Легко, произнес он так, будто подписал чек на миллион рублей. И взгляд такой мол, следующий ход твой.
Я тоже приблизилась к нему, буквально нос к носу, не буду же я показывать, как боюсь этого!
Дело в том, что я не пью. Ни капли, и медленно отодвинулась, практически улегшись на спинку стула. Мол, все, вот вам крученая подача, выкусите.
Конечно, я понимала, что это грубо. Человек пригласил меня потанцевать, и это при дефиците времени из-за излишка внимания к его персоне, усадил, чаем угостил, предложил стать ближе и роднее, а я такое выдаю. Не красиво, понимаю, ну а потому что нефиг! Не люблю, когда мужик петухом вышагивает и свои перья распускает. Зачем кичиться тем, что дано тебе от природы? Зачем играть на чувствах окружающих, если ты их ни в грош не ставишь? Почему то, что передалось тебе даром по генам, ты делаешь своим оружием, способом манипулирования и вообще предметом гордости? А мы что, в капусте нашлись что ли? Мы тоже что-то из себя представляем, даже если наш нос не столь безупречен как ваш, и форма губ не сводит с ума всех подряд.
Красавец-мужчина показал, что умеет держать удар, тем более, если его неумело нанесла какая-то девчонка, не имеющая понятия о подковерных играх и искусстве интриги. Он также выпрямился, не сводя с меня пристального взгляда, и его улыбка даже не дрогнула. Вот его взгляд переместился с меня на чашку у меня волосы на голове зашевелились. «Да! Да! Даааааа!» кричало во мне все, что могло бы кричать, имей оно голосовые связки и ротовой аппарат. «Неээээт!» завопил разум.
А коварный заместитель уже брал своими изящными пальцами хрупкую ручку фарфоровой чашки и поднимал над столом.
Брудершафт, говорите? произнес он с деланной задумчивостью, а глаза уже сияли торжеством победителя.
Я не успела ничего возразить, а он уже подталкивал меня за локоть, побуждая взять мою чашку и также поднять. «Целоваться? С ним? Целоваться! С ним!» мой мозг дурел и глупел на глазах, рука дрожала и вряд ли я была способна возразить хоть что-то.
Как и подобает настоящему мужчине, Эл все сделал сам. Сам обвил своей рукой мою, приподнял ладонью дно моей чашки, заставляя поднести к губам, наклонился и сделал глоток из своей.
Это ничего не значит, проблеяла я после глотка чего-то твердого и безвкусного, еще секунду назад бывшего волшебным напитком. Это всего лишь араматизированная вода, а не алкоголь, так что это не настоящий брудершафт, а раз так, значит
Мне не дали закончить невнятную речь словами «целоваться мы не будем», и губы заместителя директора приблизились настолько, что я отшатнулась, потому что больше всего на свете желала прильнуть к ним. Целоваться? С ним? Нельзя! Этого делать нельзя! Я рванулась, но он крепко схватил меня за руку.
Валерия Ивановна, имейте смелость пойти до конца, произнес он строго, но глаза его издевались и происходящее забавляло.
До конца? До чьего конца, до его? В смысле, то есть, до какого? Черт! Вот гад, это он намеренно сделал, специально. Да он издевается!
Мгновенное возмущение помешало осознать момент, когда влажные губы коснулись моих. Почувствовав аромат клубники, мне захотелось рыдать от счастья. Главное, не раскрыть губ, а то он сразу подумает, что я напрашиваюсь. Я тоже была на высоте просидела истуканом те две с половиной секунды, пока он издевался над моей стойкостью и мужеством, но с честью прошла испытание.
Все. Вот теперь все, произнес он, медленно выпрямляясь.
Бросил быстрый взгляд на танцпол, словно желал убедиться, что это рядовое событие прошло незамеченным, но я-то знала, что все! все наблюдали за нами в этот момент, ломая голову, как это скромной кадровичке удалось добиться того, о чем они мечтали и говорили на протяжении вот уже трех месяцев.
Я промолчала. Потянулась к чашке, попыталась сделать глоток, но чай не пошел, и я мысленно застонала. Надо было бежать без ключей и проездного. Лучше умереть от усталости, дотащившись до дома на рассвете, чтобы без сил рухнуть под намертво закрытой дверью, хотя Нет, лучше так, чем теперь всю жизнь жалеть об этом равнодушном и самом лицемерном поцелуе мужчины, который прекрасно знает, какое впечатление производит на женщин. Подлец!
Привет, улыбнулся Эл веселой кривоватой улыбочкой.
Да, все, отлично, теперь мы на «ты», я резко поднялась, но он тут же усадил меня обратно.
Расскажи мне, почему тебе скучно здесь, произнес он, подливая мне горячего чая.
Привет, улыбнулся Эл веселой кривоватой улыбочкой.
Да, все, отлично, теперь мы на «ты», я резко поднялась, но он тут же усадил меня обратно.
Расскажи мне, почему тебе скучно здесь, произнес он, подливая мне горячего чая.
А я при нем не могла пить свой любимый напиток! Вот ведь какой мягко стелет, да жестко спать. При нем вообще нельзя спать, и ухо держать только востро.
Мне не нравится музыка, проговорила я, как завзятая лицемерка. Будто и не целовалась только что с живой мечтой нашей фирмы. Да что там, бери половину города, и не промахнешься.
Да? И какую же музыку ты предпочитаешь?
Да что-то поспокойнее.
А это что? И кто? он не унимался. Будто ему и вправду интересно, что же слушает на досуге работник отдела кадров. Давай я по-другому задам вопрос, он оживился. Вот если бы ты хотела пойти на живой концерт, кого бы из исполнителей ты выбрала?
А чего мне было думать? Чего колебаться? Я уже давным-давно сплю и вижу, как сижу в первом ряду на концерте хора Турецкого и плАчу, плАчу от переполняющих душу эмоций, потому что это красиво. Нет, не так. Это божественно красиво и прекрасно. От этих голосов во мне трепетала каждая жилочка и что-то взрывалось и растекалось весенними ручьями, наполняя какой-то живительной энергией, выбивая слезу. Я была бы счастлива, только не по карману мне это удовольствие, и отдать последние деньги на эту мечту я не могла. Иначе мечты не останется врала я себе.
Я поняла, что удивила его. На миг его улыбка потускнела он искренне удивился. Не ожидал, да? Думал, начну лепетать про Михайлова и Лепса, Пьеху и Болана? Ага, да, конечно. Тогда тебе, дружок, надо заглянуть в нашу бухгалтерию, или в юридический отдел, вот там бы попели дифирамбы корифеям российской попсы.
Неожиданно, честно признался он, а мне польстило, что он хотя бы слышал про такое явление, как этот уникальный хор. А то, может, парень пропадает все время в тренажерном зале, а оставшееся время торчит перед зеркалом, медитируя на свою красоту и мужские прелести. Впрочем, зачем ему зеркала, когда он постоянно, изо дня в день видит свое отражение в каждом женском взгляде, направленном на него. И только в моих глазах встречает отторжение и упрек, потому что нельзя быть красивым таким.
Что ему не дает покоя? Требуется стопроцентная покорность, иначе победа не может быть засчитана? Но для чего? Разве мало всего лишь одной, но самой-самой? Нужен весь свет? Но это же любовь вхолостую, ненастоящая и бессмысленная, как мечты наших женщин о нем. Впрочем, мне ли пытаться понять ход его мыслей и направление желаний
Я пойду, я вскочила так неожиданно, что он не успел меня задержать, и бросилась за ключами.
Все, больше ему меня не остановить. А впрочем, ему это и не нужно, он меня и так уже растоптал. Сначала обнимал на танцполе, затем целовал и даже разговорил. Возможно, в зеркале моих глаз проступило его отражение, и теперь он может быть доволен сделал все, что нужно. Ну и пусть. Завтра все будет по-старому, и сегодняшний вечер не в счет. Завтра все снова станут нормальными, день, может быть два, предаваясь воспоминаниям о сегодняшнем безумстве. Ох, очень надеюсь, что вместе с пьяным угаром, который обязательно выветрится к утру, все забудут и о нелепом поцелуе, блажи заместителя директора, обожающего играть с непокорными мышками.
Он не стал меня останавливать, как я и думала. Проводил задумчивым взглядом и изобразил фальшивую улыбку, когда у дверей я обернулась, чтобы запечатлеть его прекрасный наглый образ. Гад!
ГЛАВА 3
Весь следующий день я носа не показывала из своего кабинета. Мало ли, кому бы захотелось обсудить со мной странное поведение заместителя директора, узнать подробности разговора и причину более чем неожиданного поцелуя. Сказать мне было нечего, кроме того, что это чудовищное недоразумение.
Весь день я ломала голову, зачем Журавлев это сделал, и не находила ответа. Еще вечером, не снимая наряда, долгое время провела перед зеркалом, желая заметить то, что, может быть, бросилось ему в глаза и выделило меня из толпы, но, увы, свое лицо я знала досконально, и ничего нового и неожиданного, а тем более прекрасного, конечно же, не заметила. Все как всегда: лицо как лицо, и множество мужчин в нашей фирме совершенно спокойно проходили мимо меня каждый день. Никакие причины не толкали их на необходимость выпить со мной на брудершафт и поцеловать.