком злодейка-судьба
Нож точила всерьез, не для виду,
И вдали водосточная выла труба,
Словно пела по нам панихиду!

И в то самое утро, когда мы в лапту,
В волейбол в наших «люксах» играли,
Он газету прочел и глядит в пустоту
В трансе, в «штопоре», в полном провале.

И сквозняк, как стервятник, носился спьяна,
Лез за шиворот, зол и задирист,
И очнулся Санек: «Все, Маруся, хана,
Наши акции в пыль превратились!

Ох, мне тыкву с резьбы снимет родина-мать,
То бишь маковку на хрен открутит:
Сорок восемь «лимонов» (откуда их взять?)
Я ей должен в зеленой валюте!»

Зайчик солнечный в рюмках крутился, подлец,
И веселые бегали блики,
Будто все там светилось и медь, и свинец,
И люминий, и кобаль, и никель!

И трамвай за окном одинокий визжал,
И к заутрене в колокол били,
И, казалось, смеялся, взахлеб хохотал
Поросенок, зажаренный в гриле!

«Резко вздрогнули, Маня, полундра, аврал!»
Мне Санек прохрипел в перепонку,
Он манатки мои в чемодан покидал
И свистит, вон, тревожно и звонко.

Я вцепилась в диван изо всех своих сил,
Он мне руки скрутил: «Я хозяин!»
И меня, как бревно, по коврам покатил:
«Шутки в сторону, Маня, линяем!»

Мы по «черным» ходам наугад, по прямой
Рвали когти, зверея от пыли,
Мы средь громов и молний под мутной луной
На моторке Ла-Манш переплыли!

Мы, как воры, в бегах, мы до ручки уже
С ним дошли, до последнего края!
Я в Багдаде хожу втихаря в парандже,
Он метлою мечеть убирает.

В расшибалку, в пристенок, в «очко» и в «буру»
Сашка режется с местной шпаною.
Он от радости скачет, как зверь кенгуру,
Я в подушку по-тихому вою!

У меня от жары, от хлопот и забот
«Крыша» едет конкретно, вчистую!
Я тайком по ночам шью ковер-самолет,
Пусть он в город родной нас двоих унесет
На Вторую Тверскую-Ямскую

Я в кафе после смены считала рубли,
Он на «газике» ехал по трассе.
И свистел соловей, и сирени цвели
В день, когда я ему отдалася!

И рябило в глазах от тюльпанов и роз.
Он меня, продавщицу простую,
Полюбил всей душой и в Москву перевез
На Вторую Тверскую-Ямскую.

Он там жил, как умел, с неба звезд не хватал
И с судьбой не вступал в перепалку,
Он тянул свою лямку металл продавал
Худо-бедно, ни шатко ни валко.

Он однажды лежал на перинах без сил,
По спине меня лапою гладя,
Когда в черных очках в нашу дверь позвонил
Его родич, двоюродный дядя

Тот, что с ходу врага разнесет в пух и прах,
Он большая и важная шишка,
Он резервы страны на секретных складах
Сторожит с автоматом под мышкой!

Он бумаги нам дал: «Все нормально, братан,
Роспись-подпись, лицензия, квота.
Сделай дело, Санек, и себе на карман
Полпроцента возьми с оборота!»

Сашка рожу расправил, расцвел, просиял,
Невзирая на нервные тики,
Он сурьму и свинец на комиссию взял,
И люминий, и кобаль, и никель!

Словно счастье само к нам пришло пировать:
Мы на марше, на светлой дороге!
Сашка в Лондон поехал металл продавать,
И меня прихватил для подмоги.

Мы от трапа до биржи пешком добрались,
Чтобы денег заначить на кашу.
Он все продал «на раз», и деньжищ завались,
И в отеле три номера наши!

Сашка мозг подключил: «Ты послушай, Марусь,
Все за нас. Мы придержим добычу
Я на ценных бумагах волчком крутанусь
И навар в двести раз увеличу».

Он ушанку свою заломил набекрень
И при помощи тонкого нюха
В курсы акций, в какую-то хрень-дребедень
Миллионы казенные вбухал!

Вот неделя прошла, и вторая идет,
Я не верю глазам Сашка в плюсе!
Он мне утром наливку в постель подает:
«Ну чего? Гутен морген, Маруся!»

Мы сидим у камина, стучим в домино.
Мне достался шестерочный дупель.
Все шикарное здесь и хрусталь, и вино,
И моллюски, и устрицы в супе!

У меня от фужера на пальце мозоль,
Сашка бровь мне щекочет губою:
«Ты моя королева, а я твой король,
Мы начальники жизни с тобою!»

Вон лакей в панталонах, изящный, как граф,
Перед нами на цирлах елозит,
Он нам русскую кухню с букетом приправ
На колесиках в номер привозит.

И «Зубровка» в стаканы рекою лилась,
И с намазанным хреном на рыле
На серебряном блюде лежал, развалясь,
Поросенок, зажаренный в гриле!

Но уже за окошком злодейка-судьба
Нож точила всерьез, не для виду,
И вдали водосточная выла труба,
Словно пела по нам панихиду!

И в то самое утро, когда мы в лапту,
В волейбол в наших «люксах» играли,
Он газету прочел и глядит в пустоту
В трансе, в «штопоре», в полном провале.

И сквозняк, как стервятник, носился спьяна,
Лез за шиворот, зол и задирист,
И очнулся Санек: «Все, Маруся, хана,
Наши акции в пыль превратились!

Ох, мне тыкву с резьбы снимет родина-мать,
То бишь маковку на хрен открутит:
Сорок восемь «лимонов» (откуда их взять?)
Я ей должен в зеленой валюте!»

Зайчик солнечный в рюмках крутился, подлец,
И веселые бегали блики,
Будто все там светилось и медь, и свинец,
И люминий, и кобаль, и никель!

И трамвай за окном одинокий визжал,
И к заутрене в колокол били,
И, казалось, смеялся, взахлеб хохотал
Поросенок, зажаренный в гриле!

«Резко вздрогнули, Маня, полундра, аврал!»
Мне Санек прохрипел в перепонку,
Он манатки мои в чемодан покидал
И свистит, вон, тревожно и звонко.

Я вцепилась в диван изо всех своих сил,
Он мне руки скрутил: «Я хозяин!»
И меня, как бревно, по коврам покатил:
«Шутки в сторону, Маня, линяем!»

Мы по «черным» ходам наугад, по прямой
Рвали когти, зверея от пыли,
Мы средь громов и молний под мутной луной
На моторке Ла-Манш переплыли!

Мы, как воры, в бегах, мы до ручки уже
С ним дошли, до последнего края!
Я в Багдаде хожу втихаря в парандже,
Он метлою мечеть убирает.

В расшибалку, в пристенок, в «очко» и в «буру»
Сашка режется с местной шпаною.
Он от радости скачет, как зверь кенгуру,
Я в подушку по-тихому вою!

У меня от жары, от хлопот и забот
«Крыша» едет конкретно, вчистую!
Я тайком по ночам шью ковер-самолет,
Пусть он в город родной нас двоих унесет
На Вторую Тверскую-Ямскую