Иван очнулся в холодном поту, и еле дождался рассвета, он выпил пять банок пива одна за другою, совершенно не чувствую вкуса. Оделся как зомби. И пытаясь заставить себя ни в коем случае не спешить, тронулся в сторону овощного рынка. Кажется, весь этот мир тронулся вместе с ним Старики в китайских спортивных костюмах, подростки в майках и шортах, толстые грудастые бабы в цветастых сарафанах, все наперебой пытались продать свой нехитрый товарец, расхваливая прелести экологически чистого натурального продукта.
Чахлая старушка божий одуванчик, одетая в коричневую вязанную кофту, холщовую юбку до пят, и белый шерстяной платок стояла на том же месте, у ее ног ютился большой картофельный куль:
Кому капусту, свежую капусту, вещала она.
А сны, бабушка. Я хотел бы купить у тебя сон. Можно даже просто половину, ту вторую, я был вчера здесь, отдам любые деньги, все, что у меня есть, у меня есть мало, но я отдам все, Иван упал на колени и заплакал как ребенок, навзрыд. Как, будто еще не понимая, что в этом мире всего никогда не хватит на всех, и всего за деньги не купишь.
Ну что ты родиночка, старушка ласково гладила его взлохмаченные после сна волосы. Хочешь, капустки возьми, за так. Что же вы все молодые таки горемычные, бабка вздохнула. А Иван, поднявшись с колен, не замечая больше никого, побрел домой, сжимая в руках подаренный бабкой зеленый вилочек капусты, безнадежно пытаясь вспомнить то название города, то лабиринты улиц, которыми вела его Эльга, в его незавершенном сне, купленном наполовину
5
ВОТ ТАКИЕ СТРАННЫЕ СКАЗКИ рассказывал мой учитель русского языка и литературы. Его смерть, как и жизнь не была похожа на сказку. Про его жизнь я знал меньше, чем про его смерть. Даже имя его незримо стерлось из памяти, осталось лишь прозвище, данное ему нами такими милыми в своей непосредственности и такими жестокими детьми, КИНГ-КОНГ. Большая обезьяна Мне было тогда всего двенадцать лет, и я мало понимал взрослые разговоры, откровенно мне было на них наплевать, но все что говорилось про КИНГ-КОНГА, было для меня вовсе не безразлично.
Его жизнь череда потерь, произносила громким шепотом учительница истории Эмма Поликарповна Друль, поправляя на своем мясистом носу узкие очки в серебристой оправе.
Ох, если бы не эти шрамы, томно вздыхала наша певичка, теребя кудрявый черненый локон на своей пухлогубой, большеглазой головке, Ниночка учитель пения. По этой красивой легкомысленной особе вздыхали все ученики старших классов нашей, довольно средней школы. Мне было всего двенадцать, и я еще так мало понимал этот мир, но чувствовал, что даже в этом мире, где все взрослые лгут, а дети ничего не понимают, есть что-то настоящее, и сколько лет тому, кого хочется назвать другом, совершенно неважно.
Почему я считал Кинг-Конга своим другом?
Вряд ли это легко объяснить Это, и не нужно объяснять. Просто друг, ты это знаешь, и он это знает. Вы равны. Как я мечтал, чтобы он был моим отцом, кажется, он то же хотел, чтобы у него, когда ни будь, был сын, такой как я
У тебя все будет хорошо, Кирюша
Настоящий друг, это когда тебе плохо, он рядом, когда тебе хорошо, ты хочешь поделиться с ним этой радостью. Когда его нет рядом, ты все равно знаешь, что он есть, твой друг. Таким человеком, для меня был Кинг-Конг.
Когда я узнал о его смерти, то не поверил, просто не хотел верить. Тогда мне стукнуло семнадцать, я уже многое понимал, но, это вовсе не значит, что хотел принимать, этот мир таким, каков он есть.
Дело было так В нашу школу привезли две тонны оконных стекол для капитального ремонта, и конечно же ни какие районовские сметы не учитывали грузчиков, для того, чтобы это самое стекло разгрузить. Тогда, в нашей довольно средней школе, главенствовала сильно пьющая директриса, попавшая на столь ответственный пост то ли случайно, то ли в качестве наказания, понижением с ведущей партийной должности. Эта неопрятная женщина с вечными кругами у глаз, приказала отправить на разгрузку стекла школьников младших классов, а наш учитель русского и литературы, Кинг-Конг, в силу тонкости и хрупкости своего душевного мира, не мог позволить свершится столь вопиющей несбалансированности реалий, поэтому решил сам лично выгрузить все две тонны чертово оконного стекла
Никто не знает точно, что же тогда случилось, но все две тонны проклятого оконного стекла рухнули прямо на Кинг-Конга, а за его спиной стояли несколько младших школьников, все-таки пришедших помочь, кроме учителя русского языка и литературы, моего друга, не пострадал никто. Он взял на себя все, совершив небывалый подвиг нечеловеческой отваги и силы, не замеченный совершенно ни кем. Удерживая эту сползающую с кузова грузовика стеклянную махину. После своего неоцененного геройства он жил еще сутки, находясь в коме. В итоге, сильно пьющую директрису выгнали, но без скандала, заменив ее пожилым худощавым дедулькой в толстостенных очках, которому тоже было насрать куда катится наша школа, но он не пил. А Кинг-Конга схоронили по тихому, на одном из центральных кладбищ нашего северного города.
И еще про его сказку, ту самую, которую я рассказал тебе выше, о человеке, купившем свой сон, ты помнишь Сегодня мне бы очень хотелось задать вопрос, не своему учителю русского языка и литературы, а тому человеку, Ивану, Иван-сану:
Почему ТЫ, молодой и сильный, не стал искать ЕЕ (Эльгу) дальше, а по-слюнтяйски отправился жевать свою никчемную жизнь, как вилок зеленой капусты, бесплатно отданный дряхлой старухой судьбой? Я хочу на него закричать, может даже ударить, а он тупо, по бараньи, пялится в мои глаза, так долго, что на протяжении своих сегодняшних, теперь уже двадцати шести лет, я его наконец понимаю «Кто же знает, куда ОНА могла его привести в ту роковую ночь, там во второй половине незаконченного сна, вполне вероятно была обычная БЕЗДНА, Дорога в Никуда. Ведь Эльга умерла. Он знал об этом, но, так же как и я не хотел верить. Ведь легче было просто поверить в существование незаконченного сна и своей личной неполноценности, или возможную хорошую концовку, чем в неотвратимость свершившегося.
Второго моего настоящего друга звали просто Леха Его судьба была не столько ярка, но не менее трагична. В чем-то, она по существу напоминала событийную реальность принятую Кинг-Конгом. Он, тоже стал жертвой чей то халатности, бездумного эгоизма, или просто несчастного случая. Александр погиб в армии, избежав горячих точек и стрельбы, он попал в самые суровые российские войска стройбат Они с другими бойцами возводили очередную дачу очередному армейскому генералу, когда плохо закрепленное бревно, соскользнув, ударило Леху-Александра по голове прямо в висок, став по заключению доктора контрактника, причиной Лехиной смерти. По другой, не официальной версии, его просто насмерть забили злобствующие деды.
Учась с ним вместе, мы часто представляли себя отважными первооткрывателями, исследуя территорию Логовой свалки, бродя среди разрушенных домов и ничейных дворов Костырева, заросших полынью, ромашкой и огромными слоноподобными лопухами. Это была ничья земля, иногда даже казалось, что это совершенно иная планета, чужая, неоткрытая ни кем еще галактика. Было время, когда два героя, десяти лет отроду, отчаянно бились со всей местечковой шпаной, не боясь ничего и ни кого, потому что стояли спиною к спине, отчаянно защищая друг друга. И это были мы Но, вместе с уходом Лехи, пропал куда-то весь мой героизм. За прожитое до сего момента время, я так и не встретил того, кому бы смог, так же без раздумья доверить свою спину, или самую страшную тайну.
*
Обычный весенний солнечный день. Именно тот с синейшим безоблачным небом, воздухом, наполненным самыми обворожительными и завораживающими запахами, возрождающейся жизни. День, сотканный из распускающихся почек лип. Звона ледяного ручья. Пения проснувшихся птиц. И, накатывающегося с неотвратимым блаженствием настоящего желтого тепла. Я, иду по Южной дамбе. Голова пуста там ветер. В глазах небо. В сердце пустота, требующая немедленной заполненности. И тут, пошел дождь. Вернее, это только я так думал, что дождь пошел. На самом деле, его просто не было Это я, плакал. Это мое небо прорвало. Потому, что умерли два таких дорогих мне человека, в долину Смерти, черной реки Стикс, ушли мои друзья. Я не знаю, откуда это пришло, мне стукнуло уже двадцать лет И я, впервые пришел в церковь сам, в слезах и незаполненной ни чем пустотой в сердце, чтобы поставить заупокойные свечки за тех, кто умер уже давно, но для меня только сейчас Не знаю, что подумали церковные старушки, что прочитали в моих глазах, меня просто невесомо подхватили за руки, подвели к нужным иконам и помогли расставить те самые заупокойные свечи, молча разделив мое горе, перекрестив, и отпустив из мира ушедших, в мир живых все так же молча. Нужные слова не срывались с языка, они были в голове и сердце. Тогда боль не ушла целиком, то, что от нее осталось, навсегда превратилось в пустотелую серую тень, что шепчет иногда в минуты осеннего листопада, о том, что однажды все можно потерять. Но пока в этом мире весна, я хочу думать только о любви.
6
Моя любовь разная, как времена года. То слепа, то холодна, она жжет, греет, возносит к небесам, но Боже, как больно оттуда падать, с периодичностью похожей на постоянство. Она уверяет, что она есть, даже тогда, когда я знаю точно, что ее нет! Ее душа для меня загадка. Ее сердце изменчиво как ветер. Ее настоящее имя, называть пока, слишком рано, чтобы, как ни будь обозначить ее в этом повествовании, выберу всего лишь две одинаковых буквы, Юю (это не ее настоящее имя, просто частичка фамилии).