Путь на вокзал мы выбрали короткий, через частный сектор, далеко в стороне оставляя стадион. Этой дорогой мы обычно бегали на рыбалку на затопленный карьер у вокзала. По пути обычно набирали червей в куче старой картошки за гаражами и к рассвету уже устраивались на берегу, в камышах. Клевали на этом карьере караси размером с ладонь, иногда чуть побольше, и поход сюда был всегда крайней мерой, если вдруг не получалось поехать на речку.
Перрон, как обычно, пуст никто никуда не ехал тогда, только дачники да грибники. Солнце уже поднялось, разгоняя остатки тумана, приползшего на вокзал с того самого пруда, но теплее не стало, и я зябко ежился. Наконец вдали показалась электричка, заставив меня обрадовано схватить ведра и нетерпеливо переминаться с ноги на ногу. Наконец состав остановился, дверь оказалась прямо перед нами. Как батя угадывает всегда? Я вот сколько раз ни пытался угадать место, никогда не получалось. Из вагона на перрон спрыгнул здоровенный рыжий мужик, весь расхристанный, босой, со старым брезентовым рюкзаком на плече.
Братцы, а я где? мужик озадаченно озирался.
Киселевск батя стоял на перроне, держась за поручень, одна нога уже на ступени, мы с братом уже в тамбуре, прислушиваемся к разговору.
А до Новосиба далеко отсюда? мужик поскреб поросшую курчавым волосом грудь.
На электричке точно не доедешь. На поезд надо, 605-й, но он вечером будет.
Мужик поскреб теперь уже затылок, кивнул сам себе и побрел куда-то вдоль перрона.
Электричка дала короткий гудок и тронулась, батя заскочил в тамбур и дернул в сторону деревянную дверь. В вагоне почти никого в дальнем углу занято несколько деревянных скамеек, там сидят заспанные и явно похмельные студенты, один из них спит, зажав ногами гитару. В центре вагона, тесно прижавшись друг к дружке, сидят бабулька с дедом, благообразные и какие-то удивительно добродушные даже с виду. У ног их стоят две большие плетеные корзины и алюминиевый бидон.
Мы устроились на жестких скамьях, я уставился в окно, брат, привалившись к стенке, принялся усиленно спать, батя размышлял о чем-то, глядя в окно на другой стороне вагона. За окном проносились тополиные посадки, какие-то полузавалившиеся домишки, потом потянулись карьеры, перемежающиеся пустыми полями. Я глазел в окно и представлял, как там, на 305-м? Наверное, тайга дремучая, елки с пихтами
Пару раз электричка останавливалась, вагон постепенно наполнялся. Рядом с братом уселся какой-то профессорского вида дед, в очках в тонкой оправе и добротном костюме в мелкую клетку, на голове венчик седых пушистых волос, в руках корзинка, накрытая белой тряпочкой, и свернутая в рулон газета. Он строгим взглядом поверх очков оглядел нас с братом, важно кивнул отцу и погрузился в чтение. Но не прошло и пяти минут, как дед опустил газету и спросил у отца:
А что вы таки думаете об увеличении объемов добычи углей?
Так и сказал углей, на что батя хмыкнул.
Ну что, совсем ничего не думаете? голос дедка полнило искреннее изумление пополам с возмущением А ведь это очень влияет на природу! Попомните мои слова, лет через тридцать здесь не останется ничего живого. Дети наши где будут жить? Где, я вас спрашиваю?!
Брат от гневной патетики соседа проснулся и смотрел на него, открыв рот. А дедок, не желая успокаиваться, потряс перед носом улыбающегося отца газетой и спросил вдруг, подозрительно прищурив глаз:
Вы, наверное, шахтер?
Поняв, что отмолчаться не удастся, батя кивнул. Дед, словно только этого и дожидаясь, возопил, обличающе уставив на отца палец и заставив весь вагон смотреть в нашу сторону:
Вооот! Зарылись в землю как кроты, роете и роете, нарушаете экосистему! А она хруп-ка-я, понимаете, нет?
Потом перевел взгляд на меня и спросил вдруг:
А вот вы, молодой человек, тоже в шахту полезете?
Ответить я не успел откуда из-за моей спины раздался насмешливый мужской голос:
А кушать ты чего будешь, если мы в шахту ходить перестанем?
Дед аж подпрыгнул:
Я честно заработал свою пенсию, и мне ее вполне хватает!
Вот и хорошо ответил мужик за моей спиной Мы уголек рубаем, страна его продает и пенсию тебе с тех денег платит, так нет?
Дед надулся и молча уставился в окно, но затем, спохватившись, развернул газету. Но не прошло и десяти минут, как он снова опустил газете и спросил меня:
Вот и хорошо ответил мужик за моей спиной Мы уголек рубаем, страна его продает и пенсию тебе с тех денег платит, так нет?
Дед надулся и молча уставился в окно, но затем, спохватившись, развернул газету. Но не прошло и десяти минут, как он снова опустил газете и спросил меня:
Вы, наверное, за грибами едете?
Я кивнул.
Любите лес?
Я снова кивнул.
Совсем скоро не будет ни леса, ни грибов одни разрезы дед вздохнул грустно. Вот вам какие грибы больше всего нравятся?
Белые.
Вот их и не останется. И других тоже.
Отец буркнул под нос:
Болтун.
В этот момент электричка начала замедлять ход, из сиплого динамика над дверью разнеслось:
Станция «305-й километр».
Я подскочил, схватил ведра и рванул к выходу, отец с братом пошли следом. Дед вслед выкрикнул:
Закрыть все ваши шахты!
Но вот, наконец, электричка остановилась, дверь отъехала в сторону, и в тамбур ворвался густой запах нагретого креозота, замешанный на аромате трав и леса. Я ссыпался по ступеням на перрон, жадно глядя в лес, где мне мнились заросли грибов.
Бать, а мы туда? Или куда?
Да хоть куда отец закурил, взял у меня ведро и зашагал в лес. Мы с братом потопали следом. В ведре у брата лежал наш продовольственный запас, у отца за спиной выцветший брезентовый рюкзак, пропахший кострами и еще чем-то особенным, от чего сразу хочется в лес или на речку.
Углубились в лес, сразу направившись подальше от железной дороги. Вокруг красота! Черемуха, береза, рябины и осины, боярышника целые заросли и невысокая, будто постриженная травки. Грибов, правда, пока не видать, но это ничего, не дошли просто до грибных мест
Бать, а чего этот дед про шахты говорил? я шагал за отцом.
Правильно он все говорил, наверное. Но шахты они ведь не просто так, их умные люди строят.
И что?
А не знаю, сын. Человек природе только вредить может. Ну или стараться ее беречь.
А как ее беречь?
Не брать больше, чем надо. Не мусорить, не оставлять костры в лесу да мало ли. Любить надо природу и не причинять вреда. И другим не давать вредить.
И это пересилит вред от шахты?
Если этого не делать, то вред точно пересилит
Вышли в небольшой соснячок, залитый солнцем и от этого особенно красивый. Там и тут из рыжей хвои торчат разноцветные сыроежки, но мы их не берем крошатся. Идем дальше, и вдруг отец приседает нашел какой-то гриб. Подхожу ближе целая полянка черных груздей, запашистых, крепких Прохожу дальше, надо искать И вижу семейку рыжиков, мохнатых и ароматных. Ура! Первые грибы есть!
В сосняке больше ничего не нашли, хотя я так надеялся найти белый гриб Проходим еще метров пятьсот и выходим на обширную поляну, в дальнем конце которой стоит большой деревянный дом с двускатной крышей, сарай какой-то во дворе, никакого забора. Посреди поляны стоит огромная корова, красно-коричневая, с высоченным горбом и большущими рогами. Увидев нас, корова мотнула головой и ринулась в атаку. Батя схватил валявшуюся в траве березовую ветку и с криком «Бегите!» шарахнул корову между рогов. Ветка оказалась трухлявой и разлетелась на части. Корова остановилась в недоумении, над поляной повисла тишина, и тут откуда-то от дома донесся удивленный голос:
Мужик, ты чего делаешь?
Батя сплюнул, подобрал ведро и зашагал дальше. Мужик на крыльце провожал нас недоумевающим взором пришли трое из леса, треснули корову и ушли. Я успел заметить, как корова укоризненно посмотрела на хозяина
За следующие пару часов мы исходил и сосняки, и березняки тщетно.
Сухо батя выбрал полянку в теньке., поставил полупустое ведро и снял с плеч рюкзак. Перекусить надо, тогда грибы пойдут. Тащите сушняк.
Мы с братом метнулись в лес костер будет! Чай с дымком и колбаса жареная!
Через десять минут мы крутили над огнем нанизанные на тонкие прутики куски хлеба и колбасы. Можно, конечно, было и бутербродами пообедать, но так вкуснее! Скоро и вода в котелке забулькала, и батя бросил в нее жменю заварки и пяток смородиновых листов, сорванных тут же. Какой запах поплыл над полянкой, не передать
Пообедав, залили костер остатками чая и засобирались дальше. Солнце перевали за полдень, и духота стояла невообразимая.
Гроза будет батя пристроил рюкзак на спине.
Почему?
Душно, гнус с ума сошел, живьем ест, да и кости болят