Потом рассказывали, будто накануне ночью двое парней пытались сжечь новый собор, но так уж получилось, что сами себя они чуть не спалили. Если бы пруда поблизости не оказалось, то сгорели бы и вовсе, а так спаслись в последний момент все-таки.
Мефи знал, что рассказы эти были выдумкой, видел он горемычных тех парней и от души над ними посмеялся.
Он успел заменить и другое, как огонь с лучин на одежду их перекинулся внезапно.
Тогда она и вспыхнула ясным пламенем вдруг. А перепуганный насмерть злодеи, кажется, и вовсе рассудок потеряли, замерли, если бы он к воде их не толкнул, точно бы они сгорели, таким происшествием и вовсе зачарованные.
Потом показывали они ожоги на своем теле, словно кару небесную за крамольные помыслы.
Что не говори, а измельчал народишка по сравнению с древними злодеями. Мефи знал, что не обошлось без вмешательства бога или одного из архангелов его, не пожелавших допустить очередного сожжения храма. Огненный меч поразил несчастных, пронзив души адской болью.
Чего это ты уродуешь тех, кого хранить должен? спросил у карателя Мефи, пусть они души заблудшие, сами не знают, что творят, так что их теперь сразу надо убивать, а где же ваше милосердие, а еще про бесов говорите.
Они не мои вовсе, протестовал тот, а за злой умысел должны быть наказаны жестоко, чтобы другим неповадно было. Можно ли допустить, чтобы по их милости храм сгорел?
По-другому надо было наказывать, не отступал он, ведь сам повторяешь, что твари они неразумные.
Некогда мне разбираться, надо было зло остановить, вот этим я и занялся, и отстань от меня со своими учениями. Бела остановлена, зло наказано, чего тебе еще от меня надо?.
Ему надоел настырный и болтливый собеседник, праздно ходивший по миру, словно дел у него никаких больше не было. Он, правда, помешал до конца осуществить задуманное, но тут ангел сильно противиться не стал, пусть так и будет, меньше жертв, ему же лучше.
Вот о том столкновении и вспоминал бес, когда священник вышел к нему навстречу, а рядом с ним оказался князь, и шел он конечно, к Владимиру, тут не стоило сильно заблуждаться.
Князь думал только о своей внезапной хвори, на него вдруг свалившейся. Дорога к храму его сильно притомила.
И взирал на него бог торжественно и спокойно. Художники потрудились над его ликом на славу.
Вглядываясь в его лик, вслушиваясь в слова священника во время обряда, исполняя все, что было велено, заметил Владимир скоро, что болезнь не сразу, но отступила. Он забыл о ней, словно никогда ее и не было вообще. От светлой радости захотелось закричать во весь голос. Но он чувствовал, что не должен этого делать, чудо это высший дар, не стоит о нем громко вопить.
Рядом с ним шла просветленная и прекрасная его невеста.
Из собора, к своему народу князь выходил счастливым. Люди, его ожидавшие, кто с восторгом, а кто и с ужасом, заметили исцеление и передали ему эту весть. Их кумир бездействовал, а чужой бог, великий и могучий, во всем ему помогал. Они сами в том могли убедиться.
Видел все это и бес, он только раздраженно взглянул на ангела.
Твоя работа? тихо спросил он.
Тот молчал. Так оно и должно было быть. Раздражало лишь то, что в последнее время ему часто напоминали о том, что в этом противостоянии он проиграл.
ГЛАВА 16 ИСТРЕБЛЕНИЕ КУМИРОВ
Два дня пировал князь Владимир с ближними своими боярами после крещения и выздоровления. Давно не видели приближенные его таким спокойным и счастливым. Великолепен был княжеский пир.
На этом пиру и было объявлено о венчании князя, и должно было оно случиться все в том же прекрасном соборе.
Но князь заметил, что даже в окружении его не все разделяли радости и восторга от происходящего. Все ждали какой-то беды, и понимали, что не пройдет это гладко, что-то должно с ними случиться скверное. Истребление веры отцов и дедов не может пройти бесследно, не потому ли тревога витала в воздухе страшная.
Владимир в этой суматохе и тревоге еще подлил масла в огонь, когда велел убрать всех идолов языческих, всех кумиров, которым больше не было места в самых видных частях града, рядом с новым собором.
Они должны были быстро и бесследно исчезнуть.
Выслушав княжеский приказ, воевода невольно помедлил. И тогда в ярость неописуемую пришел князь
А что с твоим Перуном делать, княже? спросил он.
А что с твоим Перуном делать, княже? спросил он.
Владимир успел позабыть о нем, и был уверен, что его убрали раньше еще.
В Днепр, пусть на дне реки останется, заявил князь, взглянул на небеса, чтобы убедится, что к нему не летит молния Перунова.
Вот так беспощаден и решителен он оказался, прямо диву давались все, кто видели и слышали то, что творилось в княжеских палатах.
Владимир вспомнил невольно тот день, когда устанавливали Перуна, как ликовали и радовались люди перед новым истуканом божества, они верили, что теперь никакой враг, никакая беда им не страшна, и ведь в его бытность все это было тогда.
А вот перед храмом они напряженно молчали и ничего сделать не могли.
И понял князь, что кумир, видевший так много жертвоприношений, сегодня сам становился такой же жертвой, ради другого, тоже принесенного в жертву, с ним расправлялись безжалостно.
Вспомнил он и старика христианина, погибшего за веру, которую принял сегодня князь, и сына его вспомнил.
Но тогда он заблуждался, ничего не смыслил, теперь ему все было ясно, и не будет больше никаких отступлений и заблуждений.
Правда, многие были уверены, что заблуждается он теперь, а тогда был прав.
Вскоре князю доложили о том, что все кумиры сожжены, некоторые разбиты и потоплены.
Сказали, что люди видевшие, что творили воины, не сильно этому противились, ощущая бессилие перед судьбой, но и принять этого не могли.
Но князь не был уверен, что ему говорят обо всем, что там происходило. Хотя некоторые, узнав о чудесном исцелении князя, надеялись на божью милость, боялись накликать беду на себя и близких.
Но были два события, которые не могли укрыть от князя. Теперь, когда исчезли малые кумиры, все взоры были устремлены на Перуна. Они ждали, что он подаст какой-то знак на прощание, что-то должно было произойти большое и страшное, по их разумению.
Замерла толпа в тот момент, когда богатыри княжеские вырвали и кумира с привычного места и привязали к лошадиной упряжке.
Ничего не произошло, только загрохотал Перун страшно. Когда лошади рванулись с места, почуяв тяжкий груз, а люди в панике бросились в разные стороны, и лишь самые храбрые да отважные смогли взглянуть на то, что там творилось.
Но голубое бескрайнее небо оставалось спокойным. Статуя уже появилась на Днепровском берегу, стражники попытались забросить ее как можно дальше с высокого откоса, чтобы разделаться с ней навсегда.
Что-то скрипнуло, кому-то показалось, что дрогнула статуя, и с грохотом полетела вниз, в воду.
Заметили они людей на другом берегу, напряженно наблюдавших за происходящим.
Кажется, и они вздрогнули вместе с кумиром.
Дружинники первыми увидели, что, несмотря на всю тяжесть, идол не утонул, а так и оставался на поверхности.
Люди на том берегу стояли около часа, неотрывно наблюдали за рекой. Но Перун по-прежнему держался на поверхности, слегка покачиваясь от течения. Это казалось чудом, странным знаком небес.
Кто-то рыдал и просил у бога пощады, кто-то побрел от берега, ожидая кары и несчастий.
Князю доложили о случившемся сразу. Он отправился на тот берег Днепра, где все и происходило, ему хотелось взглянуть на случившееся.
Он издалека увидел статую над водой. Но особенно волноваться и печалиться не стал, ощущая в себе новые силы и власть. Ему казалось, что он защищен новым богом, ведь тот ему вернул зрение. Но как это передать его людям, которые вовсе не были так спокойны?
На утреннем приеме Мессир поинтересовался у Мефи:
Что там за суматоха, у нашего новоиспеченного Святого? Уж не твои ли это шуточки.
Все, кто там были, сразу посмотрели на беса.
Нет, не мои, отозвался тот, все случилось само собой, болван упал на отмель и затормозился, они уверены, что чудо совершилось.
Во взгляде дьявола скользило недоверие. Но он промолчал, думая о чем-то своем.
Ничего не трогай, потребовал он, не сталкивай кумира, пусть он будет живым укором князю за предательство и отступничество.
Но даже Мефи не знал, что же задумал Мессир, что он собирается делать потом. Ясно было, что так просто он этого не оставит.
Владимир подождал несколько дней, пока все не успокоились. Без кумира в городе было непривычно пусто.
Может, стоило его оставить, не нужно было так с ним расправляться?