Кристина, я телефон потерял с симкой, нелепо соврал я, на самом деле её номер был стёрт.
Ну ладно. Как ты, как твоя песня, послал на радио?
Да но пока нет ответа.
Так позвони и узнай, мурлыкал красивый голос, но я не об этом хотела. Ты свободен сегодня?
Скорее да, чем нет, обрадовался я.
Тогда в три на «Курской», ангажирую тебя на выставку.
Что ж, если надо, я готов.
Если надо?
Глупо испугавшись, я заторопился:
То есть здорово, давно хотел сходить на выставку и вообще, хо
Володя, в три у выхода из метро, без опозданий и до встречи.
Кристина мастерица обрывать, осаживать, ставить в тупик, это у неё хорошо получается.
Разговор удивил и осчастливил меня. Ведь мы расстались довольно плавно: сначала перестали регулярно спать, потом она перестала приглашать к себе, далее стали реже встречаться, а в конце Кристина просто не брала трубку и не перезванивала. Не скрою, горечь и недоумение два чувства, до сих пор живущие во мне. Но вот звонок, он всё изменил.
Тогда рандеву мне представлялось таковым: мы ходим по выставке, смотрим всякую лабуду, далее идём в какой-нибудь бар, там выпиваем, я стараюсь быть интересным, рассказываю всякое удивительное и необычное, чтобы подчинить её, дальше приглашаю на Сухаревку в музыкальную студию к другу. Надо только Виталику позвонить и договориться, ну а потом будет романтика, я сыграю песню, посвящённую ей, и скажу то, что никому никогда не говорил, она это обязательно оценит.
Так, теперь надо подумать о деньгах, очень нужен начальный капитал. У меня был примерно ноль. Пришлось идти клянчить у мамы. Она гладила бельё, когда я подошёл к ней. Стоя в нерешительности, начал так:
Мам, мне очень нужно три тысячи.
Молчание.
Ну, очень, мам.
Молчание.
Вспомнился когда-то давно прочитанный рассказ Шекли «Верный вопрос»: есть компьютер, знающий ответы на все вопросы бытия, но, чтобы он дал ответ, нужно задать тот самый верный вопрос.
Я иду на выставку с девушкой.
Бессовестный! Не мы, а ты должен нам помогать в таком возрасте. Живёшь на родительскую пенсию. Целыми днями бренчишь на гитаре, пьянствуешь, и ещё тебе на девок давать? Иди работать, больше ни копейки не получишь!
Это был удар ниже пупка. Про пенсию. Страшно ругнувшись, я ушёл в комнату, хлопнув дверью.
«Чего теперь, как без денег ехать? Крис сама позвонила, её ж потом клещами не вытащишь! Ведь это мой верный шанс её вернуть. Надо его использовать, надо из кожи вылезти, а использовать!»
Изуверские воспоминания на тему полезли в голову, вспомнился услышанный по радио случай с подростком, убившим свою тётку и забравшим деньги для свидания, или случай с двумя братьями, зарубившими ради крохотной пенсии стариков пенсионеров, подкармливавших их.
Чтобы выкинуть сатанинские мысли, я закурил и включил телик. По нему шла очередная передача про жрачку, повар с самодовольным лицом и глупыми глазами шинковал какое-то съестное дерьмо, его татуированные руки работали в унисон с языком. Я выключил звук. Ведущий всё энергичнее резал, жарил, замешивал и двигал ртом. Продукты превращались в бесформенные кучи, теряя природную форму и яркость цвета. Кулинар с ловкостью циркового клоуна подбрасывал еду на разновеликих сковородках, точно ловя её обратно в посуду.
Глядеть на это без отвращения становилось совсем невозможно, поэтому я решил пойти помыться. Предчувствие, что деньги всё же найдутся, немного успокаивало.
В старой ванне, вспоминая Кристину, пришлось стянуть себя обручами воздержания, чтобы не поддаться презренному занятию и не спустить жизнь в слив. Мылся я особенно тщательно и даже побрил член, вспоминая, как Кристина в первый раз нашей близости высмеяла его, сказав: «Так, наверно, выглядели членистоногие в ледниковый период».
Выйдя распаренным и свежим, я не заметил в нашей двухкомнатной халупе мамы. «Наверное, она пошла в магазин», подумалось мне. Проходя через прихожую, мельком бросил взгляд на протёртый диванчик и обнаружил на нём ко-ше-лёк. Кожаный кошелёк, который я подарил маме на день рождения, купив его на отцовские деньги. Медлить было нельзя. В бумажнике аккуратно лежали купюры разного достоинства, всего восемь тысяч шестьсот с мелочью (недавно была пенсия). Хотел взять три, но пришлось взять четыре. Только свершилась кража, как в замке повернулся ключ, и дверь открылась, мать забрала кошелёк.
«Нормально, всё будет хорошо, впереди только цветы», ликовал я.
Хоть времени до встречи оставалось достаточно, мне надо было как можно скорей сбежать из дома. Надев джинсы, неплохой пуловер поверх измятой майки и подклеенные кеды, я вышел на тёплый асфальт.
Кg1 f3
На ум ничего не приходило, сколько он ни силился найти пусть даже тень решения. Вместо этого в голове навязчиво играла не к месту услышанная блатная песенка. Весь вчерашний день и полночи, если не считать поход с Герой в кино, ушли у Саши на эту головоломку. Результат нулевой.
«Похоже на дырки в дуршлаге или на тёрку, ещё смахивает на пульт от телевизора, смех, какие ассоциации а только мусор, глумясь надо мной, обещает, гад, долгий срок чалиться нет, так не разобраться, тут нужен помощник долгий срок ча-литься неужели придётся к дяде ехать? Ох, не хочется. Нет, сначала обращусь к Чирику, он всё-таки в Ленинской работает, может, что подскажет».
Чирик был единственным школьным приятелем Саши. Их учёба совпала с началом девяностых, в тот прекрасный момент, когда по всей стране перестали гореть Вечные огни, а в туалетах не спускалась вода, когда учителей подкарауливали после уроков и избивали, свободно бухали в классе, совокуплялись в актовых залах, токсикоманили, надевая пакеты с «Моментом» на голову. А старые педагоги, сидя даже без нищенской зарплаты, порой не приходили на уроки, боясь инфаркта где-нибудь у доски.
Чирик не вписывался в нормальное явление того времени. Он не курил ни в старших классах, ни позже, не пил и презирал мат, за что, в свою очередь, презирали его. Часто били. Саша постоянно заступался за товарища, в результате чего их объявили чуть ли не изгоями. Дальше, окончив школу с золотой медалью, Чирик поступил в МГУ, правда не окончил его, неожиданно уйдя с диплома. Тогда их отношения прервались. Сейчас школьный друг работал в Ленинской, о чём Саша узнал недавно от общего знакомого.
Оторвавшись от странных точек, он потянулся к трубке старого дискового телефона. По памяти набрал домашний номер Чирика. Долгие гудки, и никакого ответа. «Может, звук звонка поставлен на тихо или в квартире никого?» И Саша пошёл к нему домой.
Друг жил с мамой в трёхкомнатной квартире, полученной в советское время. Раньше у них была большая семья, однако со временем отец ушёл к другой, старший брат пропал много лет назад, сестра, познакомившись по интернету с голландцем, уехала к нему, и остались они втроём: мама, Чирик и кот по кличке Фу-Фу.
Квартира располагалась в ещё более хрущёвом доме, чем у Саши. Пятиэтажный опрокинутый небоскрёб на противоположной от Александра стороне железной дороги. В детстве они пускали друг другу самодельные радиоуправляемые самолётики с письмами, их балконы были аккурат напротив. Как-то одноклассница увидела их занятие и на следующий день рассказала ребятам в школе, это стало поводом для глумливых издёвок.
Дверь открыла мама:
Здравствуйте, Татьяна Ивановна. Егор дома?
А он вам Саша, это ты, здравствуй! Давно не заходил, ну как ты? с нетерпением спросила она.
Да я ничего, работаю, мне Егор очень нужен.
А его нет, он на работе, ты ему позвони. Татьяна Ивановна стала прикрывать дверь.
Я его сотовый не знаю, где он работает, в Ленинской?
В Столыпинской, переименовали же.
В щели за дверью показалась полоска мужского тела.
Ты, Саш, к нему в библиотеку съезди, он там. Ну, всего доброго. Она спешно закрыла дверь.
Бронзовый Достоевский перед входом в библиотеку, скорбно скрючившись, взирал на сидевшую под ним молодёжь. Один парень с огромными тоннелями в ушах весьма успешно знакомился с девушкой. Он рассматривал затейливое тату на шее и верхней части её груди, от которой шёл пар на свежем апрельском воздухе, а потом, подняв куртку, показывал своё, на спине. Судя по их лояльным улыбкам, дело шло к дружбе.
На входе, пройдя мимо охранника, Саша подошёл к миловидной пожилой женщине, сидящей за столом у подножия огромной мраморной лестницы.
Простите, вы не подскажете, как мне найти сотрудника библиотеки Егора Черешнева?
Пожилая дама сделала удивлённое лицо и показала глазами в сторону двери. Саша посмотрел туда: отличная дубовая дверь, инкрустированная латунными рельефами, таких теперь не делают. Он хотел уже повернуть голову, как встретился взглядом с Чириком. Его было трудно узнать: вместо длинных волос был бритый череп, вместо пижонских бакенбард грубая щетина. Он стоял, одетый в чёрный спецназовский свитер и чёрные штаны с кучей карманов, было видно, что ему неловко.