Все двери закрыты на замок, окна заколочены! Ты чего сидишь, дура! Твою Тоньку там мучают! Что ты молчишь?! закричала она, махнув за спину, где из спальни доносились слабеющие стоны, визги и пьяные вопли спорящих парней, удивительно ловко для советской периферии заманивших трёх школьниц в свой дом на вечеринку. Самая старшая и глупая из них, уже впадающая в полуобморочное забытьё, так и не увидела заблестевшего перед своим носиком поперёк вечеринки кольца с дорогим камнем. И теперь ещё один ублюдок, недавно вернувшийся из армии, носился по всему частному дому за светленькой девочкой Марго с тем же кольцом в левой руке и с острым ножом в правой.
И что теперь? безразлично ответила раскосая одноклассница Лена, кушая виноградинки, одну за другой. Непримиримая и гордая Ритка снова вспыхнула щеками от презрения к неожиданно разоблачившейся сущности лучшей подружки, но сразу же похолодела, вспомнив, что за время этой кошмарной охоты в запертом доме к Ленке никто не смел и прикоснуться широкоплечий старший брат, уже завоевавший популярность среди девок, называемых почему-то «лебедями», и авторитет на весь городок со странным названием Артём. Что я сделаю, если Тонька сама в спальню попёрлась.
Ты сволочь! вскипела Марго, нервно обернувшись, пока единственный не занятый Тонькой ублюдок отлучился по нужде. Сговорилась что ли?! Это ведь твоя идея была, пойти с ними! Открой мне двери!!!
Больная что ли?! У меня нет ключей. крикнула с улыбкой Ленка, подчёркивая свою коварную раскосость. Более паршивой морды Марго среди окружения ещё не видела, и тем более никогда не замечала этой двуличной мерзости в подружке, что стала почти сестрой в трудный период школьной травли и фактического изгнания скандалами из родного дома. Что ты так паникуешь? Ты же просто ему нравишься. Ты похожа на его девушку, которая не дождалась его из армии
Кому?! У него ножик! Он сказал, что зарежет, если я А ты? Ты почему им не нравишься так? Из-за брата? Скажи им! Про него скажи! Открой двери! Помоги!
Да успокойся ты, снова не дрогнула молодая, но насквозь гнилая девочка из полной хорошей семьи, явно замыслившая или исполняющая не по годам гнусный план, Ты что не хочешь парня, не хочешь колечко? Не хочешь быть «лебедью»?
Марго наверняка влепила бы в тот момент предательнице отрезвляющую пощёчину, если бы её руку не заломили. Вернулся чуть опьянённый ублюдок и, не забывая про ножик, потащил девочку во вторую свободную комнату. Ленка безразлично смотрела вслед, отставив виноград и взявшись за шоколадки. А Рита всё равно не сдавалась, вспомнила верный приём, показанный мамой бить каблуком чётко в ценное мужское место, и шарахнула изо всех сил насильнику, уворачиваясь от ножа.
Ах ты су зашипел от боли он и девочка стремительно помчалась на веранду. Как могла заперлась там снаружи, судорожно нащупав засов. Затем огляделась вокруг застеклённая мелким деревянным витражом веранда с грудой хлама и запертой на замок входной дверью. Гениальное решение подсказал инстинкт самосохранения.
Под хрупкими плечиками и спиной уже бился жлоб и кто-то второй, пришедший ему на помощь. Они орали, матерились и хлипкий дом уже ходил ходуном. Если дом не выпустит, значит так развалится. Марго крепко подперла вышибаемую дверь и упёрлась во всю ширь длинными только оформляющимися ногами в витраж узковатого коридора. Собрала все свои силы и волю в кулак, и принялась сдерживать атаку до конца. Пьяные преступники периодически уставали, кто-то вообще заснул, предательница всё уговаривала открыть дверь, поздновато вспомнив, что пора домой к родителям.
Когда за окном стало светать и затёкших ног девушка уже не чувствовала, ослабшая осада вновь усилилась. И явно с двойной силой начала выбиваться дверь. Слышно было, что дальше один из срочников начал драться с кем-то из бывших подельников, потому что ошалевший главарь намеревался убить непослушную беглянку и успел порезать второго, упустившего добычу. Соблазнитель Тоньки был самый крупный, отоспавшийся, потому стал биться, как вол, и уже через пять минут дверь, а с нею и лёгкая, но удивительно сильная девочка вместе с выломанным витражом вылетели на улицу. Посадку относительно смягчили зимние сугробы. Кубарем следом вылетели малолетние бандиты, но, от ярости забыв про пленниц, начали яростно бороться между собой. В одном из них проснулся вчерашний защитник отечества, он стал щитом и стеной для битья, чтобы девчонки под шумок разбежались. В разные стороны.
Одной из них предстояло быть застреленной неизвестными в молодом ещё возрасте на автозаправке того самого города Артёма, а второй бегать дальше втёмную по замкнутому кругу в поисках выхода.
Глава 2. Новое рождение
Перед глазами темнота. Во тьме вопрос. Жива? Пять минут пребывания в состоянии сознательной темноты. В состоянии нокдауна. Полная дезориентация. Страшно открыть глаза. Я почему-то слышу прежний пульсирующий вокруг дневной мир Петербурга, всё чувствую. Упав с высоты девятого этажа
Чувствую, что не погибла, всё ещё здесь, в западне. В сознании, но нет кровавых обжигающих болью открытых переломов. Голова цела и почти светла. Осталось лишь осмелиться открыть веки. Лишь рёбра внутри треснули в прошлогодних местах, перечеркнувших мою неудачную работу. Ещё болит большой палец левой руки, ссадины на коже и голова немного кружится. Решив приоткрыть глаза и подняться с земли, я ощущаю будто у меня всё же треснул череп. Словно всё его содержимое чуть сдвинулось с прежнего места. Даже смотреть вперёд дискомфортно, будто глаза теперь находятся на разном уровне. Плыву.
Но идти вперёд всё равно придётся рядом ни души. Ко мне, днём спикировавшей сверху, мимо всех этажей дома с открытыми из-за майской духоты окнами, никто не подошёл. Прохожие были. Поблизости стройка и ментовский дорожный дозор. Машины, мотоциклисты, таксисты, пешие тётеньки и дяденьки, молодёжь Господи, они и сейчас идут, проходят мимо! Плевать на эти «мёртвые души». Подталкивает детский инстинкт мне надо, как можно скорее добраться до своего подъезда, сдерживая слёзы, чтобы двор не увидел слабости. Мчаться домой, где больше никто не согреет и не утешит. К отцу, который как раз ушёл собирать последние документы для мамы. Это было мне так выгодно десять минут назад, наверху, где никто не мешал стать порыдать и поразмыслить, а сейчас обернулось засадой. Ведь отец точно ушёл надолго. Звонить в домофон бесполезно, в оглохшей квартире только перепуганный утренними трагедиями и визитами посторонних кот. Ключ от квартиры и подъезда, мобильник и обувь на «всякие-пожарные» я с собой не захватила.
Наконец выпрямилась на босых ногах и, чуть пошатываясь, пошла к нашей третьей парадной вокруг многоэтажного и многокорпусного дома с камерами наружного наблюдения, построенного питерскими ветеранами внешней разведки, которые славятся дурной привычкой подглядывать и подслушивать все проявления чужой жизни и в пенсионном статусе службы. Эти социопаты наверняка и сейчас спокойно смотрят в камеры на то, как чудом выжившая девушка после утренней смерти мамы тащится босиком к закрытой двери в разодранной и местами окровавленной одежде. Могли наблюдать момент гибели, а сейчас старший дал общую на всех зомбарей команду не вмешиваться, просто дальше маниакально наблюдать метания несчастной нельзя же нарушать театральные правила конспирации невидимых страусов, шпионящих за собственной задницей из песка. Без палева
По шершавому битуму и осколкам под окнами, шаг за шагом. И вот я у цели. Да, по домофону из нашей квартиры никто не ответил. Отец уже в другом районе города бегает по кабинетам больницы, где четыре года назад мама прошла первичный осмотр и был выявлен жестокий диагноз. Я так билась тогда, отчаянно боролась, отдавая маме все свои резервы силы и время, которое обычные дочки-ровесницы тратят на поиски личных перспектив, сдав своих родителей в хоспис. С глаз долой, из сердца вон. Есть и такие, что даже сдать в хоспис поленятся, не то, чтобы позаботиться дома. Просто прогонят умирающую мать со своей кровати, а потом предательски сбегут из квартиры с мертвецом и побегут зарабатывать себе денежку.
Самое аномальное, что я даже не столько со смертельной болезнью боролась, а с её изощрёнными виновниками. Возила и прятала туда, где странная экзогенная болезнь мамы сразу же отступала без лекарств и операции. А убийцы следом, перфораторы и облучающая аппаратура на полную мощь. Никого не стеснялись. Ни Бога, ни чёрта. Ни того, что курортная гостиница или захваченная ими квартира этажом ниже. Ни того, что чужая прекрасная мать и без того измучилась от болей и новых разрушений организма. Пусть помучается, сука.
Я всегда была рядом, хрупким, но надёжным щитом. И болезнь отступала. Мы растягивали спасительные деньки в бегах, не совершив ни одного преступления, пока не кончались средства и нужно было возвращаться в город трёх революций, стукачей и бандитов, по месту новой прописки. Как на убой, а теперь на погост. Очевидно, это была не онкология с чудесной четырёхлетней борьбой за жизнь без медицинского лечения, а целенаправленное умерщвление ненавистной жертвы со стороны секты татарско-сергеевских «разведчиков» Ханского, под окнами которых сижу, безуспешно сдерживая мелкую дрожь и рыдания, как будто прошу подаяния. Вся доказательная база, как говорится у следователей, сейчас на лицо. Час, два, третий пошёл, а эти «специалисты», специально обученные чудовища, прикидывающиеся мамашами с пустыми колясками, любопытными бабками в шляпках и спортсменами с проводками из тяжёлого рюкзака, шляются мимо меня. На мне была белая футболка, от которой на израненных боках и животе осталась лишь рвань. Поэтому кровь видна и за пять метров. Багровые полосы на щеке, босые ноги, в растрёпанных волосах мелкие цветки и листья акаций, кустарники которых чуть смягчили мощный удар о землю и поменяли траекторию падения спиной вниз на противоположную.