Нет, Том знал зачем, но отец любил только маму, стало быть, и встречи с другими женщинами ему были не нужны.
Том, ты знаешь о взаимоотношениях полов, в том числе их интимной составляющей?
Том смутился, потупил взгляд и чуть кивнул:
Да.
Хорошо, Том, доктор вновь сцепил руки в привычный замок, значит, ты утверждаешь, что к вам домой никогда не приходили женщины?
Одна приходила хозяйка, у которой мы снимаем дом. Но я её видел лично только один раз, давно-давно, года в четыре, а потом просто слышал, что она приходит.
Она проводила много времени у вас дома?
Нет, она всегда быстро уходила.
Психотерапевт покивал, сделал очередную быструю пометку и спросил:
А какие-нибудь мужчины к вам приходили?
Папины друзья? Нет.
Доктор имел в виду совсем не дружеские отношения, но уточнять уже не было смысла, ответ он и так услышал.
Том, скажи, отец часто оставлял тебя одного и как надолго?
Он никогда не оставлял меня одного.
Совсем?
Да. Он работает на дому, а если нам нужно было сходить в магазин или ещё куда-то, мы делали это вместе.
То есть он всегда был рядом с тобой?
Том не совсем понял вопрос, ответил как смог:
Мы не всегда дома проводили время вместе. И я ходил гулять в одиночестве.
И где ты гулял?
По нашей улице. В этом году папа разрешил мне это, я выпросил. Ой Том досадно, с какой-то непонятной горечью во взгляде нахмурился. Не в этом году, а тогда, он махнул рукой; в глазах читалась всё та же горечь, не проходящее неприятие действительности с долей обиды, в том году
В каком?
В две тысячи двенадцатом, совсем посмурнев, выдавил из себя парень и, помолчав мгновение, добавил с отчаянной надеждой: Вы уверены, что сейчас не он?
Уверен. Сейчас две тысячи шестнадцатый год. Июль месяц.
Том вновь понурил голову, и плечи тоже опустились. Надежда умирает последней, но если это уже случилось, не нужно пинать её труп. Вот только он никак не мог этого понять.
Том, ты готов продолжать наш разговор? поинтересовался психотерапевт после недолгого молчания. Том невесело кивнул, никак не мог отделаться от грызущего мозг числа «2016». Скажи, у тебя была своя комната?
Да.
И ты спал в ней?
Да.
Один?
Да.
Так было всегда?
В детстве бывало, что я спал с папой.
Ты хотел спать вместе с ним?
Да.
По какой причине?
Том вновь смутился, спрятал глаза и начал теребить край рубашки.
Когда мне было страшно ночью, я приходил к нему. И просто так тоже С папой всегда хорошо спалось и можно было поболтать.
Доктор кивнул и сделал очередную пометку. За всю сессию Том даже полумыслью не догадался, к чему тот так много спрашивал его об отце и что пытался выяснить.
Когда Тома увели, к психотерапевту зашла доктор Айзик.
Как успехи? спросила она.
Пока у нас не было полноценной работы, я больше собирал информацию. Но могу сказать, что не похоже на то, что Том подвергался насилию со стороны отца.
Он не обмолвился ни о чём подобном?
Нет. И то, как Том рассказывал об отце, тоже указывает на то, что он с большой теплотой и доверием относится к нему, а в случае с насилием второго быть точно не может. На данном этапе я заметил только одну странность касательно их взаимоотношений патологическую гиперопеку со стороны отца Тома, но это тема для отдельного разговора и этот момент нужно разобрать подробнее, чтобы делать какие-то выводы.
Я уже ничего не понимаю покачала головой женщина. Сначала мы так долго не могли победить Джерри, а теперь не можем выяснить, откуда он взялся.
Пока и у меня нет ответов, только вопросы, проговорил в ответ психотерапевт и подпёр челюсть кулаком. Но, кажется, отгадка кроется не в детстве Тома, по крайней мере, не в той его части, которая связана с отцом. Либо же амнезия у него куда глубже и избирательнее, чем вы думали.
Эту версию нужно будет проверить. Но ты уверен в том, что Том не лгал, в смысле, не покрывал отца?
Только в том случае, если он на самом деле верит в то, что ничего неправильного отец не делал, и ему это не было неприятно, а не молчит из страха.
Глава 13
Мой розовый замок,
Мой розовый замок стоит -
Он такой одинокий
Мой розовый замок,
Розовый замок горит,
Розовый замок горит,
Как его сотни копий.
Katerina, Intro©
Пришёл черёд сеанса, посвящённого празднованию Хэллоуина. Том ждал его с нетерпением, торопил время, не мог усидеть на месте. А как иначе! Ведь ему предстояло вспомнить не просто ещё один день, а настоящую вечеринку, на которой обещало сбыться чудо.
Тома даже не сразу удалось ввести в нужное состояние, слишком он взбудоражен был, крутился на кушетке, подскакивал и что-то спрашивал-уточнял у гипнолога; в груди трепыхалась птичка-душа.
Только после того, как месье Деньё резковато, но оттого очень доходчиво сказал, что если он не успокоится, ничего не получится, и его отправят обратно в палату, Том притих, втянул голову в плечи. Было не страшно, просто волнительно до того, что ещё чуть-чуть и закружится голова.
И когда сознание размягчилось, расступилось, открыв доступ в подсознание, из уст Тома полился рассказ о самом обычном дне, наполненном искристым, переходящим в мандраж, предвкушением и тайными приготовлениями к главному событию в жизни, потому что оно было первым.
Большая часть того судьбоносного, близкого и одновременно далёкого дня не заслуживала особого внимания. А когда рассказ подошёл к вечеру и побегу из дома, доктор Деньё превратился в слух и внимание, проверил ещё раз, пишет ли камера, потому что тайну, которая вполне могла сейчас раскрыться, обязательно нужно задокументировать. Потому что правде мало быть только в голове и на словах, ей нужен более объективный, а потому неодушевленный носитель.
Месье Деньё даже несколько разочаровало то, что Том благополучно добрался до нужного поселения, он полагал, что, возможно, именно по дороге с ним произошла беда, расколовшая личность надвое.
Призрачные улицы, сучишная собака и её неприветливая хозяйка. Всё на повторе и всё ново, Том заново погрузился в тот самый прекрасный день, переживал каждую секунду и эмоцию. Он не здесь, в красиво обставленном кабинете гипноза он там, в последнем дне октября, ищет дом номер сорок четыре.
Нашёлся нужный дом. Немного неловкий разговор с Александером у порога, потому что эмоции зашкаливают и Том теряется, потому что, хоть мечтал об этом бесчисленное количество раз, не знает, как на деле действовать, как общаться. Не очень дружелюбная девушка с блёстками на скулах, проход в зал и далее, далее.
Доктор Деньё почти сразу понял, что не так всё сладко и над Томом просто решили поиздеваться, потому что он отличается от большинства он дикий, как волчонок, и доверчивый, будто котёнок. Дрянное сочетание, из которого ничего хорошего выйти не может, рано или поздно таких котят жестоко пинают.
Но он, Том, ещё не подозревал, что приглашён в качестве бесплатного развлечения, не понимал яда в словах «друзей» и оскалов за их улыбками. Не видел, что они смеются не с ним, а над ним. До первого и такого страшного разочарования у него остались несколько часов, которые сейчас уместятся в минуты.
Когда повествование дошло до рвоты и съёмок на мобильные, гипнолог закрыл пятернёй лицо. Глупый, наивный мальчик! Даже жаль его стало отчасти, такие в современном мире не выживают. Но сочувствие не прожило долго и как обычно растворилось без следа, на всех сердечности не напасёшься, иначе рискуешь сам оказаться в палате, а не в белом халате.
И снова разочарование настигло доктора Деньё, когда Том сбежал с вечеринки, на которой так и не произошло ничего настолько страшного. А какие надежды на неё возлагались как бы это ни звучало.
В реальности, как и там, в Ночь Всех Святых, у Тома по щекам текли редкие, концентрированно горькие слёзы, которые он пытался сдерживать, но не мог. Он крутился, бормотал то, что было в те минуты в голове, а потом затих, будто бы на самом деле заснул.
В голове было черным-черно: ни мыслей, ни чувств.
Месье Деньё подождал достаточно, внимательно смотря на пациента, но тот не произнёс больше ни звука, будто находился в подобии коматоза или действительно спал. Он предпринял попытку подтолкнуть Тома к продолжению рассказа, говорил правильные слова, задавал вопросы, и тот откликался, но после этого вновь замолкал, и только музыка лилась из колонок, не позволяя воцариться тишине.
Процесс вспоминания натолкнулся на преграду, пока ещё неясной силы и природы, обойти которую так сходу не удавалось. И, возможно, и не нужно было этого делать, Том поведал достаточно для одного сеанса.
«Один сеанс один день», напомнил себе доктор Деньё о том, что не надо спешить.