За стол Савка уселся рядом с молодыми. Прокопа Силина передёрнуло, но он смолчал, поймав умоляющий взгляд жены. Бабка Шадриха, которая вместе с другими женщинами и старшей внучкой Устькой суетилась около печи, взглянула на него неодобрительно, поджала губы.
Выкинул бы ты его, ей-богу, Прокоп негромко проворчала она Силину. Погляди, расселся за столом-то, как жених, морду сапогом задрал, холера Так ведь и на шею скоро усядется и копыта свои по бокам свесит!
Силин нахмурился ещё больше, потемнел, но ответить не успел: вмешалась Матрёна.
Что ты, Митродора Лукинишна, что ты, господь с тобой испуганно забормотала она, на всякий случай заискивающе улыбаясь колдуну. Нешто сама не знаешь, что этот проклятик сотворить может? Ведь всю судьбу Трофимке спортит, не дай бог Аль жену сглазит Бог с им, пущай сидит, лишь бы не пакостил Да и накануне помог он нам, уж как помог
Шадриха с сердцем сплюнула и отвернулась. Савка из-за стола ехидно подмигнул ей, отвернулся и затянул непристойную песню. К счастью, подружки невесты догадались грянуть в ответ величальную в двенадцать голосов и успешно заглушили Савкину похабщину.
Окоротила бы ты его, Лукинишна, зло процедил Прокоп. Могёшь ведь, знаю
И не проси, не возьму греха на душу! таким же яростным шёпотом ответила бабка. И замолчала надолго, остервенело гремя посудой у печи и о чём-то сквозь зубы переговариваясь с десятилетней внучкой. За свадебный стол она, как ни уговаривали, так и не села.
Праздник шёл своим чередом, пили пиво, водку, вино, и к темноте колдун Савка был вдребезги пьян. Когда по обычаю вышла плясать молодая в красном камчатном сарафане, расшитой душегрее и шёлковом платке, Савка, ко всеобщему испугу, вылез из-за стола и, ломаясь, встал прямо перед ней.
Ну, что ли, пройдёмся, Глаша-радость? пьяно и радостно вопросил он. В мокрой бороде его запуталось пёрышко лука, грязные волосы были всклокочены, рубаха заляпана маслом. Силинские парни все разом поднялись из-за стола, но отец остановил их движением руки.
Сядь, Савелий Трифоныч, сделай милость, негромко попросил он. Сядь, не гневи бога и праздника людям не порть. Мы к тебе со всей душой, но и ты совесть имей. Нехорошо делаешь, не по-божьи.
Чёрный Савкин глаз сощурился. Он сделал шаг к огромному Силину, задрал голову и с чувством рыгнул прямо в лицо отцу жениха.
А ты меня, Прокоп, не учи! растягивая слова, заявил он. И богом меня не стращай забыл, что ль, с кем говоришь?!
Помню, сдержанно ответил Прокоп. Брови его сошлась на переносице в сплошную грозную линию.
А коль помнишь, так и помалкивай за печью! И не серди меня, не серди, не то сам знаешь!.. А ну-ка там, бабьё, песню нам с Глафирой Терентьевной, плясать будем, гулять будем, цаловаться будем!
Да что ж это, люди добрые!.. вырвалось у матери невесты. Савелий Трифоныч, да что ж за нелепие ты творишь! Глашка, а ну отойдь от него!
Шагу не сделает, покуда не поцалует! щерясь беззубым ртом, пообещал Савка. Единственный глаз его горел диким огнём. Ну-ка, Глашенька, свет мой, могёшь без моего дозволенья с места сойтить?! Будешь Савелья Трифоныча цаловать?!
Наступила мёртвая тишина: примолкли даже пьяные. Вся изба с ужасом смотрела на Глашку, которая, побелев, как извёстка, испуганными, широко открытыми глазами смотрела на колдуна. Молодой муж ожесточённо дёрнул её за руку, но толку от этого не было никакого: Глашка действительно не могла двинуться с места. Мать невесты отчаянно завизжала. Тут же зашумели и другие бабы, кое-кто уже кинулся прочь из избы, Матрёна Силина с воем повалилась на колени перед колдуном, Прокоп яростно выругался, обвёл избу бешеным взглядом в поисках чего-нибудь потяжелей И в это время, растолкав людей, на середину горницы быстро вышла Шадриха. В руках у неё был глиняный горшок. Увидев тёмное, перекошенное яростью лицо старухи, от неё шарахнулись прочь. Заметно побледнел даже Савка, хотя кривая ухмылка не пропала с его нечистой рожи.
Шадриха с размаху швырнула горшок об пол, глиняные осколки брызнули в сторону.
Вон, нечисть! С нами Богородица! Сойди прочь, Глашка! вскричала Шадриха хриплым чужим голосом И молодая жена без чувств повалилась на руки матери. Её тут же подхватили и понесли прочь из избы.
В баню её волоките, я сама следом буду! велела вслед Шадриха. И повернулась к колдуну. Не сводя с него взгляда, отчётливо выговорила всё тем же чужим, странным голосом:
В баню её волоките, я сама следом буду! велела вслед Шадриха. И повернулась к колдуну. Не сводя с него взгляда, отчётливо выговорила всё тем же чужим, странным голосом:
Ну, Савка, сукин ты сын, довёл-таки до греха. Прости ты меня, господи, оскоромилась
На миг в избе снова стало тихо. Перепуганные гости таращились на колдуна, ожидая, что тот упадёт, сражённый на месте молнией, или рассыплется мелкой пылью. Но прошла минута, другая, а с Савкой ничего не делалось. Шадриха опустила взгляд, несколько раз истово перекрестилась и быстрым шагом вышла из избы вслед за толпой баб. Следом побежала внучка. Савка криво, недоверчиво усмехнулся. Кто-то из крестьян разочарованно вздохнул.
Тьфу на тебя, ведьма старая! победоносно крикнул колдун вслед Шадрихе. Ничего ты с Савелием Трифонычем сделать не могёшь, нет на то твоей во и вдруг молча, скривившись, начал заваливаться набок.
Домой, в его косую избёнку, Савку отнесли на руках. Он сдавленно стонал, корчился, умолял не мучить его и оставить в покое: «Ой, нутро жгёт, ой, смерть пришла, спасу нет, не трогайте Шадриха, ведьмища проклятущая, спортила, ой, помираю, уже помру чичас» Шадриха тем временем хлопотала в полутёмной бане Силиных вокруг молодой жены. Заботы её помогли: через час Глашка вернулась в избу, бледная, заплаканная, но на своих ногах. Шадриха пришла следом и во всеуслышанье объявила:
Глашка непорчена, в том слово своё даю, и никакого беса Савка в неё не пристроил! А ежели не хотите нечистую силу тешить, то пойте-гуляйте, будто не было ничего! Поймёт нечисть, что её не боятся, да к своим хозяевам на болото утащится!
Взволнованные гости с готовностью грянули плясовую, и свадьба понемногу покатилась своим чередом. Силин с женой, торопясь развеселить гостей, не заметили, как бабка Шадриха тихо вывернулась из избы и «заогородошной» тропкой быстро пошла к сельской церкви.
В маленькой, старой, тяжело осевшей набок, как хмельная баба, церкви Болотеева было пусто: только пономарь, ворча, выметал из углов сор, оставшийся после утреннего венчания. Отец Никодим, маленький седой попик с растрёпанной бородой, мёл в палисаднике сухие листья, освобождая от них ещё цветущие, поздние «золотые шары». Ему помогала внучка Шадрихи, молча нося в подоле охапки листьев и сваливая их к обшарпанной церковной стене.
Бог в помощь, батюшка, хрипло сказала Шадриха, входя в церковные ворота. Священник выпрямился, сощурился против садящегося солнца старыми слезящимися глазами. Над его головой шелестели последними листьями рябины.
Лукинишна, да что там у вас стряслось-то? Устька твоя примчалась, кричит Савка невесту на свадьбе испортил
Ох, истинно Да идём в храм-то, помолиться мне надо! Савка, ирод, снова во грех вогнал сокрушённо бормотала бабка. Ведь и зареклась а соблазнил, поганец, прости меня, господи Отец Никодим, ты б меня исповедовал, а?
Ну так пошли, Христос с тобой, растерянно сказал поп. Обожди, епитрахиль воздену Отец Варсонофий, поди с богом к матушке, она тебя чаем напоит Да что сделалось-то, Лукинишна?
Нет уж, давай по череду, сперва грех струси. Шадриха опустилась на колени перед алтарём и, вздыхая и крестясь, начала излагать подробности.
Выслушав знахарку, отец Никодим только покачал головой. Не выходя из глубокой задумчивости, накинул на голову Шадрихи епитрахиль, отпустил грех, перекрестился, вздохнул и вместе с бабкой вышел из церкви на ясный и холодный осенний воздух.
Грехи наши, грехи тяжкие Беда с этим Савкой!
Видит бог, я его не трогала допрежь, удручённо сказала Шадриха. Но тут уж мочи не стало: ведь до чего обнаглел, басурман! Чужу жену на глазах у мужа и людей целовать вздумал! Усовестил бы хоть ты его, батюшка!..
Что ему я, когда он и в церковь не ходит, и божьего слова не признаёт? Пропащая душа Отец Никодим умолк, задрав голову и глядя в серое небо. Уж к нему и исправник ездил, грозил, усовещал Всё без толку. А ты бы его, Лукинишна, всё ж не трогала лучше. Твоя-то сила тоже не от Господа.
А от кого ж?! вскипела неожиданно Шадриха. Я-то без святой молитвы ни одной травки не сорву! Аль я твою матушку от почечуя не лечила? Аль не сидела над ней ночи-то напролёт? Аль у дьяконицы младенца ногами вперёд из чрева не примала?! А прострел твой в спине чья забота была, когда тебя на Николу зимнего впополам скрючило?! Ишь что вздумал меня с Савкой проклятым равнять!