Помолчали. Саша вновь закурил, а Мурашов опустошил свой огромный стакан и сидел, медленно гладя струны старой гитары. Пользуясь случаем, я достала фотоаппарат и запечатлела эту картину. Картину внешнего спокойствия, но внутренней борьбы. Борьбы за верное решение.
Ну, так ребят, что мы решили? спросил Саша, докурив.
Поехали на дачу, чего уж, сказала Лида.
Мы с Ирой поддержали эту идею.
А Витя? тихо спросил Мурашов.
Да хуй с ним, с Витей.
Но он же наше пиво захочет выпить!
Мы скажем, что у нас нет пива, что это лимонад, хохотала Ира.
Разговор плавно перешел на музыкальную тему. Говорили о старых песнях, об Элвисе Пресли, о Битлах. Лида признавалась в своей любви к Квин, а Мурашов в том, что больше не слушает Билтз. Затем заговорили о еде. Обсудили жареный лук на мангале. Молчали, вслушиваясь в мужской баритон, ровно наложенный на томную игру струнных инструментов.
Значит, что сейчас ехать на Теплый стан, прервал молчание Мурашов. Тридцать восемь рублей по карте МастерКард. Оттуда ехать на дачу, еще тридцать восемь рублей по карте МастерКард. Ехать на автобусе в субботу, он выделил слово «суббота», когда весь автобус заполнен. Стоять полтора часа.
Полтора часа?!
ПОЛТОРА ЧАСА??! Нет!! В СМЫСЛЕ??
Да нет же!! Час это максимум. Без пробок так вообще минут сорок пять, пояснил Саша.
Стоять сорок пять минут протянул Мурашов.
Да какой нахуй стоять
Кто кроме нас хочет на дачу к дяде Вите? Прально, никто!
Да я хочу на дачу на самом деле, это я так ломаюсь. Но Витя Витя это, конечно
Витя это тот человек, над которым можно поржать, продолжил Саша. Он просто обидится и уедет домой, я тебе серьезно говорю.
Ага, он может обидеться и наслать на нас тучу.
Все посмеялись. Ребята распили пиво. Ира сказала, что пора завязывать с алкоголем. Все согласились, но продолжили пить. Я допила свой чай. Саша старательно собирал рюкзак, который ему с трудом удалось взвались себе на плечи.
Все время, пока мы шли, Саша плелся где-то позади, и мы останавливались, чтобы подождать бедолагу. Казалось, что в этом рюкзаке сидел целый человек, причем взрослый и довольно полный, а не пакеты с соком, мясо для шашлыка и прочие прибамбасы.
Проехав одну станцию, мы вышли из метро, дошли до автобусной остановки, и Саша наконец смог сбросить этот дурацкий рюкзак. Парни пошли курить, а мы остались стоять и обсуждать людей на рекламном плакате. Мужчина, женщина и ребенок рекламировали очередную зубную пасту. Конечно, отбеливающую. Конечно, натуральную. Конечно, нет.
Этот мужик как минимум похож на педофила, утверждала Лида.
Только посмотрите, у него же очки неровно сидят на носу! громко говорила я.
Очки в черной оправе и без того ужасно смотрелись на лице мужчины, а еще были кривыми. Зубы троих с плаката ослепляли своей неестественностью, явно отпугивая потенциальных покупателей. Женщина выглядела еще более-менее адекватной, как и ребенок, поэтому оторвавшись на несчастном мужике-педофиле, мы перешли к обсуждению другого плаката.
На нем изображалась большая семья: парень и девушка, и, видимо, родители кого-то из них. Молодая пара довольно естественно смотрелась на снимке, что нельзя было сказать о других персонажах. Рука дамы имитировала прикосновение к животу мужа, а лицо ее говорило что-то типа «Ну когда это уже кончится, господи боже мой!».
Никогда не понимала этих людей с рекламных плакатов. До какой степени нужно разочароваться в окружающей действительности и в себе, чтобы согласиться на такое? Или, быть может, люди идут на это только ради денег? Нет, постойте, проституток я могу понять, да (на самом деле не могу, но предполагаю, что могу после просмотра таких фильмов как «Молода и прекрасна» и «Эскорт»), могу понять воров, но людей, которые сверкают своими отфотошопленными зубками, рекламируя очередной ненужный продукт, я не могу. Мне кажется, что если какой-нибудь задрипанный менеджер подойдет к тому же бомжу Василию, живущему около станции пригородных поездов, и предложит сняться в рекламе, то бомж Василий обольет его новенький костюмчик горячей мочой, потому что предложить сняться для рекламы самое унизительное оскорбление, которое существует на свете.
Когда подошел автобус, каждый из нас думал только о том, чтобы успеть занять местечко. Я, будучи маленькой и юркой, проскользнула мимо, кажется, не одного десятка бабулек, и в итоге мне удалось занять отличное место около окна. Моим спутникам повезло чуть меньше: Саша занял одно место, и посадил Иру, а Лиду с Мурашовым вовсе затолкали люди с большими сумками, и они остались стоять в начале салона.
Время пролетело незаметно. Я проснулась, когда меня позвала Ира.
Уже выходим? удивилась я.
Мы очутились на хорошей асфальтированной дороге около шоссе. Впереди простилалось зеленой скатертью ровное поле, за которым еле виднелся маленький густой лесок. Как и обещали синоптики, пошел дождь. Сначала по траве, а потом и по грязи мы бежали к машине.
Саша сел на переднее сиденье, а мы вчетвером кое-как уместились сзади (Ира с трудом захлопнула дверь). Дождь усилился, Саша поблагодарил мужчину, любезно согласившегося нас подвезти. Как я поняла, это был сосед. Когда он обернулся к нам, я рассмотрела его лицо. Это был простой деревенский мужик со смуглой кожей; когда он говорил, зубы его отдавали блеском желтого металла. Глаза у него были добрые-добрые, а деформированный нос с небольшой вмятиной на спинке говорил о когда-то плохо сросшемся переломе.
Машина плавно неслась по дороге, но иногда кочки давали о себе знать. Я чувствовала себя прекрасно, находясь почти за пятьдесят километров от Москвы, сидя в незнакомой машине, в которой пахло лошадиным навозом, и по крыше которой отчаянно барабанил дождик. По стеклам тоненькими струйками стекала вода, размывая долгое поле и лес, к которому мы подъезжали. Дорога с односторонним движением походила на бесконечное лицо подростка, усыпанное прыщами лужами, которые взрывались от колес автомобиля.
Мы подъехали к высокому железному забору, наверху сидела табличка «СНТ Бабенки». «Бабенки? Серьезно?» пронеслось в моей голове. Мне, как и каждому человеку, приходилось сталкиваться со смешными названиями, но мне, в отличие от большинства людей, не приходилось такие точки посещать.
Машина остановилась. Мы вышли и проскользнули в калитку. Дождь уже закончился, небо просветлело и потихоньку начинало показываться солнышко. Кроссовки промокли. Нас встретила мама Саши, маленькая полная женщина, которая была крайне приветлива с нами. Она обняла нас и попросила чувствовать себя как дома. Мы расположились на диванчике на веранде. Ребята принялись готовить мангал, а мы разгружали Сашин рюкзак. Тетя Оля пошла в дом, а мы расселись на белых пластиковых стульях и закурили. Саша частенько поглядывал в сторону двери, ведущей в дом. Когда послышался глухой топот, он потушил сигарету. Мама Саши поинтересовалась, как мы доехали. Мурашов вальяжно сидел и, отвечая на вопросы за всех, затягивался сигареткой.
Сань, ты вообще помогать мне будешь? поинтересовался Саша у своего друга.
Да-да, ответил парень, медленно поднимаясь.
Саша уже насаживал скользкие куски свинины на шампуры.
Однажды, когда мы у нас делали шашлыки, начал рассказывать Мурашов, мама насквозь проткнула себе шампуром ладонь.
Лида поморщилась. Ира оголила свои кремовые зубы. Она сидела на диване и готовила рулетики из лаваша, сыра, зелени и помидоров. Я тем временем нарезала лаваш на небольшие кусочки, чтобы внутрь поместилась начинка. Руки перед едой так никто и не помыл.