Суп с котом. Можешь поставить крест на своих золотых фантазиях.
Почему?
А потому что телеграмма ненастоящая. Это я ее сочинила, а потом попросила дядю передать ее Завирухину.
Феликс на это хотел что-то ответить, но слова застряли в горле, он закашлялся. Цветкова постучала его по спине:
Ну-ну, ты мне еще живой пригодишься.
Зачем? наконец спросил Бабочкин, вытирая набежавшие от кашля слезы.
У меня парень в Братске.
Кто?
Парень! Глухой что ль, доктор? Учится в Щепке, на лето уехал к родителям. А как мне к нему попасть? В 230 километрах от Братска Нижнеудинск. Там Колчак стоял 2 недели. А в прошлом году Завирухин искал его золото в Каповой пещере под Уфой. Ну официально, конечно, изучал рисунки древних людей, искал их бытовой хлам. Вот я и решила подбить Захара Захаровича на экспедицию в Нижнеудинск. В Братске-то искать нечего, кроме ржавой турбины гидроэлектростанции.
Ты дура, что ль?! не удержался Феликс. Совсем с ума спятила, племянница олигарха! Человек горит идеей найти пропавший золотой запас России, помочь стране, а ты Сейчас пойду и всё ему расскажу.
Не кричи, спокойно ответила Цветкова. Люди оборачиваются. Ничего я не спятила. Дядя взял на себя все расходы на экспедицию, перевел большие деньги в чахнущий институт. Завирухин не золото, так еще что-нибудь интересное найдет в пещерах, статью научную напишет, студенты отдохнут, я со своим парнем встречусь. Всем хорошо, чего ты?
Хм. Может быть. Лихо ты телеграмму подделала.
Подумаешь. Я ведь на журфаке 2 курса отучилась, потом вот в археологический перевелась. На журфаке спиться и скуриться можно было. А археология мне нравится.
Монетки, скребочки, покривился Феликс.
И это тоже. Но только про золото в нижнеудинских пещерах я не совсем придумала.
Как это не совсем?
А так. Адмирал Колчак стоял там 2 недели? Стоял. Когда в Иркутске золото взвесили, не хватало 60 тонн по сравнению с тем, что было в Уфе. Это я в интернете статью нашла одного бывшего русского эмигранта в Чехии. Конечно, золото могли украсть сами чехи. Они потом неплохо содержали наших эмигрантов в Чехии. Спрашивается, почему? Но я не верю, что наши люди, зная, что золото может достаться иноземцам, не воспользовались случаем и не взяли хотя бы часть. Ну не верю. Конечно, Нижнеудинск вилами на воде писан. А вдруг!
«Вдруг» Цветкова произнесла так громко, что к столику сразу подбежал официант, который обслуживал пожилую пару. Софья заказала себе овсяную кашу, мороженое и кофе. Феликс, смущаясь, согласился лишь на чашку чая, но Цветкова сказала, что мужчина утром должен хорошо питаться и заказала ему котлету по-киевски с итальянскими спагетти, греческий салат и кофе с мясным пирожком.
Я с тобой не расплачусь за этот олигархический завтрак, сказал Феликс, которому расхотелось ехать на Полежаевскую, мерить давление старикам.
Расплатишься, куда ты денешься, ухмыльнулась Цветкова. Ты рисовать умеешь? А то у меня с этим туго.
В школе ходил в кружок. А зачем тебе?
Как зачем! воскликнула Софья, чуть не опрокинув себе на светлые джинсы кофе. На столе появилась лужица, которую она промокнула салфеткой. На помощь ей пришел официант.
Как зачем? повторила она, когда тот удалился. Не бросать же дело на полпути. Ты что же хочешь, чтобы профессор не нашел в пещере карты?
Феликс поглядел на девушку и еще больше укрепился в своей мысли она же больная, причем на всю голову. Ему стало горько от этого, ведь когда девушка нравится, хочется продолжать с ней общение несмотря ни на какие ее «завихрения». А тут оказывается и не завихрения вовсе, а 100% клиника.
Ну чего ты на меня таращишься, как на обезьяну без хвоста? Не хочу расстраивать профессора, он такой душка.
Послушай, Софья Федоровна, перешел на официальный тон Феликс, это у вас должна быть фамилия- Завирухина. Или Завирушка.
Всё, выдохся мальчик, а такие надежды подавал. Мозги-то включи. Профессор мечтает найти золото Колчака, вот и пусть ищет. Он получит истинное удовольствие от поисков, разве это плохо? И потом, еще раз говорю- вполне возможно, часть золота действительно было спрятана в тех пещерах. А вдруг Захар Захарович его найдет? Вот будет прикольно.
И все же разводить Деда Мороза нехорошо.
Как ты его назвал? Ха, занятно, он действительно похож на Санта Клауса, когда не сердится.
И как же ты собираешься подделать старинную карту? спросил уже более миролюбиво, перейдя снова на «ты», спросил Бабочкин. Что на ней думаешь изобразить?
Вот это уже реплика по существу. Я детали продумала. Все будет на высшем уровне, я в этом деле мастер. Карта будет нанесена на страницу журнала «Нива» за 1915 год. У меня осталось от бабушки подшивка. Нарисуем схему обычными чернилами, потом немного подержим над огнем, чтобы они потемнели. Ни один специалист не отличит, гарантия!
Ну ты и затейница. Только для этого не надо быть художником, сама справишься.
Мозги-то включи! повторила она, видимо, одну из любимых своих фраз. Я своей рукой написала телеграмму Колчака Деникину. И тот же почерк будет на карте?
Почему бы и нет? пожал плечами Феликс. Ты же хочешь выдать ее за ту, что составил сам адмирал или его ординарец, якобы записавший черновик депеши.
Этот ответ смутил девушку. Она съела две ложки мороженого. Достала из сумочки тонкую сигарету, но, вероятно, вспомнила что теперь курить в подобных заведениях нельзя, положила её на стол.
Да, ты прав. И все же я хочу, чтобы ты тоже поучаствовал в этом
В этой авантюре, продолжил за Софью Феликс.
Грубо. В этом приключении. Ты мне понравился.
Вот как. Бабочкин не без удовольствия услышал эти слова. А как же твой друг в Братске?
В Братске? переспросила Софья, словно впервые услышала название этого города. Ах, да. И что? Жизнь предоставлена человеку, чтобы он мог в ней выбирать лучшее.
Какая же ты оторва, через слово- «я хочу». Первый раз такую встречаю.
Твое счастье что встретил. Так что веди себя хорошо. Сейчас поедем ко мне.
Феликс сказал, что ехать к ней не может, так его ждут на Преображенке в выездной городской лаборатории, где он сможет заработать немного денег и вернуть ей долг за завтрак. При этом он брезгливо посмотрел на так и не тронутую им котлету по-киевски. Не лезла она ему в горло. Как и пирожок. Он лишь поковырял вилкой греческий салат и сделал пару глотков кофе.
К черту Преображенку, к черту долг. Потом вернешь. Пойми, ничего случайного в жизни не происходит. Утром ты вышел из дома и увидел объявление, потом познакомился с профессором и со мной. Я тебе очень понравилась
Ну ты это
Понравилась, я по глазам вижу. И вообще, не спорь со мной. Это ведь не случайность, тебе открылась новая, интересная дорога судьбы. А ты сопротивляешься.
Я не сопротивляюсь. Просто не хочу участвовать в обмане.
У-у, не разочаровывай меня, Феля.
Феля?
Ты будешь Феля, я Софа. Феликс звучит как-то по-большевистски, напоминает мне железного чекиста. Так что, едем? Решай. Или ты со мной, или с диабетическими старухами. А еще, я позвоню Завирухину и скажу ему, чтобы он тебя не брал в экспедицию, иначе мой дядя её отменит.
Стерва.
Да, я такая.
Не отменит. Деньги уже в институте.
Так ты едешь?
Вздохнув, Бабочкин набрал на мобильном своего приятеля Петю Одинцова, который ему и предложил вместе поработать в выездной медицинской лаборатории. Петя был очень недоволен тем, что Феликс отказался ехать на Преображенку, кричал, что он отправлял заявку на них обоих в Департамент здравоохранения и их теперь ждут именно вместе и с какими глазами он теперь заявится.
Разговор через динамик в телефоне слышала Софья. Она взяла мобильник из рук Бабочкина, спокойно сказала: «Не ори, Петя, сейчас приедем».
Со своего телефона, через приложение, она вызвала такси. Всё это Феликс наблюдал с полуоткрытым ртом. Сев в машину, он все еще не верил в то, что происходит. На такси он забыл когда и ездил. А Цветкова опустила голову ему на плечо и задремала. Она покалывала его щеки кучеряшками каштановых волос, посапывала так по-детски, так непосредственно, что Феликсу захотелось ее поцеловать. Что он и сделал, прикоснувшись губами, к ее шелковому, пахнущему персиком, лбу.
До вечера они вместе работали в выездной лаборатории. Петя Одинцов только крутил головой и цокал языком: «Надо же какую ты себе деваху рукастую отхватил, Махаон, везет же дуракам». В мединституте Бабочкина за яркую внешность и в честь мифологического греческого врача, сына Аполлона, прозвали Махаоном.
Зоркий сокол
В кабинет Бориса Аркадьевича постучали, потом в дверь пролезла почти лысая голова его помощника Виктора Евстафьевича Голубя.