Внутри звездопада - Алла Глебовна Горбунова 4 стр.

не знает «до» и «после»
нерастворимая среди причин и следствий
абсурдность Тертуллиана:

единожды из рук моих выпала на пол кружка
семь лет прожила я с мужем
десять минут мерила температуру
пять раз пред глазами моими вставали горы
девять озёр я находила в лесу на даче
единожды тысячекратно ни разу
абсурдно неповторимо

прекрасна коробка с пуговицами и нитками
в ящике наверху серванта 
это будет всегда,
нет ничего другого,
ты хочешь делать одно, другое 
это не нужно
ни для чего другого нет в Боге места:
ни для любви и дружбы,
ни для труда и молитвы,
лишь для прекрасной коробки с пуговицами и нитками
в ящике наверху серванта
одно только дело, одно на века безделье:
пуговицы блаженства, нитки блаженства,
вдевать нитки блаженства в пуговицы блаженства и снова
нитки блаженства в пуговицы блаженства

Я просыпаюсь в утреннем свете
Я просыпаюсь весной в похмелье
В ресентименте и одиночестве
Жирный в утреннем свете

Свет весны проникает в моё окно
Заливает мою постель
Я просыпаюсь небритый потный
Жирный в утреннем свете

За окном утренний дождик и пение птиц
Что-то благоухает что-то цветет
Машины и мокрый асфальт и я
Жирный в утреннем свете

Моё тело голое на постели
Светлые тени ползут по стенам
Я пью утренний кофе и ем круассан
Жирный в утреннем свете

Каждую складку моего тела
Проницает утренний свет
Преображенный сияющий я
Жирный в утреннем свете

С маленьким членом между ног
С мягким, уязвимым таким животом
С катышками в пупке на простыне
Жирный в утреннем свете

Вот он весь я как на духу
Ни тени щадящей милосердной лжи
Без одежды без воли без любви
Жирный в утреннем свете

В моем похмелье цветет сирень
Поливальная машина дождя
В моем похмелье нет тебя я один
Жирный в утреннем свете

Перед лицом нового дня, космической чистоты
Перед лицом тщеты и божества
В моей сперме в моём поту
Жирный в утреннем свете

когда умирает
добрая мать,
дав на прощание
клубок ниток и куклу
появляется
другая женщина 
чудовище искажённого материнства,
она как мать
(играет такую же роль)
но не обмануть:
ты не любишь её,
она не любит тебя.
на лице её проступают клыки,
когти на пальцах,
покрытые красным лаком,
она пошлёт тебя в лес
чтобы ты там осталась,
она сама тебя съест
«для твоего же блага»,
когда умирает
добрая мать 
плохи дела, и уже проступают
клыки и когти,
только клубок и кукла
данные матерью,
той, что любила,
которую ты любила,
помогут тебе,
когда из хтонической тьмы
родится чудовище 
мачеха.

Приснилось, что читаю стихи Аллы Горбуновой, которые называются «Моей лошади Джозефу Филиппу Лавуазье».

Я скачу на ней
среди виноградников Лангедока и Божоле,
по побережью Аквитании и Гаскони,
по холмам Бурбонне, по лесам Ниверне,
по плато Пуатье.
Мою лошадь зовут Джозéф Фили́пп Лавуазье.

Я спешиваюсь
и на цветущем холме
пью бордо из Буржэ и Блайэ,
будто Бриджит Бардо.
Я треплю свою лошадь за холку и шепчу,
наклонившись к ней:
ты прекрасна, словно Софи Марсо и Мишель Мерсье,
моя лошадь Джозéф Фили́пп Лавуазье.

И мой кавалер
на нормандском своём рысаке
Анжелике Жюстине Камье
хочет угнаться за мной в горах Дофине.
Но меня несёт прочь
в долгом весеннем сне
моя лошадь Джозéф Фили́пп Лавуазье.

метки в траве
на дне озера
на зеркальном исподе
левого глаза
само зеркало 
оборотное
наполовину зарыто в песок
осыпающийся крепостями
после града
в зеркале, предназначенном
для ловли солнечных зайчиков,
свет рассыпается
радугой

вырублены стволы на болоте
у Чёртова озера,
пни, и пушица цветёт
среди пней, на песке тает град,
распадается город
и храмы его из песчаника и огня,
зеркало под водой удвоилось,
как очки старика-пескаря в песке
на тумбочке у телевизора под водой,
отражаются сосны
в каждой линзе,
выпуклые,
вот 

пролетела ворона,
ей хорошо лететь
над болотом пушицы и пней,
над чёрной водой,
быть стариком, в огороде копаться, сажать лук-порей
и укроп, но порой 
превращаться в ворону, летать средь лесов и полей,
видеть всё глазом вороньим,
слегка поворачивать головой,
а потом снова быть стариком,
снова есть свой хлеб,
пенсию ждать, ругать молодёжь,
вспоминать советскую власть,
превращаться снова в ворону и видеть какой-то блеск,
поворачивать глазом, хотеть украсть,
громко кричать
«Кар-р-р»

а тем временем утки проплыли
из правого глаза в левый под переносицей:
мать и детёныши, но самое страшное 
на животе у них колёсики,
как от маленьких велосипедиков вместо лапок,
на воде от них треугольнички и след, как от самолётиков,
иногда утёнок разгоняется и быстро так
на своих колёсиках
перегоняет маму,
видит старика-ворону и кричит: «Караул! Пожар!»,
а мама ему: «Заткнись, малый!»,
а старик ему:
«Кар-р-р»

а люди в это время ничего не слышат, не видят,
на том берегу озера беседуют о своём человечьем,
папа с сыном пускают бумажного змея,
а змей всё падает, не взлетает, слабенький ветер,
и папа сыну кричит «Разгонись и беги!»,
сын бежит, но змей цепляется за сосну,
детский плач звучит между сосен,
несётся по ветру,
а змей такой красный, упал и лежит на песке,
и тогда утёнок спрашивает у матери:
«что это значит, кря?»
и мать ему отвечает:

тяжело человеку быть человеком
на враждебной ему земле,
нашей волшебной земле,
и больно ему и трудно, когда красный змей его детства
лежит на песке,
оттого, что даже в его любви и молитве
есть маета, но
легче ему если он может на исподе левого глаза
найти оборотное зеркало, и тогда он видит
то, что на самом деле,
непостижимое, странное, страшное и прекрасное:
город в песке и очки старика-пескаря,
ворону-оборотня, уток на колёсиках,
и тогда человек быстро-быстро записывает какие-то слова,
глаза у него горят
и на лице улыбка.

тени чаек ищут крича
пропавшее сокровище на выгоревшем песке
город на острове, Морская София,
провожает старое солнце,
каждый вечер рыбы всплывают на поверхность воды,
трава становится горькой
ладан окуривает ядра пушек и чугунные якоря

женщины, безумные, как журавли
глядятся в покрытые ряской пруды,
в затмение, длящееся над морем, в помутнение
хрусталика ока утопшего бога;
они ложатся на землю, когда пушки стреляют
в полдень, они абсурдны и ветрены,
хохочут, взобравшись на старый маяк

с вершины маяка видно, как солнце
прижигает неровные края ран побережья
в башне смотритель ещё хранит
истлевшие карты в проекции меркатора и атласы
звёздного неба
спускаясь на побережье, он счищает песок
во время отлива с лиц утонувших богов,
влекомые музыкой, не зависящей от причин, как любовь
безумные женщины с хохотом несутся мимо него
в чёрные ольшаники у залива

от рожденья душа умирает одна в пустыне
и любовь друга её утешает
а что есть огонь? есть огонь, выжигающий любовь.

если ты прокрался в чужую пустыню,
но не чтоб приложить к губам мокрую губку,
а чтобы предать, 
разгорится огонь

запечатает и твои начала

если захочешь снять печати иди к нему, другу,
что давно простил тебя
за твоё несчастье

не там, где он ходит в мире в любви и славе
не там, где он ходит перед Богом в святом сиянье 
снова иди в пустыню, где он умирает

но не неси с собой воду только свои печати
ты уже никогда не утешишь друга

ты думал увидеть друга, но там на суд над тобой соберутся
гневные боги,
не простившие тебе того, что простил он

и если они отпустят тебя за твоё несчастье,
никто не знает, спадут ли твои печати
но нет иного

ушли в поля те, кто ел со мной хлеб
сон плывёт в тёмной воде
гораздо глубже чем можно подумать
тихо как птицы и солнце
помилован
я

я вмешивалась
я требовала справедливости
готовился отъезд, и меня забыли
шли по шоссе и шутили
а я сидела в прихожей на вечеринке и как-то незаметно
забралась в шкаф
мне было там так
как
ну а она
приказала всем покинуть свои места и пройти к автобусу
что за автобус и куда она не уточнила
я вспомнила одну историю:
людей собрали, завязали глаза и отвезли
на корабль полный рыбы
мы ели рыбу
(аквариумную)
барбус
боцию
ели горстями
вставляли иглы под кожу
и мы засыпали
пастушка леди любви
целомудренная, святая небольшая птица
ангел-посыльный
очень любимая разрушительница
совершенно чистая каменная принцесса
под золотой властью орла
путешественники по жизни приносят победы
смелые как медведи белые цветы
дева сильная богом святая и щедрая белая гладкая
ха! цветок Дельфиниума для последовательницы Диониса!
добрый бог для крестьянки на божественной ярмарке
племени Дориана!
предсказательница под тисовым деревом приносит
присягу богу
проблема в том, что за мной следит человек-настурция
я шла по Варшавке и пыталась запутать следы
вообще-то я всё это люблю: катание на велосипедах,
танцы,
подбирать на дороге потерянные деньги
нежную хромую последовательницу Христа
маленькая воинственная возлюбленная
из жемчужного моря
украла яндекс-деньги из интернета
две сестры лесбиянки работница и пчела кто походит
на бога?
ты замечаешь как качаются высотные дома?
как ты делаешь это своим взглядом с окном?
ему нужен матрац на букву «ш»
я видела иглу и шпульку, скалу и камень
рождённая заново повешенная королева заманивает
в ловушку
тогда голубь сел мне на голову
а я думала в каком мне быть платье чтобы общаться
с известными лицами
он пользуется репутацией защитника лошадей
а она удачливая слепая предсказательница её карьере
можно позавидовать
они принесли небольшой пепел из леса
и религиозную мудрость
конечно, я влипла в драку в подземном переходе
потом попала под обстрел пушечными ядрами
это было неприятно, но на этот раз это был точно он
собираемся идти есть, он принёс хавку, а я то засыпаю,
то просыпаюсь
мои слушатели из леса и другие защитники человечества
дети Пасхи пусть простят меня но
новым богам медиа и технологий нужен не Вотан, а вОт я
они приходят за мной, чтобы съесть кое-что вкусненькое:
моё внимание
нет ничего слаще внимания для бога рекламы,
бога фейсбука
скорость! динамика! темп в информационных джунглях
юноши с дефицитом внимания, девушки с тревожным
расстройством
сколько внимания я произвожу в день?
насколько я вкусный?
как гамбургер с колой
взамен они дали мне лёгкую деперсонализацию:
немножко спящий, немножко дементный, отравленный
и инфантильный
я вылез из интернета, иду по улице, смотрю:
над люком стелется пар
я завис: ни х*я себе
пар стелется над люком! вокруг лежат листья
синий вечер, огни, первые минусы, пора надевать шапку
пар над люком 
я подставил руки, но не смог его почувствовать
вот это да присел рядом на корточки
пар обдувает моё лицо, окна, огни, и зима уже близко
лето кончилось, и юность кончилась, многое было
а всё что осталось пар, выходящий из люка
пар над люком бл*дь смотреть невозможно
разрывается сердце, щемит, точно уличный пёс я хочу
лечь на люк и скулить, облетевшие листья у люка
а высоко деревья прозрачные и сквозит что-то
космическое
пар над люком сука пар над люком подлюка
и больше ничего не скажешь
что же это привет от богов подземных? богов осени,
смерти?
что он сделал с моим вниманием? как он это сделал?
в какую невыносимость присутствия он меня погрузил
приду я домой, позову богов интернета:
ешьте моё внимание
погубите, как саранча посевы
оставьте меня рассеянным, обдолбанным, инфантильным
для того и нужны вы, чтобы меня защитить от реального,
невыносимого
бросьте меня вконтакте, утопите меня в фейсбуке,
ибо не в силах
я внимать истине купине парящей из люка