Не могу больше, выдыхаю я, сползая со стула.
Можешь выйти на обед, я пока проверю, что ты там нагородила, проявляет недоверие начальство. К тому, что там уже нагорожено, у меня ничего нового пристроить воображения не хватило, отбиваю подачу я. Ватрушка, на которую упал мой взгляд в ближайшем кафе, оказалась при ближайшем рассмотрении не достойна внимания с моей стороны. Я бесцеремонно расчленяю ее ложкой и отсортировываю многочисленные костлявые изюмины. Мобильный выдает мне сообщение от Константина. Не знаю, вынесет ли мой взбудораженный вчерашним алкоголем желудок сочетания малосъедобной выпечки и очередного рвотно-кошачьего послания. Решив не рисковать, я стираю смс, не прочитав, и пишу в ответ краткое и категоричное «Никогда мне больше не звони». Переспала и бросила! Наконец-то мне удалось совершить настоящий мужской поступок.
По возвращению на рабочий пост обнаруживаю коротышку Вилльяма раскачивающимся в кресле и трясущимся от хохота. «Misses and pisses» повторяет он сквозь слезы.
Что-то не так? скорее констатирую, чем спрашиваю я.
Paces, а не pisses, исправляет носитель языка, отдышавшись.
И про реки-руки и глаза-тормоза там тоже не было? пугаюсь я, всерьез озабоченная состоянием своего здоровья.
Про реки-руки все правильно, успокаивает меня шеф, Бред полнейший. Заканчивай побыстрее. Майкл изъявил желание с тобой встретиться. Он говорил что-то про перекрашивание табуреток. Я толком не понял.
Ах, да, конечно, я обещала найти такого узкопрофильного специалиста. На экране кроме бредовой расшифровки светится окошко МСН, из которого на меня брыжжет недовольством опростоволосившийся любовник. «Все вы одинаковые! Ты не лучше других. С твоим прошлым тебе никогда никого не найти!» Последняя фраза, полагаю, по его мнению должна была испепелить меня и пепел развеять по ветру. С моим прошлым! Можно подумать я Миледи, отравившая жизнь многочисленным французским гражданам, а заодно и лорда Винтера с Констанцией. Все мое, пафосно подчеркнутое обвинителем, прошлое сводится к тому, что моя девственность не достоялась до его появления. Я вздыхаю, закрываю окошко и блокирую юзера. Ну, вот, кандидат в спутники жизни не додержался до осени. Я буду собирать разноцветные кленовые листья в гордом одиночестве. С работой, но без любви. «Любовь совершает свой танец в свежести неизведанного. Любовь это вечное бытие в самой сердцевине отдельного человека» изголяется в наушниках Дипак Чопра. Моя сердцевина пустует. Я заканчиваю печатать эту ахинею и отправляюсь на поиски красильщика табуреток. Отыскав такового, принимаюсь обзванивать магазины музыкальных инструментов в надежде обнаружить африканский барабан. Продавцы принимают меня за радио-розыгрыш и вешают трубки. Оружейные лавки реагируют на лук со стрелами аналогично. Последние два часа рабочего времени я перевожу переговоры между Майклом и установителем сейфа. Капризный британец проявляет неожиданное доверие и просит меня записать код будущего хранилища. Я выполняю просьбу, моментально забыв указанную комбинацию цифр. Домой еду истощенная, как будто на мне похали. Что впрочем не далеко от истины. В квартире вся кухня завалена разнокалиберными грибами. Среди всего этого великолепия орудуют ножиками мои родители. Если царящую в комнате атмосферу описать с точки зрения физики, то можно смело сказать, что тут присутствуют положительно заряженный протон (папа-добытчик) и отрицательно заряженный электрон (мама, которой предстоит весь вечер эту добычу стряпать). Ну, и я, измученный нейтрон с нулевым зарядом. Папа сажает меня рядом и долго в деталях рассказывает, где какой гриб он нашел. Мама бросает на него недовольные полные укора взгляды. «Хорошо, что он у нас не охотник» шепчу я ей на ухо, чтобы как-то поднять боевой дух. Потом я сообщаю родителям о предстоящей коммандировке. Они сначала воспринимают известие в штыки, но после моих уверений в старости и немощности подопечного мужчины нехотя соглашаются. А если бы не согласились.. Если бы не согласились, я бы поехала, не заручившись родительским благословением. Такой уж у меня характер. Ночью я ворочаюсь с боку на бок в надежде, что мне снова приснится тот синеглазый красавец, только на сей раз без бусеньки. Но вместо него экран подсознания выдает мне Костика в костюме кота на пару с подаренным медведем. Они гонятся за мной с возгласами «мы сделаем тебе хорошо!» Я несколько раз просыпаюсь, пытаясь отогнать ошалевших животных, но сон настойчиво возобновляется. На следующий день работодатель отправляет меня в миграционную службу, чтобы выяснить, каким образом пристарелый британский подданный может переквалифицироваться в латвийского. Я выстаиваю бесконечную очередь, за время которой две беременные мамаши успевают родить, а одна хилая бабулька скончаться. Выстраданный ответ клерка предполагает, что получить заветное гражданство англоязычный приезжий может тремя различными способами. Самый простой из них, на мой взгляд (хотя Майклу он таким наверно не покажется) выучить за короткий срок небогатый латышский язык, освоить историю маленькой страны, исполнить гимн и слиться в поцелуе с государственным флагом. Второй способ «натурализоваться» вложить в экономику страны больше миллиона евро. И, наконец, третий когда в президентском дворце начнется пожар, прыгнуть в огонь и вынести на руках спящего президента. Есть еще один вариант, запасной, но боюсь его дряхлый Майкл точно не потянет. Можно выступить за Латвию на Олимпийских Играх и заработать золотую медаль. По дороге в бюро, я представляю, как трухлявый британец несется на перегонки, перепрыгивая препядствия и теряя по пути части тела. А почему, если не секрет, вы хотите поменять британское гражданство на латвийское? позволяю я себе проявить любопытство, закончив перечислять Майклу его возможности. Он пожимает подплечиками темно-коричневого пиджака. В Лондоне не осталось белых лиц. Негры и азиаты. А я хочу жить среди белых. А на Мальорке? Там живут испанцы, немцы и англичане. Мне там тоже хорошо, только летом слишком жарко. Вилльям выдает мне билет на самолет. Вы летите AirBalticом до Барселоны, там пересаживаетесь на паром до Пальмы, объясняет он, Отпускные мы тебе уже перечислили на счет. Обратный билет с открытой датой, но подразумевается, что ты пробудешь там не дольше недели. А на месте Тебе ничего не придется делать. Загорай, купайся, жди, пока Майкл закончит дела. Звучит заманчиво. Я отворачиваюсь, чтобы спрятать торжествующую улыбку. Есть все-таки Бог на небе. Разочарование в Константине он компенсирует мне неделей отдыха на Балеарах. Эх, если бы все мои разочарования так щедро оплачивались, я бы уже не вылезала с экзотических островов. Ладно, будем радоваться тому, что есть. Я отправляюсь домой радоваться и собирать чемодан, предварительно договорившись заехать за Майклом на такси в семь утра. Мама сообщает, что мне раз десять звонил Костик и бормотал что-то про каких-то котов и чье-то прошлое. А про хомяков ни слова? Странно, мог бы посвятить ее и в свои выдающиеся способности. Я укладываю в старый чемодан, с которым еще родители ездили в медовый месяц, сливки своего летнего гардероба. Каждому наряду сопутствует мысленная картинка. В этом легкомысленном белом платице я буду прогуливаться по набережной, собирая в пляжную сумку заинтересованные мужские взгляды. А в этой коротенькой юбочке выседающей на утесе в лучах заходящего солнца меня увидит мускулистый красавец. А в этом бикини я нырну в лазурно-голубую глубину, посылая восхищенным зрителям тучу брызг. По время всего процесса укладывания с моего лица не сходит счастливо-дебильная улыбка, как у рекламного мужика, объевшегося наркотическим йогуртом. Как же давно я никуда не ездила. Если уж на то пошло, то я вообще заграницей (не считая школьные поездки по всяким Литвам Эстониям) была всего два раза. Один раз в Чехии, второй на Турецком побережье. В последнюю недельную поездку мы отправились всей семьей. Мама жаловалась на отсутствие экскурсий, ее интеллект не позволял целыми днями лежать на солнце кверху набитым брюхом. Папа вообще заскучал, что вполне понятно, ведь грибов в Турции не было. Что касается меня, то набитый до верху расплывшимися от халявной еды отдыхающими бассейн и еженочные дискотеки с неизменным хитом про 7 часов любви на седьмом этаже под пьяные крики соотечественников как-то разошлись с моим представлением об отдыхе. В результате мы вернулись красные как вареные лобстеры и неудовлетворенные. В комнату заходит мама, присаживается рядом на диван, обнимает меня за плечи. Что-то у меня душа не спокойна, признается она, касаясь щекой моих волос. Да, ладно, мам, все будет хорошо. А мне интуиция другое говорит, настаивает мама. Интуиция тебе иногда обманывает. Помнишь, она тебе нашептывала, что мальчик родится. А вышла я, привожу неизменный аргумент я. Ну, характер у тебя мужской, усмехается она, Решительный, упрямый. Разве характеры делятся по половым признакам? улыбаюсь я. Ты только, пожалуйста, будь осторожна, стоит на своем мама. Не вопрос! И звони каждый день. Постараюсь. Она выходит, а росток ее волнения, отпочковавшись, пускает корни во мне. Я безжалостно топчу его ногами. У меня нет причин нервничать. Со мной ничего не может случиться. Ничего плохого. Закончив приготовления, я принимаю душ и запрыгиваю под одеяло, прижавшись к плюшевому лосю, с которым сплю вот уже второй год. Животное обнимает меня мягкими лапами и впитыват в себя мою тревогу. В мире сноведений я снова встречаюсь с красавчиком-брюнетом. Но подлая память отказывается сохранить запись этого свидания на диске и прокрутить его мне утром. А утро для меня наступает гораздо раньше обычного. В шесть я уже завершаю макияж и натягиваю джинсы. А в семь такси тормозит у дома Майкла, и я, выскакиваю, чтобы помочь моему нездоровому попутчику докатить свои чемоданы до машины. Надо сказать, нагрузился он нехило. Африканские барабаны везем? язвлю я, забираясь в салон следом за ним. Барабаны ваше агенство мне так и не нашло, не остается в долгу Майкл. Один один, как говорит в таких случаях мой папа, нередко испытывающий наше с мамой терпение своим остроумием. Такси докатывает нас до аэропорта. За внушительную сумму на счетчике водитель считает своим долгом помочь нам вытянуть из багажника тяжести. Далее они переходят в мое распоряжение. Майкл гордо шагает впереди, а я качу следом три чемодана, которые пихаются боками и так и норовят перевернуться. Для полноты картины мне не хватает лакейской ливреи. На все вылеты AirBaltic тянется одна длиннющая очередь. За пол часа до нашего самолета чартер в Анталию, что объясняет такое столпотворение народу. «Вася, мы крем от солца забыли!» причитает грудастая блондинка с волосами цвета яичного желтка. «А Ванек? Где наш сын?» спохватывается толстопузый Вася. Сына они тоже забыли, но крем, конечно, важнее. Мне в бизнес-класс, дергает меня за рукав Майкл, Подкати чемоданы туда. Потом сама зарегестрируешься. Терпение, только терпение. Пыхтя и потея, я нечеловеческим усилием забрасываю многокилограммовые чемоданы на ленту. Стройная девушка-латышка с неулыбчивым лицом выдает ВИП-клиенту посадочный талон и карточку доступа в business lounge «Solo Club». Он направляется туда завтракать на халяву, а я в конец очереди для простых, не очень важных, пассажиров. Мог бы, конечно, старый хрыч раскошелиться на превилигированное мето и для меня. Видимо, решил не баловать обслугу. Когда я, заполучив талон, подхожу к металлодетектору, то обнаруживаю там своего подопечного, бело-зеленого от злости. Они меня не пропускают! набрасывается на меня он. Что не так? интересуюсь я у тощего таможенника на государственном языке. Ваш британец звенит со всех сторон, заявляет служащий и, подозрительно на меня покосившись, добавляет, Вы что в нем драгметаллы перевозите? Майкл, уловив слово «драг», разражается возмущенной тирадой. Я искоса поглядываю на него. Может, он переодетый Терминатор? Или спецагент британской разведки с встроенным механизмом самоуничтожения в случае провала миссии? Майкл, почему вы звените? опасливо забрасываю удочку я. Oh, my God! взрывается обветшалый Джеймс Бонд, Я же говорил уже сто раз! У меня после операции железные спицы остались внутри. Вот справка от врача! Я показываю таможеннику справку и разъясняю, в чем дело. Он нехотя пропускает пронизанного железными спицами гражданина Великобритании. Майкл плетется за мной, не переставая гундеть, выражая недовольство по поводу непрофессионализма местных служб. «Вот в Британии» повторяет через слово соискатель латвийского гражданства. Больше всего его расстраивает факт потери полагающегося ему по праву бесплатного перекуса в бизнес лаундже. Из-за задержки на детекторе у нас не остается лишнего времени. ВИП-пассажир и прислуга эконом-класса поднимаются на борт небольшого «Боинга» с нарисованной на хвосте танцующей женщиной. Майкл запимает свое элитное место, а я обыкновенное сразу за ним. Богатство от бедности отделяет синяя занавеска. При взлете она отодвинута. Задвинут ее во время раздачи еды, чтобы плебеи не пускали слюни, наблюдая за трапезой патрициев. Пока стюардессы машут руками, демонстрируя запасные выходы и способы натягивания спасательного жилета, я листаю обнаружившийся в кармашке переднего кресла журнальчик. Чтиво расчитано на иностранных гостей, почтивших Прибалтику визитом. Авторы рекламируют экскурсии по местам советской окупации, не скупясь на отрицательные прилагательные вроде «страшный», «кровавый», «ужасающий». Интересно посмотреть на туриста-мазохиста, который за свои деньги пойдет смотреть на это «ужасающее». Странный пиар ход. Далее тем, кто прошел таки кровавые ужасы и остался в живых, предлагается поход по латвийским болотам. Этакий контрольный в голову. Последние страницы как всегда навязчиво пестрят голыми попами и грудями, ради которых собственно большинство иностранцев и тянется в маленькую, но гордую. Впрочем, об этом я уже говорила. Майкл жует что-то за задернутой занавеской, мне же как и остальным несостоятельным пассажирам стрюардессы не подали даже стакана воды. Желающие могут этот стакан приобрести за полтора лата. AirBaltic, пользуясь монополией на рынке, совместил цены дорогих компаний с сервисом дешевых. Единственный положительный момент короткая продолжительность полета. Спустя три с половиной часа за окном уже мелькают коричневые крыши барселонских строений. Я силюсь разглядеть воздвигнутые к небу лапы Саграда Фамилия, но мне это не удается. Самолет приземляется. Барселона! Это площадь Каталонии, Рамбла, парк Гуэля и дом Батльо. Это тапас, паэлья и сангрия. Это Пикассо, Гауди и Каррерас. Для какого-то счастливца. Для меня же это пока что три тяжеленных чемодана, зануда Майкл и поиски такси под палящим солцем. Надо сказать, светило тут не чета нашему прибалтийскому лодырю, печет безбожно. Я ловлю, наконец, таксиста, он, крехтя и скрежеща сквозь зубы «mamma mia», забрасывает сумищи в багажник. До парома на Мальорку у нас пять часов. Я лелею слабенькую надежду выкроить хоть часок свободного времени и забраться таки на знаменитое творение Антонио Гауди. Майкл обрубает побег надежды на основании. Сейчас пообедаем в ресторане и поедем в порт. Лучше прибыть с запасом, там регистрация долго идет, выдает распоряжение он. С запасом, так с запасом. Не судьба нам, Святое Семейство, пока с вами встретиться. Такси довозит нас до ресторана с труднопроизносимым названием «Ciudad Condal». Похоже, мой дряхлый клиент тут не впервые. Он с уверенным видом занимает столик и требует меню. Список блюд в этом явно нетуристическом заведении имеется только на испанском. Или на каталанском? Второй вариант ближе к истине, потому как Барселона до сих пор считается столицей Каталонии, государства, официально просуществовавшего всего семь лет. Как бы то ни было, и испанский, и каталанский мне одинаково чужды. Я, уткнувшись носом в меню, пытаюсь угадать, что кроется за таинственными «llengueta», «chiperoni», «navajas» и «esparragos». Закомые тапас, чоризо и паэлья в списке не числятся. Майкл делает заказ, из которого мое ухо вылавливает «copa cerveza» и «pulpo». И то и другое звучит вполне аппетитно и я неумело повторяю официанту непонятные слова. Через минуту он ставит перед нами по кружке пива. Отличное начало. Обычно женщины не любят пиво, замечает Майкл, опуская сморщенные как гармошка губы в белую пену. Ну, я не то чтобы люблю, растерянно бормочу я. «Я его просто ненавижу!» Оно полезно для кожи и для волос, выскакивает из подсознания. Майкл взирает на меня недоверчиво. Судя по его внешности слухи о пользе пенного напитка сильно преувеличены. Косоглазый официант, больше похожий на азиата, чем на правнука каталанских трубадуров, выстаивает перед Майклом целый ряд маленьких тарелочек, мне достается только одна с нарезанными кусочками осьминога. Вот ты, оказывается, какой, загадочный пульпо! Ты мало ешь, заключает знаток местной кухни. В его голосе явно звучит похвала. Эх, кто же знал, что тут порции такие мизерные. Мог бы предупредить, старый жмот. Упомянутый жмот тем временем уплетает за обе щеки креветок, крошечных кальмаров, поджаренную на масле спаржу и бутербродики с копченым мясом. Я думаю открыть на Мальорке фирму, сообщает он мне зачем-то. Впрочем, зачем, догадаться не сложно. Наверняка это предисловие к кокой-нибудь очередной невыполнимой миссии. Назову ее «Индеец и два волка». «Un indio y dos lobos». Как тебе название? С каких это пор его интересует мнение прислуги? А чем эти трое будут заниматься? Не знаю пока. Но я уже придумал логотип. На нем будет изображен индеец и два волка. Оригинально. А как же ваша книга? осведомляюсь я, давясь ненавистным пивом. У меня на все времени хватит. Я задумываюсь, утопив взгляд в янтарной жидкости. Каждый раз, когда Майкл проявляет инициативу беседы он огорошивает меня какой-то странной неуместной информацией. То виновные в войнах евреи, то смысл бытия, то теперь этот индеец с волками. При чем каждая оригинальная мысль служит не началом будующего оживленного диалога, а сама по себе мгновенно исчерпывается, так и не успев развернуться. И каждый раз у меня создается впечатление, что Майклу наплевать на мое отношение к сказанному, мою реакцию и мое мнение. Тогда зачем он кидает мне эти обрывочные сведения? Чтобы создать видимость светской беседы? Вряд ли. По характеру он холодный и замкнутый, как женщина я его не интересую как личность тем более. Что же тогда? Ваше мнение на этот счет, господин Чопра? А, дхарма у мистера Майкла барахлит? Ну, после перенесенной болезни это естественно. Не будем заострять вниминие на мелочах. Британец с прохудившейся дхармой оплачивает счет, и мы выходим на улицу. Низкорослый усатый таксист, отдаленно напоминающий таракана, доставляет нас в порт. До отправки еще два часа. Усталость забирается мне на плечи и свешивает ножки. Я ссутуливаюсь под ее тяжестью и замедляю ход. Майкл ставит меня в очередь на регистрацию, а сам исчезает куда-то. Я выстаиваю сорок минут и получаю четыре талона. Девушка-испанка на очень корявом английским объясняет меня, куда сдать чемоданы. Я избавляюсь от гардеробов на колесиках. Впрочем, гардероб только у меня, а дряхлый философ наверняка везет какие-нибудь книги, обезьяньи черепа и засушенных змей. Как только все неприятные процедуры оказываются завершены, мой клиент чудным образом возникает оттуда, куда до этого исчезал. Мы поднимаемся по лестнице в зал ожидания. Пором подходит с получасовым опозданием, очевидно, переборщив с сиестой. Пассажиры бросаются к перекинутому помосту с ретивостью пиратов, отакующих богатое судно. Внесенная людским потоком на борт, я ищу глазами Майкла. Он обнаруживается неподалеку. У меня каюта в Club Classе, радует меня мой высокомерный спутник. А у меня? на всякий случай спрашиваю я, хотя ответ и так понятен. У тебя в обыкновенном, подтверждает Майкл мои домыслы. Cool. А как я буду оказывать вам помощь в случае необходимости? Не волнуйся, на такие случаи там навалом персонала. Встретимся завтра утром в багажном отделении. Ага, ну, конечно, я же ишак. Не стоит забываться, ослик Иа. Впрочем, печалиться я не собираюсь. Пусть не в клаб классе, зато свободна. А это тоже неплохо. Я нахожу свою каюту. Это, конечно, не пятизвездочный люкс, но кровать и душ имеются. Последний освежает мое взмокшее за день тело. Я поправляю макияж и переодеваюсь в легкое летнее платье. Настроение женщины нередко определяется тем, что на ней одето. Мое после передевания из устало-обиженного преображается в легкомысленно-романтическое. В нем я и выхожу осматривать корабль. Итак, в нашем распоряжении имеется примитивного вида закусочная с бедным выбором бутербродов и пиццы, кафеюшка, уже доверху забитая посетителями, пара магазинов типа дьюти-фри и боковые палубы, с которых можно наблюдать индустриальные постройки барселонской переферии. Пассажиры парома делятся поровну на пожилые пары и пары помоложе с детьми. Мужчины из второй категории воровато поглядывают на меня, пряча вгзляды за колясками или головами ребятишек. Очевидно, исходящие от меня романтические флюиды так и искрят в разные стороны. Мда, но ловить тут на них точно не кого. Желудок выводит длинную жалобную трель, напоминая, что крохотный пульпо уже давно переварен. Я возвращаюсь в пищеблок и преобретаю разогретую пиццу в коробке, на которой красными буквами выведено: «Momentos para chuparse los dedos!2» Интересно, что бы это значило? «Подожди лопать поделись с дедушкой?» Или «Это ели еще наши деды?» Или все-таки «Черт тебя дернул поехать с этим дедом?» Как бы то ни было пицца вполне съедобная. Я запиваю ее отвратительно крепким чаем. Насытившись, выхожу на палубу. Солнце оранжево-красным шаром катится к линии горизонта, утопая в подушках облаков. Кроме меня закатом любуется парочка пенсионеров на приличном расстоянии. Ветер доносит обрывки музыки из кафе. Я облакачиваюсь на перила, купая взгляд в золотистых волнах. Маленькое, но острое счастье сжимает теплыми лапками сердце. «Tonight you killed me with your smile so beautiful and wild3» вьется вокруг приглушенная мелодия. Для того, чтобы маленькое счастье переросло в большое мне не хватает бокала прохладного мохито и привлекательного мужчины рядом. Ну, ничего, не все же сразу. Хотя мохито цель вполне достижимая. Я поднимаюсь по лестнице наверх. Любителей промочить горло перед сном не так уж и много. Два старичка-немца, компания испанских студентов и Я спотыкаюсь на ступеньке. Тайком щипаю себя за руку. Незаслуженно пострадавшая кожа саднит, доказывая реальность происходящего. За одним из деревянных столиков, повернувшись ко мне профилем, сидит герой моих снов синеглазый брюнет. Под пеленой сноведений он казался прекраснее, черты его мужественного лица были более правильными, а перекатывающийся мышцами торс более объемным. Действительность поубавила лоска, зато наделила незнакомца харизмой, которая ощущается даже на расстоянии. Во многих современных любовных романах авторы описывают мое нынешнее состояние кратким, но ёмким «увидела и пропала». Мне никогда не нравилась эта гипербола. Куда точнее знаменитые пушкинсике строки: «Чуть ты вошел, я вмиг узнала, вся обомлела, запылала и в мыслях молвила вот он!» Мда, действительно он. Продолжая пылать, я направляюсь к барной стойке. Мохито на корабле не готовят в следствии отсутствия свежей мяты, зато в меню, как ни странно, числится коктейль Куба Либре, который уходит корнями во времена обретения этим государством независимости от Испании. Пару глотков разбавленного колой рома успокаивают дрожь в коленках и снимают излишний румянец. Я усаживаюсь за столик, с которого брюнет хорошо просматривается. Мне не к месту вспоминается все, чем мы занимались с ним во сне. И как раз в тот момент, когда мой мозг бесстыже прокручивает откровенные сцены, мужчина поворачивается и смотрит на меня в упор. Я впиваюсь похолодевшими пальцами в бокал и не отвожу глаз. Мне кажется, что этот безмолвный диалог длится вечность. В фильмах, стоит оператору задержать камеру дольше положенного на двух разнополых лицах, как зритель моментально догадывается, что бурного романа не миновать. Минуем ли его мы? Судя по тому, что брюнет покидает свое место и направляется к моему столику с явным намерением этот самый роман начать, можно ответить однозначное «нет». Привет, говорит он по-английски, Можно я присяду? И улыбается. Эта улыбка, пусть не очень дикая, но красивая как в песне, окончательно убивает меня, не оставив ни малейшего шанса на спасение. Пожалуйста. Он говорит, что его зовут Рикардо, что он родом с Мальорки, что работает в какой-то секретной структуре, что любит свежий морковный сок и неравнодушен к длинноногим блондинкам. Не то чтобы ко всем, поправляет он, видя, как вздернулась при этой фразе моя бровь, Но к одной точно. И многозначительно смотрит на меня. Я не думаю ни о банальности его слов (англичане называют подобное pick-up lines), но о возможных последствиях этой с виду судьбоносной встречи. По правде сказать, я вообще ни о чем не думаю. Разум дремлет, усыпленный развернувшимся не на шутку либидо. Мы болтаем на какие-то отвлеченные темы, в то время как наши тела обмениваются требовательными импульсами «хочу». Эти импульсы, в конце концов, прерывают цепочку беседы. Пойдем прогуляемся по палубе, предлагает Рикардо. Я поднимаюсь со стула и зомбированно следую за ним. Пристарелая пара исчезла как по взмаху той же волшебной палочки, что настучала мне Рикардо. В объективе мнимого оператора только купающийся в сверкающих волнах последний лучик солнца и два силуэта женский и мужской. Режиссеру не удается избежать затребованного непритязательным зрителем поцелуя. Рикардо прижимает меня к себе. Ни вам котиков, ни вам солнышек, ни тем более бусенек. Только его горячие губы на моих и его властные руки, из которых не вырваться. Пока мое бестолковое тело, отдавшись на милость победителя, плавится в объятиях почетателя морковного сока, позволю прозябающему без дела мозгу вставить свое замечание. Человеку, плохо разбирающемуся в женской психологии, может показаться странным, что интеллегентного вида героиня, не страдающая от многолетнего воздержания, вдруг кидается на шею первому встречному. Первому встречному Мужчине. Заглавную «М» от маленькой отличает поведение отдельно взятого обладателя ХY-хоромосом. Скажем, мужчина с большой «М» не будет переминаться с ноги на ногу и обращатся к женщине с дебильным «можно я тебя поцелую?». Он не назовет ваши детородные органы «мокрой кошечкой», и не спросит: «куда мы пойдем сегодня вечером?» Этот редкий в наше феминистическое время тип излучает силу и уверенность и под его, не терпящим неповиновения, напором выстроенные из принципов и устоев барьеры рассыпаются на кирпичики. Имеется в виду, конечно, что напористый герой похож скорее на Жана Марэ, чем на Луи Дефюнеса. Хотя я уверена, что найдутся любительницы и на лысеньких коротышек. Потому как у каждой из нас есть своеобразный эталон, при встрече с которым вибрируют прожилки и из головы легкомысленной стайкой вылетают мамины заветы, папины наказы и собственное убеждение, что «я не такая, я на первом свидание ближе, чем на метр не подойду». Мой эталон полностью воплотился в Рикардо. Вернемся к нему. За время короткого лирического отступления томимые обоюдным желанием тела переместились с палубы в мою каюту. Я с удивлением узнаю себя в растрепанной полуголой девице, откровенно распластавшейся на кровати. Темноволосая голова Рикардо склонилась над обнажившейся плотью, его руки сжимают мои бедра. Я извиваюсь, пытаясь освободиться из крепких тисков, потому что уже не в силах терпеть ту сладостную муку, которой он меня подвергает. Но он не отпускает до тех пор, пока мое тело не сотрясают блаженные спазмы. Я вытягиваюсь на простыне, довольно улыбаясь. Он поднимается и целует меня влажными губами. Поцелуй затягивается до самого утра. Наверно в какой-то момент мне все-таки удается уснуть, потому как, солнечные лучи обнаруживают меня спящей. Никакого представления о такте эти утренние гонцы светилы не имеют, и потому бесцеремонно шныряют по моему лицу, пытаясь заглянуть в глаза. В конце концов, им удается разжась слепленные сном веки. Возвращение в реальность дается мне с трудом. Опять снился брюнет с голубыми глазами? Это уже напоминает навязчивую идею плесневеющей в одиночестве старой девы. Надо как-то с этим бороться. Я зеваю и вылезаю с кровати. Все тело болит и ломит, как будто я провела весь вчерашний день в тренажерном зале. Воспоминания возвращаются яркими вспышками. Рикардо! Я лихорадочно оглядываюсь по сторонам. Его нет. На часах без пяти семь. Во сколько мы приплываем? Кажется, в семь. Mamma mia! Запихнув мысли о Рикардо в потайной сундучок и задвинув последний на дальнюю полку, я поспешно одеваюсь и чищу зубы. В железную дверь стучит проводник с просьбой освободить паром. Накраситься времени нет. Из тускло освещенного зеркала в ванной на меня взирает опухшая физиономия с щелочками глазами. Но как эти щелочки сияют! Я в последний раз осматриваю ложе любви и небогатую обстановку каюты, чтобы убедиться, что ничего не забыла. Вроде нет. Рикардо не оставил никакой записки, наверно он будет ждать меня на выходе. Как объяснить наше знакомство Майклу? Хорошая помощница, ничего не скажешь! Только отпустили в свободное плавание, сразу же притаранила на буксире мужика. Мне должно быть стыдно, но я почему-то ни стыда, ни угрызений совести не испытываю. Спрятав нетоварного вида глаза под стеклами солнечных очков, я спешу к выходу. Практически все пассажиры уже выгрузились. У мостика канючит черноглазый мальчуган, воспылавший любовью к кораблю и не желающий с ним расставаться. Ни старого Майкла, ни молодого Рикардо нигде не видать. Я бегу по терминалу. У ленты с багажом всего несколько человек, один из который безусловно мой замшелый клиент. Доброе утро! бодрым голосом приветствую британца я, У меня будильник не прозвенел. Угу, недовольно кряхнит он, забирай чемоданы, они уже десятый раз едут мимо. «А попросить кого-нибудь ты, конечно, не мог!» Надо было дожидаться меня с моими слабыми сосудами головного мозга. Хотя по сути Майкл прав, меня наняли именно для этого, а не для постельных утех с симпатичными испанцами. Кстате, об испанцах, моего Казановы и след простыл. Ни ответа, ни привета, ни кофе в постель. А что, хотела ни к чему не обязывающий курортный роман? Получите, распишитесь. Я волоку за собой проклятущие чемоданы, которые, как мне кажется, за время плавания прибавили в весе. Майкла встречает машина с шофером. Точнее наоборот, шофер с машиной. Это высокий островетянин с избытком лака на черных волосах и черный же «Мерседес». Мужчина спешит нам на встречу и избавляет меня, наконец, от опостылевшей ноши. Майкл садится вперед, я назад. Автомобиль покидает порт и поворачивает в западном направлении. Я верчу головой, впитывая в себя красочные пейзажи. По обеим сторонам трассы мелькают бело-розовые кусты олеандра, в дали темнеют силуэты гор. Я смотрю на празднично-непривычную флору, и у меня внутри пузырится радость. Все-таки хорошо, что я поехала. К тому же в глубине душе, именно там, где сейчас все бурлит от восторга, притаилась уверенность, что Рикардо я еще обязательно увижу. И на сей раз интуиция меня не обманывает. Правда, она милосердно утаивает от меня, при каких именно обстоятельствах эта встреча произойдет. Машина следует указателям Andratx, потом берет правее у щита со смешным названием Magaluf и въезжает в маленький туристический городок. Хотя не знаю даже, можно ли назвать это поселение, состоящее из вереницы отелей и цепочки баров и кафешек, городом. В утренний час все заведения дремлят, как и протусовавшиеся в них всю ночь отдыхающие. Мерседес виляет задом на крутых поворотах и спустя минут десять тормозит у входа в отель. Вот бланк об оплате, протягивает мне Майкл через окно, Размещайся, отдыхай. Я позвоню тебе позже. Спасибо, бормочу я, принимая из рук водителя свой чемодан. На ресепшене молодой клерк, владеющий весьма странным гибридом английского, принимает квитанцию и выдает меня электронную карту-ключ. Я поднимаюсь на свой двеннадцатый этаж на скрипучем лифте с зеркалами со всех сторон. Открываю дверь, захожу в просторную комнату, отодвигаю шторы. С балкона пробирается свежий солоноватый воздух. У моих ног искрится и перекатывается волнами морской залив. Еще ближе на территории отеля просторный четырехугольный бассейн, в этот ранний час еще пустующий. Я распростераю руки в разные стороны на манер собравшейся в полет птицы и набираю в легкие этого лечебного воздуха. Хорошо! Затем отправляю краткое смс родителям, чтобы сообщить, что добралась без приключений. Вру, еще с какими. Но о безнравственном поведении дочери маме с папой знать необязательно. Выполнив свой дочерний долг, включаю кондиционер и залезаю под одеяло. Надо восполнить сильно пострадавший за ночь запас сил. Я покидаю номер только после двеннадцати, посвежевшая, подкарашенная, в бикини, повязанном на бедрах полотенце и больших круглых солнечных очках. Я ощущаю себя героиней светской хроники, за которой охотятся папарацци. Однако, спустившись к бассейну, понимаю, что начинающая звезда попала не по адресу. Отель не расчитан ни на знаменитостей, ни на папарации. Это демократичное заведение является местом поломничества вальяжных семейных толстопузиков в основном немецкого и британского происхождения. Они жарятся на солнце, перекатываясь с одного жирного бока на другой, время от времени тяжело поднимаются и по-пигвиньи ковыляют к бассейну, который уже переполнен их орущими и плескающимися отпрысками-колобками. Мда, как говорит не сильно уважаемый мной Сергей Зверев звезда в шоке. В моих мечтах все было совсем по-другому. Выпустив вздох разочарования, я, гордо выгнув