Да, к моим услугам прибегали в делах щекотливых, не терпящих огласки. Без ложной скромности поясню, что стоил целого отряда, правда, если надо было действовать не в чистом поле, а, скажем так, в условиях затруднительных для противника, которые я сам ему и создавал. Бывали случаи, вспомнишь, так вздрогнешь.
Когда-то конный отряд германцев, таких же красавцев, как и мой новый друг Гар, гнал меня по лесу, осеннему красивому мокрому лесу, в полной уверенности, что жертва окажется именно там, куда ее загоняют. Они были молоды и полны честолюбивых замыслов, у них были луки и добрые кони, в результате я сижу на этом корабле, бессмысленно переставляя шахматные фигурки, подобно перебирающему четки монаху, а мои преследователи тихо и без особого шума отправились поодиночке на небеса. Все восемь человек. А всего-то я использовал принцип «разделяй и властвуй» и умело выбирал места для засад, а не несся сломя голову сквозь кустарник и волчьи ямы.
Что-то не складывалось, и к тому же были сомнения и не малые в том, что все пройдет гладко. Да и любезный мой де Фок, отправляя меня на встречу к герцогу, выглядел странно. Словно кто-то ему здорово задницу прищемил. Так мне показалось. И еще мне показалось, что он не хотел поручать миссию мне. Но у него не было другого выхода. Ну так уж мне показалось. Зная этого старого лиса, я немного научился читать между строк, и улавливать скрытый смысл между слов, произнесенных вслух.
С точки зрения руководства, наилучшими в плане управления были именно фанатики, люди беззаветно преданные системе взглядов, принятых в Ордене, и с одинаковым воодушевлением, шедшие как в бой, так и к обедне. С одинаковым блеском в глазах. Эти были плотью от плоти ордена и работали за идею.
Нет, там тоже хватало уродов. Были красавцы, вроде Антуана Жирного, которые молясь постоянно, отвечали за кассу, и робкий стыд из-за не совсем по делу потраченных денег постоянно пробивался сквозь их неистовую религиозность из глубины их хитреньких свиноподобных глазок. Эта скотина должна мне так, Клемент, не отвлекаться, позже сочтемся.
И такие были нужны, и их терпели до поры. Ибо отцы Ордена прекрасно понимали одно человек грешен, и грешен постоянно, как в помыслах своих, так и в поступках, но Господь все видит и знает, как страсти человечьи можно использовать на благие дела. И знание этого процесса, делало отцов Отцами. За что я любил этих ребят, это за то, что платили исправно, и работа у них была всегда. Интересная.
Большая часть рыцарей храма, были, прежде всего, солдатами, но притом добрыми сыновьями Божьими, и таких время от времени следовало посылать на войну. А в мирное время держать в черном теле, чтоб злее были. Одна лишь принадлежность к Ордену уже и так всемерно возвышала их над толпой, а суровый устав говорил, о том, что истинный рыцарь Храма должен быть беден и заботиться о Спасении, как собственном, так и окружающих. Богатства же Ордена вещь угодная Богу и копятся для дел предстоящих и простым храмовником неведомым, и знать каждый должен только лишь то, что должно и не более.
Солнце припекало немилосердно. Где же мои попутчики? Люди, взбиравшиеся на борт нашего судна взамен тех, кто оставался на Мальте, проходили мимо меня безо всякого интереса. Я пытался увидеть или предугадать, кто может стать моим попутчиком. Может быть, этот рыцарь в плаще госпитальера, что зычно раздает приказы окружающим? Или кто-нибудь из его окружения, хотя бы вон тот немолодой арбалетчик. Как-то странно он смотрит, ах, простите, он крив на один глаз.
А это что за компания оборванцев? Рожи-то, рожи! Одна краше другой! Одеты ужасно, в какие-то рваные плащи, хмелем разит за несколько шагов вокруг, а ведут себя как благородные. Во всяком случае, имеют повадки отпетых грубиянов и любителей выпустить кому-нибудь кишки. Наемники, вроде меня? Похоже. Ох, уж эти сицилийцы, вечно у них заговоры, мятежи и железо из-под плащей выпирает.
Оранжевая мерзкая тряпка, выданная мне герцогом, опостылела мне настолько, что передать это словами было не возможно. Она была возмутительна, она была вызывающе яркой и привлекала ко мне ненужный интерес. В основном смотрели с сочувствием, как на раненого, но я не люблю приковывать к себе взгляды, я люблю быть незаметным
Притом, что я путешествовал без слуг, выдавая себя за бедного рыцаря, странствующего в поисках приключений на свою задницу. Это как раз никаких вопросов не вызывало, много нас тут таких собралось, тут не то что слуга, тут конь был далеко не у каждого, зато благородного происхождения хватало, многие даже бумагами друг перед другом хвастались, даром, что грамоте не обучены. Я в свое время в юности немало таких бумаг лично изготовил, благо учитель был хороший
Притом, что я путешествовал без слуг, выдавая себя за бедного рыцаря, странствующего в поисках приключений на свою задницу. Это как раз никаких вопросов не вызывало, много нас тут таких собралось, тут не то что слуга, тут конь был далеко не у каждого, зато благородного происхождения хватало, многие даже бумагами друг перед другом хвастались, даром, что грамоте не обучены. Я в свое время в юности немало таких бумаг лично изготовил, благо учитель был хороший
По палубе протопала группа паломников с поводырем, слепые? Похоже на то, идут, бормочут что-то.
Тут появился Гарольд и отвлек меня флягой местного вина. Он уже успел побывать на берегу и теперь вернулся с целым мешком местных достопримечательностей, но судя по его хмурому лицу не в самом лучшем настроении.
Холодненькое, сказал он, увлекая меня в тень, сейчас то, что нужно.
Я согласился и составил ему компанию. Оказалось, что ребята из славного города Любек уже отбыли в Святую землю неделю назад и Гарольд попросту опоздал, но он ни в коем случае не откажется от путешествия и нагонит их в Яффе. Это было хорошо, и я приложился к фляге.
х х х
Глава VIII
Jefferson Airplane White Rabbit
явь
Вот сегодня я сосредоточился во сне и ухватил ключевое слово: «Мальта». Это надо осмыслить, это надо с кем-нибудь обсудить.
Холод становился невыносимым. Свисающие с потолка камеры сосульки напоминали сталактиты.
Ну, хоть не сыро, сказал Александр, и я согласился с ним.
«Уж не сыро, так не сыро, это он прав на все сто пудов. Нет, с Шуриком мы обсуждать это не будем». Шурик, он вообще какой? На муфлона похож, я его так и прозвал муфлон, а как еще, если жует все время что-то. Он меня еще спросил, а кто такие муфлоны, я возьми и ляпни, индейцы. Ему понравилось, так и зовем теперь, ничего не обижается.
Может, костерок соорудим?
Александр постучал пальцем по лбу, своему.
Ебанулся? Костерок! Нас самих тогда на костерок отправят.
Я вздохнул.
Позамерзаем нахрен. В угоду инквизиторам.
Ничего страшного, сейчас поработаем, согреемся.
Водки бы
Непьющий Александр поморщился:
Зачем она?
Ты так не говори, я погрозил ему пальцем, тут нельзя такое говорить. Души умерших метрополитеновцев не поймут.
Прогрохотала электричка.
Вот, назидательно произнес я, правда. Слышишь, как воют?
Где-то далеко вверху, ближе к поверхности завывал ветер.
Тьфу, на тебя, впечатлился Александр, его так все называли бригаде, Александр, потому что не пил, и иногда строил из себя неизвестно что. А меня просто называли Саня, чтоб отличать от напарника ВОМДовца. И жалели, потому что знали, сегодня мне будет нелегко. В одиночку я тогда еще не пил.
За этой нехитрой беседой мы уже разболтили решетки и прислонили их к стене.
И кто это конструкцию такую удумал, интересно?
На заводе, наверное.
Не, метростроевцы похоже варили, из того, что было. Вот на той линии хорошие решетки, складные и снимать не надо, пупок рвать.
Ой, а то ты не знаешь, что у нас все на пупка.
Задолбало.
Ага, еще как. Давай, Санька тебя развяжем, сейчас бы сто пятьдесят в самый раз, да под хамсичку.
Не я бы под колбаску. Вот раньше
Ну да, как говаривал незабвенный капитан Баранов, Время нынче тяжелое не до оргазмов
Гы
Вот тебе и «гы», правда жизни
Александр задумался о тех временах, когда мог себе позволить, и лицо его приняло одухотворенный оттенок. Наблюдая людей, по тем или иным причинам бросивших пить, для себя сделал вывод: «Ну его на хуй». В смысле бросать. Только вред один для психики, а соответственно для всего организма.
Постепенно теплело, от движения, но от промерзшего пола сквозь подошвы рабочих ботинок тянуло так, что хотелось бежать со всех ног, куда-нибудь на солнце.
Молча собрали и установили съемник. Первая попытка снять подшипник провалилась.
Ну вот, пиздец, констатировал Александр.
Подкрался незаметно, подсказал я.
Напарник хмуро посверлил глазами непослушный узел и принялся ожесточенно протирать инструмент, это означало крайнюю степень раздражения.
Делать что будем?
Сейчас, сейчас. Мы его по-другому зацепим.
Оптимизму Александра мог бы позавидовать сам Карнеги. А еще умению наживать врагов.
Попробовали по-другому, но с тем же результатом.
Может ну его на хуй? Лом гнется.
Александр завелся не на шутку.