*
Я вижу его такого лохматого и хмурого, скукожившегося на деревянной скамье перед маленьким окошком, он похож на настоящего медвежонка.
Ты, кто? удивленно спрашиваю я.
Медведь, насупившись, отвечает он.
А я, даже не успеваю удивиться, как меня снова вытаскивают наверх, и мир весь сжимается как спираль, оттаскивая меня назад.
3. Старое кладбище
Старое кладбище раскинулось на опушке у самой кромки мрачноватой тайги. Кажется, раньше оно было огорожено, но забор давно повалился, осталась только ветхая деревянная арка из окаменевших дубовых плах, сквозь которую мы и прошли, попав из мира живых в мир мертвых.
Ленка говорит, что это кладбище уже давно заброшено. И это действительно так Земля на большинстве могил уже просела, деревянные кресты превратились в труху, а сквозь ржавые оградки проросли большие деревья. Некоторые деревья повалило ветрами или они рухнули от морозов, прямо на могилы, руша человеческие надгробия.
Серый рассказывает, что в этом месте на кладбищенской окраине, в прошлом веке хоронили умерших заключённых с многочисленных окрестных лагерей. Их до сих пор здесь достаточно много, и зеков и лагерей. Поэтому если бабушка узнает, что мы ходили так далеко одни, то обязательно нас убьет. Хотя потом конечно, будет сильно расстроена, и возможно, даже будет плакать.
Большинство сохранившихся надгробий каменные. Вот два серых ангела держат цветочный венок, заросшая мхом щербатая мраморная плита, на которой в зелени меди виден лик волка.
Я подхожу поближе, присаживаюсь затаив дыхание.
У-у-у, хватает меня за плечи сзади Серый.
Ты идиот! я падаю на колени перед этой надгробной плитой.
Подходит Ленка, помогая мне подняться:
Это купцы тут наши похоронены, те, что еще до революции жили, богатеи страшные, пушниной торговали, корабельные верфи держали, говорят до самого ледового моря ходили.
Кто говорит? спрашиваю недоверчиво я.
Ну, батюшка говорит из церквы Иоанна Богослова, которую, пленные шведы строили, вздыхает Ленка.
Какие такие тут могут быть пленные шведы, я улыбаюсь.
А Ленка обижается на мое недоверие к ее авторитету:
Ну и дурак, неученый, их сюда Петр 1 сослал, после того как под Полтавой ихнего Карла разбил.
Я лишь изумленно замолкаю, раньше я думал, что Ленка глупая как все девчонки, а она, оказывается, знает больше меня.
Хочешь, я тебе потом могилу купцов Юргановых покажу, она тоже красивая, идет на перемирие Ленка.
Мне хочется сказать: «как ты?», но лишь благодарно киваю.
А Сережа предлагает найти могилу восьмидесяти пяти великих войнов.
После Ленкиного рассказа про пленных шведов, я уже ничему не удивляюсь. Может быть, здесь действительно были такие.
Были, соглашается Ленка. Как будто отвечая на еще не заданный мною вопрос. Только их у часовни нужно искать, в другой стороне.
Расскажи, прошу я.
Ленка какое то время вредничает, крутя хитрым веснушчатым носом. А потом, решается на историю.
Ну, это, я не все помню
Рассказывай, молим мы на пару с Сережкой.
В общем, это было очень очень давно, Ленка дует на непослушную челку, которая лезет ей в глаза подталкиваемая неизвестно откуда взявшимся шаловливым ветром. Тогда в одну из очень холодных зим к нашему городу подступили враги, ногайский хан вел войско в три сотни могучих бойцов и готов был грабить и жечь, а наши собрали всего восемьдесят пять войнов. Восемьдесят пять героев решили встретить врага на льду замерзшей реки, перекрывавшей путь к городу, залегли в снега, их накрыло разыгравшейся вдруг метелью, а когда ногайская конница стала перебираться по льду, выскочили из снега и стали рубиться не на жизнь, а на смерть. Ленка замолчала, а мы с Сереньким замерли, боясь, что она остановится на самом интересном месте, и не будет из вредности рассказывать дальше. Но Ленка, смилостивилась, а может быть просто сама была увлечена своим повествованием. И вот, вздохнула она, когда пал последний из защитников города, закончилась метель. Из пришедших вместе с ногайским ханом войнов батыров осталось менее половины. И Хан решил не идти на город, в котором живут столь отважный воители, и повернул назад. А как только он сошел с речного льда вместе со своим войском, лед посреди реки треснул и вскрывшаяся река забрала тела всех погибших. Трудно пришлось горожанам без лучших мужей, был голод, не раз у стен города появлялись чужие лихие люди, и подвиг сих войнов был позабыт на сто лет. А когда через сто лет жители города вспомнив об этой великой битве, решили поставить часовню, посвятив ее своим защитникам, то уже не смогли вспомнить их имен, помнили только, сколько их было восемьдесят пять. И поэтому так и назвали часовню «85 воителей-защитников», поставив у этой часовни пустую плиту. Однако на утро после возложения, на плите чудесным образом появилось восемьдесят пять имен защитников города.
Брехня.
Сам ты брехня! Ленка показывает братишке язык. Зайка серенький скакал, и свой хвостик замарал, весело хохочет она. Потому что зайка обка.
Дурра! кричит Сережка.
А я верю, я люблю такие истории. Пытаюсь замирить этих взбалмошных родственников я. А есть здесь еще, что то такое же?
Ага, Ленка уворачивается от шишки, которой зафингалил в нее Сережка. Где то тут безымянная могила двадцати семи красноармейцев. Они с белыми бились, когда в город Колчак со своими пришел. Но где она, никто не знает. Памятник им в центре у сквера стоит, но под ним ничего, большие ребята говорили, упреждая мой вопрос, отвечает это белобрысое создание женского пола.
Жалко, я иду по заросшим тропкам меж старых могил, погруженный в рассказанную Ленкой историю, когда вдруг вижу висящий на одной из ветвей рябины самодельный лук. Все лето мечтал о таком, но у меня не получалось сделать.его самому. Он как настоящий: крепкий, резной, со специальной канавкой для того, чтобы класть стрелу, тетива кожаный шнур, такой же шнур намотан у оснований.
Чур мое, чур мое, радостно кричу я, хватая свою находку. Я первый нашел!!!
А Ленка с Сережкой непонятно надулись.
Этого нельзя, сказал первым Сережка.
Точно, нельзя, Ленка согласно кивнула.
Почему!? удивляюсь я.
Это не наше, Ленка поправила свою белокурую челку.
А чье!?
Мертвых, страшным голосом с завываньем смеется Сережка. Но глаза его совсем не смеются.
И что?! я вовсе не хочу расставаться со своей внезапной находкой.
Мертвые придут и заберут тебя вместе с этим самым луком, вполне серьезно отвечает Ленка.
И тут я побежал, думая, что никому не хочу его отдавать, не Ленке, не Сережки, не этим самым выдуманным ими мертвым.
Далеко уйти мне не удалось, запнулся о внезапно подставленный старым деревом корень, а дальше вспышка и бархатная тьма.
*
Мне пять лет, в Пермь приехал любимый дед, до сих пор помню его седые волосы, крупные черты лица, тихую успокаивающую улыбку и медленные уверенные движения, человека повидавшего за свою жизнь много. Я знаю, что он директор школы, где-то в далеком уральском городке, а раньше настоящий морской офицер, кавалер различных орденов и наград, побывавший на трех войнах.
Для меня он просто ДЕД, и я и иду вместе с ним по августовским лужам в шортах, цветастой майке и сандалиях, а он в сером потертом костюме, как большая скала, мы решили погулять по набережной Камы, и нам не страшна непогода, мелкий холодный дождь и то, что нет зонта.
Мы спускаемся в подземный переход, там таинственно темно и бесшумно, никого кроме нас двоих, и шаги какие-то по бесшумному глухие. А когда, поднимаемся наверх, вокруг огромный мир залитый ярким по цыплячьи желтым солнечным светом. Невдалеке, шумят большие деревья, с совершенно зеленой листвою, множество плакучих ив и цветущий жасмин, переплетение мощенных камнем дорожек и укутанная запахами соли и нагретого солнцем песка набережная. На лавочках улыбчивые старушки в огромных шляпах панамах, с такими же, как и я цветастыми мальчишками и девчонками, а самое главное, за чугунным парапетом плещется самое настоящее МОРЕ.
У, как я визжу от счастья. Выпускаю руку деда. Бегу туда, где теплые соленые волны и белый песок. Я трогаю волны руками как незнакомого, но симпатичного котенка, дую на белую пену, скинув сандалии, ношусь, обезумев в прибое, а когда вижу, что вода достаточно теплая, отпрашиваюсь у деда поплавать под его присмотром.
Мы никому не скажем, шепчет дед прикладывая палец к своим губам, на его запястье синий якорь, половина солнца в виде штурвала и крылатый змей
*
О, как болит моя голова. Дед, море. Лхматый мальчик, который сказал, что он Медведь. Я касаюсь своего затылка, на руке кровь. Кажется, я ударился о могильную плиту, когда бежал и запнулся о древесный корень, да еще был лук:
Где мой лук? спрашиваю я склонившегося надо мной круглолицего старика, одетого в засаленную телогрейку и точно такие же ватные штаны.
Хүүхэд, отвечает старик, щуря свои итак необычно узкие глаза цвета крепко заваренного чая, который местные называют чифирь.
Голова болит, жалобно шепчу я.
Чичас, чичас, будет хорош, круглолицый лысый старик в засаленной фуфайке, протягивает к моей голове свои ладони, похожие на корни деревьев, и начинает водить ими по кругу, что то шепча себе под нос.