Теперь я убедился в том, что ты настоящий безумец. Этот рай придумали для нищих и калек, для обездоленных и несчастных, ни на что не способных, ничего тут не получивших. И ты, князь, согласен среди них обитать? Ты согласен стать рабом несчастным и далеким от этого мира?
В зале воцарилось молчание, оно казалось вечностью.
Я согласен, услышал он голос Владимира.
Даже если там не будет никого из твоих приближенных? продолжал он пытать князя, они вряд ли согласятся прослыть рабами и променять настоящую жизнь на убогий и скучный твой рай.
Все равно, не думал сдаваться князь, он показал, насколько может быть упрямым. Хотя было понятно, что этот тип, скорее всего, прав.
Мессир вспомнил об обещании, данном Святославу он должен подарить рай его сыну, и решил, что довольно укрепил князя в вере его.
На этом он беседу свою и оборвал.
И резко поднявшись, он только сделал вид, что направляется к выходу, а через мгновение просто исчез, как обычно это и делал. На что князь, погруженный в свои раздумья, не обратил внимания.
Князь опомнился и встрепенулся, когда перед ним появился Мефи удивить его бес уже ничем больше не мог, да и явление его было прочти привычным.
Кто это был сейчас? поинтересовался Мефи.
Я был уверен, что это ты меня разыгрываешь, удивился такому повороту князь.
Вот еще, обиделся бес, что же, я сам себя не узнал.
Мефи прекрасно знал, кто скрывался под личиной покойного князя.
Мессир решил сдержать слово, данное Святославу, и Владимира ему придется оставить в покое. Жаль, больше здесь не на кого было глаз положить. Становилось все скучнее, а он как-то привык к этому месту.
Князек ускользнул, заботиться придется о другом, против мессира не попрешь. Чтобы в твоем обожаемом раю ты оставался в полном одиночестве и никакой свиты, никаких любимцев там не было, все твои богатыри будут далеки и недоступны. Ты получишь свой рай, мстительно думал Мефи, заранее упиваясь тем, что будет совершено.
Что хотел то и получил, ради этого полжизни стоит провести в рабстве и молитвах. Но рай в одиночестве даже для него будет на ад смахивать.
Он вспомнил победную усмешку ангела, он задумался о недавней своей излишней самоуверенностью, хотя на Владимира он с самого начала не особенно рассчитывал. Но почему он стал таким боязливым да скромным. Это оставалось для него загадкой.
В людишках было что-то необъяснимое, он не брал это во внимание, потому часто ошибался и заблуждался, но и сути своих ошибок уловить никак не мог.
Жаль, что учиться приходится по ходу дела, да еще с досадными промахами мириться.
ГЛАВА 12 СОБОР
Что все это может значить? удивленно спрашивал Владимир, как только остался снова один.
Он вызвал Елену и стал ее допрашивать о том, что она видела, желая убедиться, что она видела и помнила незнакомца, ему все это не пригрезилось.
Если это душа его брата, то почему он казался живым человеком, а не упырем, призраком?
Девушка призналась, что встречала его во дворце, он держал ее за руку, хотя рука и была холодновата, но он живой, а не мертвый.
Только теперь она стала понимать, к чему клонит князь.
Нет, он был самым обычным, никаких сомнений в душе не возникло.
Владимир чертыхнулся и отправил ее прочь, понимая, что помочь она никак не может.
Это было какое-то странное наваждение, в котором без волхва на разобраться точно.
Какая-то темная колдовская сила готова была сбить его с пути, овладеть его душой, а может и миром его и оставить его в этой власти.
Но пока он и сам не понимал, что такое с ним творится, а потому боялся и паниковал пуще прежнего.
Только об одном теперь думал князь, ему хотелось отправиться в дальнее путешествие в Византию. Надо было побольше узнать о новой верой, да и привести ее в свой мир.
Корабли были спешно подготовлены к плаванью, он не стал медлить и ступил на борт.
Уже на корабле понял князь простую истину, что отправились они не мир завоевывать и воевать, а с миром к Византийцам прийти должны.
Путешествие прошло без всяких бед и бурь, единственное, что сгорал от нетерпения наш князь, пока в море оставался.
Раскинулся перед ними прекрасный и вечный град.
Но только о своих страхах и печалях думал князь, а на красу его и не смотрел совсем.
Он много слышал о темном храме и печальном боге, но теперь хотел прикоснуться к миру, в котором он зародился и до сих пор оставался.
Он много слышал о темном храме и печальном боге, но теперь хотел прикоснуться к миру, в котором он зародился и до сих пор оставался.
Вот и попал он как раз на службу.
И показалось ему, что не в первый раз он тут появился, а всегда прежде тоже бывал и жил тут и верил в этого странного бога. Со всех сторон взирали на него суровые лица святых. Он вспомнил все легенды, которые прежде о них слышал, а теперь они становились живыми, настоящими.
Прислушался Владимир и к дивному пению. Никогда прежде ничего такого пережить ему не доводилось.
Очнулся он только когда услышал сильный и красивый голос священника рядом. Замысловат, то блестящ был его наряд. Да и весь мир вокруг был так разукрашен в разные узоры, что и не разглядеть и не запомнить всего, что их тут окружало.
И так захотелось князю, чтобы и в его Киеве появился такой собор. Пусть этот бог и возникнет над миром, остается тут навсегда.
Так была поставлена последняя точка в решении о вере. Но этот бог не был для него чужим. Он не сомневался, что незримый, он присутствовал в соборе, все видел и все знал из того, что творилось вокруг.
Нарисованные лики излучали какой-то дивный свет.
Когда слышались удары колокола, а люди направились к выходу, князь понял, что служба закончилась. Кто-то удивленно взирал на заморских гостей, посетивших их собор.
Князь ушел последним, и это было самым большим потрясением в его жизни.
Перун от него отступил, больше в него сын рабыни не верил, он не хотел быть дикарем, на душу ему лег этот странный бог.
Когда-нибудь, когда придет его час. Владимир встретится на небесах с тем стариком-жрецом, и обязательно скажет ему, что Русь приняла его веру, а он сам оказался последней жертвой на этом пути к свету, значит кровь его была пролита не зря, и великая миссия того стоила.
Люди, знавшие о странном происшествии и путешествии князя, дивились его упрямству и с тревогой ждали его возвращения домой.
Они чуяли, что он не распрощается с проклятыми греками. А ведь они сами приблизили этот страшный час для Руси великой. Из-за рабского страха князя им придется принять эту веру.
Дурные предчувствия быстро оправдались. Владимир был неумолим в своем решении, а в безрассудстве он готов был тягаться с отцом. А в рабстве перед этим богом в нем проснулась покорность матушки, надеяться на то, что он отступится, не приходилось.
Он подошел к кумиру Перуна, разозлился, что там оказались случайные свидетели.
Сначала ему хотелось погасить огонь, полыхавший перед Перуном и тем самым подчеркнуть, что он не будет с этим богом, и посмотреть, как ответит на то громовержец.
Но яростные взгляды людей и жрецов заставили его отказаться от этой идеи. Они не понимали того, что он творит, они ничего не знали о новом боге, которому он отдал свою душу. Не стоило сокрушать божество, которому все они так верили.
Но если ты хоть на что-то способен, обратился князь к кумиру, -то не позволь себя уничтожить, оставайся с ними, а мне милее совсем другой бог.
Кумир хранил молчание, но кажется, усмехался глядя на этого человечка в дорогих одеждах.
Как плохо, что он появился на свет, как скверно, что он не помер в младенчестве, ведь скольких бед можно было избежать тогда.
Мефи, следивший за князем и слышавший его яростный призыв к Перуну, сначала хотел устроить что-то этакое, показать спесивому рабу кто тут хозяин, но потом все-таки остановился вольно или невольно.
Ничего пусть Перун сам пальцем о палец ударит, или он так далек от этого мира, что и не дотянуться до рабов несчастных?
Перун был где-то далеко, и время его власти над этим миром, над этим князем подходило к концу, хотя он, как и Кронос когда-то у греков, не понимал, что пришли совсем иные времена, может утешиться только тем, что не свои, а чужие сыновья решили вытеснить его из этого мира.
Идол молча обреченно, так хотелось думать князю Владимиру.
Тогда на вечернем пиру он позвал мастеров и велел им строить вместе с греками новый храм. Собор этот должен быть не хуже Византийского, так потрясшего недавно его душу. Только тогда чужой бог, может быть, обратит взор на их мир, и оградит его от всех бед и несчастий.
Князь, задвинув старого бога, пытался торговаться с новым, словно он был наделен бессмертием, и время его никогда не кончится.
Собрались в Киеве тогда все лучшие мастера со всех земель, пришли они на княжеский двор, чтобы узнать и понять, что от них требуется.