Ну да Эх, было время
Портвейн по рубль двадцать?
Ага-а-а мечтательно вытягивает Павел. Помню, в восьмом классе под Новый Год с пацанами «Три семёрки»
От этой его мечтательности я начинаю давиться от смеха.
Чего? возмущается он.
Поперхнулся.
А-а-а снова тянет Паша и погружается в воспоминания.
Минуты две он отрешенно смотрит впереди себя и вдруг выдаёт:
А деньги?
Что? не понимаю я.
Где б мы деньги взяли? Ну, чтоб не по рубль двадцать?
Жму плечами, собираюсь сказать что-нибудь неопределенное и тут вижу, как челюсть у Паши отвисает чуть ли не до груди, а глаза расширяются и лезут из орбит. Смотрю в направлении его ошалелого взгляда: неподалеку от нас дефилирует девушка лет так двадцати пяти. Рост примерно метр семьдесят пять, длинные стройные ножки в изящных кремовых сапогах по колено, в меру широкие бёдра, обтянутые черной юбкой, оголенная узкая талия, бюст около третьего размера под короткой кожаной курточкой, пухлые губки, щёчки с ямочками, широко распахнутые аккуратно подведенные глазки и вьющиеся льняные волосы до плеч. Снова смотрю на Пашу. Он по-прежнему в ступоре. С силой толкаю его в бок, чтобы привести в чувство. Павел дёргается и начинает ерзать на месте, что-то бубня под нос и пожирая взглядом прекрасную незнакомку.
Я это наконец говорит он. Пойду
Всё ясно, Павла охватило желание познакомиться поближе.
Куда? уточняю на всякий случай.
Туда мнётся герой-любовник
Может, она не одна, предупреждаю я. Подождал бы немного
Ага с явным огорчением произносит Паша и замирает на месте.
До неприличия пристально мы наблюдаем за тем, как, непринуждённо помахивая дамской сумочкой, девушка прогуливается вдоль витрин. Спустя какое-то время она останавливается у витрины с ювелирными украшениями и пристально их разглядывает.
Всё, не выдерживает Паша, пошел.
Идёт он вразвалочку, как настоящий мачо. Она, то ли заметив его манёвр, а то ли просто так, направляется в противоположную сторону и исчезает в дверях попутного магазинчика. Немного помедлив для порядка, Павел следует за ней. Ну вот, самого интересного я не увижу Или пойти подсмотреть, как хищник будет охмурять жертву, перенять опыт? Нет. У Паши задатки охмурителя в крови, на генном уровне. Такое не перенять. А мне от природы не дано. Как говорится, каждому своё
До посадки в самолёт еще целый час. И занять-то себя нечем. Mp3-плейерами не балуюсь, предпочитая хорошо слышать, что вокруг происходит, книжку в чемодане оставил, так что даже почитать нечего. Чёрт, похоже, так и не продвинуть по нашумевшему творчеству Коэльо дальше пятнадцатой страницы. Так и буду сконфуженно мямлить при попытках знакомых завести беседу о гениальном писателе. «Ах, какой матёрый человечище!» «Ну да, ну да. Конечно, конечно» Думал хоть в самолёте сделаю над собой усилие, но нет, видимо не судьба. А уж в Италии Какой тогда Коэльо? Эх, сколько на эти пятнадцать страниц потрачено сил! Признаться, до сих пор ни одна книжка не требовала от меня таких усилий. Ну не догоняю я его, как сейчас модно говорить. Вот такой вот приземлённый я человек детектив мне подавай или фантастику. Семёнова или Стругацких, да мало ли у нас хороших писателей было и, смею надеяться, будет!
Сидеть надоело. Подхватываю рюкзак и Пашину сумку и иду к ближайшей витрине. На ней в футлярах и коробочках, в целлофане и без сигары и сигариллы. Вид аппетитный, плюс к этому из-под стекла пробиваются запахи табака разных сортов крепкие и послабее, с ароматическими добавками и абсолютной чистоты. К горлу подкатывает слюна, возникает жгучее желание закурить. Но я полгода, как бросил. Чёрт! ругаюсь мысленно и, как заправский мазохист, продолжаю смотреть и вдыхать.
Курить или нет? Пара сломанных рёбер, проткнувших лёгкое, склонила чашу весов в сторону «нет». Если бы не тот полудурок на «Шевроле», купил бы я сейчас сигару поароматнее
Эти мысли отдались в висках гулким буханьем. До сих пор ночами снится: перекресток, «зебра», светофор зажигает зелёный, я делаю пару шагов и Дальше два месяца в больнице и еще полтора с палочкой.
Вздыхаю, потираю лоб ладонью и машинально ощупываю сантиметровый шрам над правой бровью. Врач рассказывал, кровь лилась так, будто голова пробита. Оказалось рассечение. Ладно, будем надеяться, что шрам меня лишь украшает, как полагается, придаёт мужественности. А полудурок тот приходил, денег предлагал. Потом папаша его приходил солидный дядька, респектабельный. Уверял, что сын у него мальчик хороший, а на принципиальности я долго не протяну и гордостью сыт не буду. Зря он так, можно было по-человечески поговорить.
Условно сынку дали, полгода всего, видимо, вняли таки голосу папашиного разума.
Еще раз провожу пальцем по шраму и сосредотачиваю взгляд на своем отражении в витрине: не красавчик, но внешность, как мне неоднократно говорили, приятная. Смуглая кожа, тёмно-русые волосы чуть спадают на высокий лоб, густые сросшиеся брови над карими глазами, почти классический нос, широкие скулы и чуть выдающийся вперед подбородок.
За спиной чувствую движение, а в витрине вижу, как над моим плечом появляется улыбающаяся физиономия Пашки. Очевидно, охмурение прошло успешно. Оборачиваюсь. Так и есть. Под руку мой приятель держит ту самую девушку.
Это Марина Мариночка, представляет он, а это Дэн, Денис то есть.
Вот так сразу и Мариночка? мысленно удивляюсь я и, улыбнувшись, говорю:
Очень приятно.
Мариночка тоже летит в Италию. Одним с нами рейсом, объявляет Паша.
Улыбаюсь ещё раз. Внимательно смотрю на девушку и понимаю, что есть в ней что-то такое из-за чего она именно Мариночка, но что конкретно определить пока не могу.
Мальчики, давайте сядем! говорит Мариночка, и я отмечаю, что голос у нее несколько резковат. Есть в нем что-то приказное и немного истеричное. Хотя, впрочем, голос как голос, и чего я придираюсь?
Подходим к диванчику.
Ой! восклицает Мариночка. Мобильник! глазки её загораются. Забыл кто-то произносит она, воровато озираясь по сторонам.
На диванчике собственной персоной мой обшарпанный «б/у». На всякий случай хлопаю по карманам. Пусто. Ну точно, мой!
Наблюдая за мной, Паша лыбится во весь рот.
Это Денискин, сообщает он Мариночке. Он у нас парень такой, надоело бросил!
Да иди ты! огрызаюсь беззлобно и прячу телефон в карман джинсов.
Садимся. Мы по бокам, Мариночка между нами. Она закидывает ногу за ногу, поправляет волосы, её зелёные с поволокой глаза смотрят на меня, а потом на Павла.
Значит, в Италию? спрашивает она.
Ага, расплывается в глуповатой улыбке Паша.
Первый раз?
Паша кивает.
Я тоже, сообщает девушка.
Составишь мне начинает Паша, но тут же спохватившись, поправляется: нам компанию?
Мариночка еще раз поочередно осматривает нас, теперь прищурившись, и до комичного серьезно говорит:
Хм, надо подумать
За нашими спинами раздается раскатистый, как из пушки, грохот. Мариночка вздрагивает, и все мы дружно оборачиваемся на звук. За стеклянной стеной на желтый диск солнца с востока наплывают свинцовые облака.
Ну вот обиженно произносит Мариночка и, как капризный ребенок, надувает пухлые губки. От этого лицо ее становится еще привлекательнее.
Подумаешь гроза какая-то, спешит успокоить девушку Паша. Это здесь, а там, в Италии, наверняка отличная погода!
Думаешь? озадачивается Мариночка.
Уверен!
Смотри! Если обманываешь, обижусь! предупреждает девушка, и я пытаюсь угадать, шутит она или нет.
Если что, готов загладить вину так, как пожелаешь! говорит Паша и подмигивает.
Мариночка как бы не замечает этого и задумчиво произносит:
А вообще, я слышала, что отправляться в дорогу в дождь хорошая примета.
Паша и, к моему удивлению, я согласно киваем.
Некоторое время мы сидим молча. От нечего делать я еще раз оборачиваюсь и смотрю на улицу. Там под ещё не ушедшим в облака солнцем ядовито желто-зеленеет скромных размеров «Боинг». К нему от здания аэропорта ведет крытый подвесной коридор. На борту «Боинга» эмблема компании «S7». Вспоминаю кадры авиакатастроф с участием этой конторы и невольно поёживаюсь. А что делать-то? Можно, конечно, дома остаться Ну уж нет! Авось пронесёт!
Объявляют посадку. Выжидаем, пока основная масса пассажиров пройдёт в самолёт и, когда у стойки контроля остается человек двадцать, отправляемся туда. На полпути внимание наше привлекает громкая, незнакомая мне, мелодия. Мариночка вздрагивает и принимается суетливо копаться в сумочке. Мы с Пашей застываем на месте, с интересом наблюдая за этим процессом. Мобильник в недрах сумочки верещит всё громче и настойчивее, но, словно в издёвку, умолкает, как только попадает в руки к хозяйке. На Мариночкином личике досада: губки надуты, а бровки сдвинуты к переносице. Её наманекюренный ноготок пробегается по тускло-бирюзовым кнопкам мобильника, несколько секунд она задумчиво смотрит на дисплей, и в это время досада на её лице превращается в негодование.