Литературный оверлок. Выпуск 2/2019 - Саша Вебер, читать онлайн бесплатно (полностью)

Литературный оверлок
Выпуск 2/2019

Авторы: Сычиков Яков, Эйснер Татьяна, Наукин Антоний, Ганненко Антоний, Воскресная Николь, Колейчик Дмитрий, Леушев Николай, Луцков Анатолий, Молодцова Мария, Карпман Марина, Векшин Александр, Белов Глеб, Вебер Саша, Евсеенко Иван

Главный редактор, редактор-составитель Иван Иванович Евсеенко

Редактор прозы Яков Михайлович Сычиков

Художественный редактор Александра Будникова

от составителя

Иван Иванович Евсеенко-младший родился в 1970 году в городе Курске. Окончил Воронежское музыкальное училище по классу гобоя. Служил в армии в оркестре Военной академии имени М. В. Фрунзе. Долгое время занимался авторской песней. Учился в Литературном институте имени А. М. Горького. Публиковался в различных литературных журналах и альманахах России, Украины и дальнего зарубежья. Автор книг прозы. Член Союза писателей России. Редактор-составитель литературно-художественного альманаха «Литературный оверлок». Живет в Москве.

Давно смущает рьяное желание творческой братии второго и третьего эшелонов брать бабло за своё так называемое «творчество». Касается сие по большому счёту музыкантов, хотя замешаны в этом неблаговидном поползновении также художники и литераторы. Дело тут прежде всего в профессиональной недоподготовке «творца», иначе говоря, ремесленничестве, которое в силу лени и ряда иных необъяснимых причин освоено, мягко выражаясь, не в полной мере. То есть Чел, конечно, вместо десяти тривиальных аккордов выучил пятнадцать, взял пару-тройку уроков по вокалу и даже отличает доминантсептаккорд от параллельных квинт и кварт! Но этого явно недостаточно для того, чтобы заявить устроителю концерта, что «меньше чем за пятёру я выступать не буду». И вот почему! В любом захудалом урюпинском музыкальном колледже мальчики и девочки занимаются на различных инструментах по три-четыре часа в день, шлифуя сонаты и концерты, скажем, Генделя, и, поверьте, в силу жестокой самоэкзекуции играют уж куда более профессионально, чем доморощенные говнорокеры. Но, увы, они даже не промышляют о том, что наработанное можно как-то преобразовать и продавать. Ведь скорее всего их участь унылый препод ДМШ спального района родного города.

С писателями и особенно поэтами, вообще, худо! Мне еженедельно приходят сообщения в ВК купить сборник «гениальных стихов» «гениального автора». Причём ещё добавляют, что я могу не успеть это сделать, так как осталось, например, всего двадцать пять экземпляров. О стихах подобных и говорить лень. В основном это подростковые переживания о неразделенной любви, сдобренные отборным матом, построенные на патологическом самокопании и самобичевании. Или же это поэтессы постбальзаковского возраста со «светлыми» стихами о ушедшей любви, где «эта самая любовь будоражит кровь, а розы вянут в затяжные морозы». Хотя к последним (не к розам) я отношусь весьма снисходительно. Ведь старших нужно уважать! Есть еще род поэтов, который вводит меня в непреодолимую стойкую депрессию это взрослые мужчины с проседью, упорно пишущие о Родине и неуёмной любви к ней. Пишущие, разумеется, плохо. В их многострофных опусах, как правило, присутствуют бескрайние поля, голубые небеса, рощи девок-берез, богатырей-дубов, красавиц-сосен, которые беспричинно, наяву и во сне, непрестанно радуют авторов. Все было бы ничего, если бы не язык на котором все это пишется: штампованные рифмы, травмирующие психику изъезженные метафоры Ведь все вышеупомянутые красоты природы, только на несколько порядков лучше и глубже описаны и прописаны классиками отечественной поэзии. И уж если мне захочется почитать чего-то такого русского, патриотичного, то открою Тютчева, Бунина, Фета, Есенина Зачем повторяться-то?! Живописцы, мать их за ногу, везде где ни попадя норовят устроить выставки-продажи своих полотен, написанных скорее всего путем макания члена в акрил с последующей процедурой его прикладывания к дорогому загрунтованному холсту. И всё это видимо для того дабы оставить-таки свой неповторимый след в искусстве Самое же забавное, что находятся люди, которые с интересом все это рассматривают, находя в нелепых каракулях и мазках притаившиеся символы и знаки Такие дела. А в принципе, творчество это хорошо и я, конечно, «за», но за творчество без примеси коммерции, уж коли оно такого уровня.

К чему я все это? К тому, что в литоверлоке упомянутого непотребства мало, а если и есть, то проникло в него по чистой случайности или злому року.

Читайте альманах "Литературный оверлок" и будьте здоровы и счастливы!

Иван Евсеенко

ПРОЗА

Мария Молодцова

Молодцова Мария Михайловна родилась в 1987 г. в Москве. Работала администратором сериалов на «Мосфильме». Училась в Литературном институте им. А. М. Горького. Публиковалась в журнале «Октябрь», «Сибирские огни». Живет в Москве.

Чужое горе

Бабушка Маня сидела на скамеечке возле печи и привычно ворчала, не обращаясь ни к кому конкретно:

Заладили все одно. Зима зима, а что эта зима? Земля промерзла, дров не напасесся, ноги гудят, кость ломит

Возле нее стоял мешочек с жареными семечками и миска, куда она плевала лузгу. Когда миска наполнялась, бабушка, кряхтя, вставала и относила ее в сени, чтобы перевернуть в ведро.

От семечек бабушке Мане почти сразу же становилось плохо, жуткой резью сводило желудок, но она только сильнее горбилась, будто старалась скрыть боль от посторонних глаз. Сидела -лузгала еще несколько минут, и лишь потом ложилась.

Таня только тогда подходила к матери, с опаской вглядываясь в побледневшее лицо. Она незаметно проводила ладонью по животу, делая вид, что поправляет одеяло или шаль, а сама ощупывала опухоль.

Даже ей, медику, было странно. Что вот сейчас, когда тысячи ежедневно умирали под пулями и от разрывов снарядов, под гусеницами танков и под огнем артиллерии, от голода и обморожения, можно просто заболеть. На фоне ужасов войны, о которых нельзя было не думать, видя до отказа наполненные госпитали, ампутации, изуродованные телаи лица, эта болезнь казалась какой-то невозможной, ненастоящей, случайной.

Бабушка Маня умерла утром, во сне. За сутки до того, как наши войска окончательно отступили из города. За две недели до своего шестидесятилетия. И ничего больше не видела.

Мгновенно, за какой-то день, если не час, город изменился. Улицы не пустовали, но не было на них привычной толчеи, суеты, жизни. Город наполнился немцами -солдатами и офицерами, штабными автобусами, машинами и техникой. Город стал черно-серым.

По сарафанному радио мигом разлетелся слух, будто немцы где-то в центре раздают детям шоколад. И вот уже неслась по Красной улице, заглядывая во все переулки, неуправляемая ватага мальчишек.

Аля и Валя стояли возле запертых дверей под большой вывеской «Галантерея», дожидаясь мать. Условились встретиться здесь. Они-после училища, она- сговаривалась с гробовщиком. Валя испуганно таращила глаза, оглядываясь по сторонам, то здесь, то там мелькала незнакомая военная форма, невиданные автомобили. Чего ждать от этих людей, которые вдруг вошли в чужой город и ведут себя теперь совсем не как гости? Она взглянула на младшую сестру та что-то возбужденно зашептала, делая заговорщицкое лицо и постоянно откидывая ручкой в варежке жесткие кудри со лба. Что она говорит? Валя не понимала, не могла сосредоточиться. Она будто оглохла, а все мысли ее сейчас были о непрошенных гостях. Врагах. Фашистах. О тех, против кого дерется на фронте отец, все отцы, братья и сыновья.

Что? -вырвавшись из морока этих мыслей невпопад спросила Валя.

Тыне слушаешь? -округлила глаза сестра.

Вдруг послышался странный стрекочущий звук. Девочки разом повернулись. Неподалеку, возле булочной, собралась толпа, человек двадцать, беспризорники, подростки. На тротуаре стояла рослая светловолосая женщина с киноаппаратом, возле нее суетились какие-то немцы. Один, с мешком, что-то раздавал.

Валька, глянь! Шоколад дают! Может тоже возьмем?

Аля уже было дернулась в сторону толпы, но сестра жестко и больно схватила ее за локоть.

Стой, дура! -громко, сквозь зубы зашептала Валя, -брать фашистские подачки? Не видишь, глупая, они специально фильм снимают, мол, благодетели. А на самом деле никто не знает, что теперь с нами будет. Может они, вообще, отравлены! Страшно как!

Да Валя! Аля попыталась выдернуть руку, но вдруг замолчала и замерла, пусти, больно же, -попросила она чуть погодя, -извини, ты права Да где же мама, Валя?

Стой тихо, ладно? Сейчас придет.

Таня быстро шла по улице, увязая в снегу и грязи. Здесь явно сегодня не чистили. В зимних сумерках она высматривала дочерей: хоть бы уже увидеть их.

Литературный оверлок. Выпуск 2/2019 - Саша Вебер