Забужение - Мария Гарзийо

Забужение

Мария Гарзийо

© Мария Гарзийо, 2019

Идея этого романа повстречалась мне в пляжном ресторане отеля Мартинез. Она сидела за соседним столиком и, небрежно накручивая на палец золотистый локон, всем своим видом демонстрировала пресыщенность ярким солнцем французской Ривьеры, ласковыми серо-голубыми волнами и всей атмосферой вальяжного благополучия, привычно обволакивающей Круазетт. Надо признаться, я не сразу обратил на нее внимание, занятый сосредоточенным расчленением королевских креветок и вялым, почти вынужденным, разговором с племянницей, сопровождавшей меня в этой поездке. Будет даже справедливее сказать, что это она, воздушная и недоступная простым смертным, пляжная нимфа первая проявила интерес к моей скромной персоне. Я поймал на себе ее внимательный изучающий взгляд, который, столкнувшись с моим, резко сменил направление и спрятался за щитом огромных солнечных очков Том Форд. Не придав этому мимолетному эпизоду значения, я вернулся к креветкам. Однако, похоже, что любопытные зрачки ее голубых как море глаз, одним беглым визитом ограничиваться не собирались. Между главным блюдом и десертом они скользнули по моему лицу еще как минимум раз пять. Честно говоря, особых иллюзий касательно цели этого вороватого разгадывания, я не питал. Во-первых, девушка была лет на двадцать-пять моложе меня, во-вторых, напротив нее, в такой же ленивой позе завсегдатая изысканных ресторанов и пятизвездочных отелей, развалился загорелый южанин достаточно приятной наружности. Цедя скудный по количеству, но насыщенный по вкусу кофе, я силился угадать, чем вызвано сие лестное внимание. Разгадку бросила мне сама девушка. Не посчитав нужным понизить голос, она, сморщив аккуратный носик, адресовала своему спутнику следующее замечание: «Эти русские совершенно не меняются. Ни стричься, ни одеваться так и не научились. Зато посмотри вон, девушка с ним лет на тридцать моложе!» Подразумевалось, конечно, что такому безвкусно одетому валенку со снопом на голове как я язык Гюго должен был быть чужд. Однако тут прозорливая незнакомка прокололась. По-французски я болтал довольно не плохо. В моменты особого просветления мне даже удавалось избегать карикатурного раскатистого рэкания. Так или иначе, язвительное замечание без труда, влетев мне в ухо, застряло в мозгу. Сказать, чтобы я расстроился или оскорбился нельзя. Скорее наоборот. Я обрадовался. Я понял, что за соседним столиком сидит не просто какая-то безликая особа женского пола. Там сидит, шелестя страничками, мой новый роман. Сама того не подозревая, девушка одной короткой фразой, дала мне ключик к своей жизни. И я намеревался этим ключиком воспользоваться.

Кажется, я слишком разулыбался, окрыленный этой драгоценной находкой, потому как Сандра, моя племянница, дернула меня за рукав рубашки: «Эй, ты где витаешь?» Я витал на просторах нового произведения, жадно хватая нечеткие очертания идей и пытаясь собрать их в смысловой букет. Желание тот час же схватиться за клавиатуру и увековечить на экране эти хрупкие мотыльки фраз жгло меня изнутри. Подобной мощной и насыщенной влюбленности в новую идею я не испытывал уже года два. Девушка снова взглянула на меня из-под двуцветных стекол. Я послал ей счастливую благодарную улыбку. Она презрительно фыркнула и отвернулась. Средней вежливости официант принес мне увесистый счет. Потраченных денег было нисколько не жаль. Поднимаясь по ступенькам на Круазетт, я последний раз оглянулся на девушку. Она о чем-то оживленно беседовала со своим кавалером, не догадываясь ни на секунду, что в кармане случайного русского пульсирует, отливая всеми цветами, ее жизнь.

Перед тем как принять реальные текстовые очертания, идея протомилась в моей черепной коробке целую неделю. Этой паразитке быстро удалось вытеснить оттуда все другие, не важные в сравнении с ней мысли, и разрастись бурно и неуемно подобно молочному грибу. Сандра особенно не жаловалась на мою внезапную рассеянность и неразговорчивость. Общество кредитки доброго дядюшки вполне устраивало этого начинающего шопоголика. По истечении не долгосрочных каникул, мы перенеслись из Ниццы в Ригу, и я вернул ее и ее беспардонно распухший чемодан обратно в объятия любящей матери, по совместительству моей сестры.

Последний день перед отъездом на историческую родину я посвятил неспешной прогулке по центру латвийской столицы. Я родился в этой маленькой, гордой до глупости, стране, в ту пору еще одной из ячеек великого советского союза. Потом армейская служба завернула тропу моей судьбы в город-гигант Москву. Там я и остался, прорастя поначалу маленькими корешками брака, затем окончательно укоренившись неожиданным успехом на литературном поприще. Впрочем, тем, кто читал хоть один мой роман, все эти столпы моей биографии уже наверняка известны, ибо в каждом произведении сквозь толстые слои выдумки, так или иначе предательски просвечивает мой собственный обнаженный скелет. Боюсь, что и новой идее не удастся полностью отстоять свой суверенитет. Проходя мимо Лаймовских часов, я уперся взглядом в переминающуюся с ноги на ногу в ожидании судьбоносной встречи девочку-подростка, и меня осенило. В качестве личного сувенира я подарю своей новой героине Ригу. Идея одобрительно раздулась, выражая полную готовность выпрыгнуть на чистую Wordовскую страничку.

Увертюра

В ожидании важного звонка Юлька вытягивает телефонный провод из розетки

Юльке зябко и неуютно. Ее то и дело задевают локтями кучкующиеся вокруг соискатели ночных развлечений. Недружелюбный ветер лохматит тщательно уложенные дома перед зеркалом волосы. Ей этот торжественный выход в свет представлялся как-то иначе. Начать хотя бы с того, что Динка, известный завсегдатай сего злачного ночного клуба, вызвавшаяся этим вечером послужить ей гидом, зачем-то прихватила с собой какую-то «левую» приятельницу. Последняя выглядела таким же тертым калачом, как и сама Динка, и, лениво перекатывая за щекой жвачный комок, до общения с клубно необразованным чайником Юлькой не снисходила. Далее выяснилось, что так вот запросто в этот эпицентр ночной жизни попасть было нельзя. Следовало, смешавшись с масштабной толпой страждущей молодежи, выжидать, когда же ворота в этот неизведанный еще для Юльки мир, соизволят распахнуться. Выжидает Юлька уже минут тридцать. Ее напудренный маминым польским «Ланкомом» нос начинает менять цвет и противно хлюпать. В пять минут двенадцатого мощный охранник в дутой китайской куртке, наконец, неторопливо раздвигает ворота. Истосковавшаяся толпа плотным, безжалостным потоком направляется вовнутрь. Чем обуславливается подобная спешка Юльке не понятно. Призы первым добежавшим до гардероба вроде не выдают. Выстояв очередь и променяв свою дубленку на пластмассовый номерок, Юлька находит прихорашивающуюся перед зеркалом Динку. «Сейчас я тебе покажу, где тут туалет»,  снисходительно обещает она,  «А потом расходимся. Каждый за себя!» Юлька удивленно таращит не слишком умело подведенные глаза. Как это каждый за себя? Пришли вроде вместе! Однако постулаты мушкетеров Динке отказываются не близки. Она тянет Юльку за собой сквозь отчаянно выплясывающую людскую массу и тычет пальцем куда-то в сторону. Судя по всему, заветная уборная находится в указанном направлении. Выполнив свою гуманитарную миссию, тусовщица исчезает в неизвестном направлении под руку с приятельницей, на которую, очевидно, законы джунглей не распространяются. Оставшись в не очень гордом одиночестве, Юлька протискивается между танцующими и, с трудом найдя никем не занятый квадратный метр, пытается заставить свое деревянное тело двигаться в унисон с окружающими. Нельзя сказать, что она сильно в этом преуспевает. На зал обрушивается популярная композиция Иванушек «Тучи как люди». Молодежь воет от восторга и начинает выворачивать бедра и коленки с удвоенной силой. Многие девушки, томно закатив размалеванные очи, размахивают руками в такт музыке, изображая из себя пресловутые тучи. Эти очеловеченные дождевые облачка пару раз задевают Юльку своими разболтавшимися конечностями. Она чувствует, что явно не вписывается во всеобщий экстаз. Хреновая из нее туча. К тому же одета она, как выяснилось, по сравнению с другими грозовыми скоплениями женского пола, простовато. Они в большинстве своем щеголяют в откровенных мини, а на Юльке, выпрошенные год назад у родителей нечеловеческими усилиями, черные джинсы и мамина блуза черная с оранжевыми цветами. Надо заметить, что маму сей шедевр китайского швейного мастерства привлекательно облегает. Юлька же в нем выглядит как обитатель психушки в смирительной рубашке, рукава которой оставили развязанными. В качестве единственной завлекалочки можно рассматривать разве что круглый вырез спереди, из которого на свет Божий взирает стройный ряд костей. Ретировавшись с танцпола, Юлька оказывается в плохо освещенном коридоре, служащем одновременно курилкой и местом для поцелуев. Многие парочки, не ограничиваясь одними лишь поцелуями, без особого стеснения перед присутствующими переходят к более активному прощупыванию. У Юльки эти неумело мусолящие друг друга юнцы вызывают маленький всплеск зависти. Вторая дверь ведет в темный зал, где крутят «медляки». Именно там, если очень повезет, можно отхватить себе партнера для последующего вдохновенного петтинга. В своих девичьих мечтах Юлька уже не раз рисовала себе эту волшебную комнату, мысленно приукрашивая Динкины описания. Она видела, как входит туда, овеянная блистательным ореолом красоты, и все собравшиеся парни, ослепленные этим чудным ведением, бросаются к ней, наперебой приглашая на танец. В действительности же ее появление остается незамеченным. Она робко занимает свободное местечко у стенки, где ютятся такие же, как она соискательницы мужского внимания. Надо сказать, все происходящее больше напоминает ночной рынок рабов, чем первый бал Наташи Ростовой. Немногочисленные особи мужского пола горделиво дефилируют вдоль стены, рассматривая представленный товар. В глубинах Юлькиного сознания сталкиваются в жестокой схватке два контрастных ощущения. С одной стороны выступает красивая и породистая гордость. С другой, брошенную перчатку поднимает хиленькая и неказистая надежда с яркой надписью «А вдруг» на узком лобике. Так происходит первое в Юлькиной жизни прямое столкновение этих двух противников. Длится оно недолго. Победу в поединке с легкостью одерживает первый участник. Глупенькое женское «авось» покидает поле боя, сверкая разбитыми коленками и желтыми глазенками, в которых плещется жажда мести. Оставшись никем не выбранной для следующего «медляка», Юлька решает далее в этом унизительном процессе не участвовать. Пусть лучше ее не пригласят танцевать по той простой и уважительной причине, что она физически отсутствует в зале. Она даже проигрывает в мозгу маленькую утешительную сценку: один из тех индюков, что прошагали мимо нее, едва взглянув, возвращается, решившись, наконец (во время первого круга он просто стушевался) заговорить с прелестной незнакомкой в черной цветастой блузке, а ее как назло уже и след простыл. Нырять в безжалостное месиво танцующих желания у нее нет. Домой вроде идти еще тоже рано. Юлька, выпустив печальный вздох, опирается спиной на стену и сползает по ней вниз. Две недели ждала этого великого события! Терзала мольбами родителей. Продумывала наряд. Малевала яркими красками радужные картины. Супер FM! Самая популярная рижская дискотека! Первый в жизни настоящий выход в свет! И вот вам, пожалуйста! С танцпола выпихали изощренные виртуозы современных телодвижений, в темной комнате вовсе проигнорировали. Из Юльки вырывается еще один тяжелый вздох, мгновенно затерявшись в перевозбужденном пыхтении трущейся справа парочки.