Я спрятался от них в огромном полуразрушенном изнутри небоскребе и куда-то пополз по заваленной мусором шахте лифта.
Я тоже довольно проворно прятался, потому что других людей вокруг меня хватали, а меня никак не могли обнаружить.
Было и страшно, и интересно. Хотя я не имел никакого представления о том, куда именно я двигаюсь и что меня ждет в конце пути. Я лишь бесконечно протискивался через сплетения арматуры, перелезал через наваленный горами битый кирпич и с опаской поглядывал наверх, откуда в любой момент могли показаться опасные крылатые уродцы.
Я совершенно ясно понимал, что все это сон, но одновременно чувствовал, что происходящее вполне реально и что пропасть и сгинуть здесь я могу по-настоящему. Но осознание этого риска только еще больше распирало меня изнутри. Казалось, что дальше будет что-то еще, что-то важное, ключ к разгадке. Вот только момент этот все никак не наступал. И казалось, не будет конца этому движению.
Но постепенно происходящее утратило внятность изложения. Исчезла четкость картинки, все смешалось в один мутный серый цвет с редкими неясными отблесками, и никакие детали более не выделялись. Наступила неподвижность и пустота
Сны тем и отличаются от реальности там очень редко когда что-то имеет свое однозначное завершение. Будто сам по себе результат никого не интересует, словно абсолютно все проистекает бесконечно и тебе довелось подсмотреть только малую часть этого неизвестно чего.
VIII
Вечер. Снаружи по-весеннему еще светло, внутри мрак и электрический свет. Очередная толпа вечно молодых рок-музыкантов. Почти все волосатые, в драных кожаных куртках и джинсах. Зависают в коридоре со своими зачехленными гитарами и глумятся над всем вокруг, включая самих себя. Очень крутые, очень независимые и циничные. В общем, именно такие, каковыми им и полагается быть. Таков их микрокосмос.
Прохожу мимо, здороваюсь за руку, открываю массивным ключом с пластиковой биркой студию и, скидывая рюкзак куда-то под стол, привычно опускаюсь на кресло, мимоходом включая компьютер. Правда, тут же вскакиваю снова, ибо опять кто-то выдрал из пульта косу и в довершение выдернул и кабель питания. Руки бы оторвал. Знают же, что здесь работают практически круглосуточно. На фига?
Рокеры несмело, но все так же надменно протискиваются в аквариум. Все же типажи неизживаемы грязные патлы и косухи. Правда, у главного из-под кепки торчит косица. Но на то он и главный. Посмеиваются и жуют свои жевки.
Стараюсь относиться к ним серьезно. Впрочем, мне абсолютно все равно. Я повидал здесь всяких людей. Попадались и значительно более экстравагантные типы. Главное, чтобы без истерик, мордобоя и лишней болтовни. А через три часа я их в любом случае отсюда выставлю.
Трепать языком зазря не хочется, а тем более слушать чужую трепотню. Терпеть не могу словоблудия. Постоянно попадаются эдакие знатоки играть ни хрена не умеют, петь не умеют, а представлений, как это должно было бы быть, если бы нормальная студия была, инструмент подходящий, продюсер понтовый, выше крыши. Это, впрочем, как везде чем меньше умений, тем больше гонора. И звукоизвлечение не есть самое большое зло, про тексты песен я вовсе промолчу, исходя исключительно из профессиональной этики.
Что-то настрой у меня опять деструктивный. Ворчу про себя, как какой-то дряхлый старик. В конце концов, я зарабатываю здесь деньги, оказывая определенную профессиональную услугу. Остальное не мое дело. Как говорится, знал, на что шел.
Пока они там расчехляются и рассаживаются, я, быстро проверив остальные провода, выхожу покурить напоследок. А то мало ли, еще запрягут безвылазно на все три часа подряд. Бывает и такое.
За окном потемнело. Через двор по лужам прыгают одинокие прохожие, опасливо поглядывая на небо. Видно, дождь собирается.
Возвращаюсь специально не спеша, но мэтры все равно еще не готовы. У барабанщика вроде треснула палочка, а у басиста новые струны. Дома, конечно, нельзя было поставить. Стараясь на них не смотреть, проверяю почту.
Потом начинаются первые невыносимые запилы и оглушительный стук барабана. Рокеры должны разойтись, они без этого не могут. И чем громче, тем лучше. Звукоизоляция спасает положение, но в наушниках царит настоящий Армагеддон.
Я снимаю наушники, проверяю установки на пульте и терпеливо жду, пока они всласть наиграются и насладятся собственным мастерством.
Я снимаю наушники, проверяю установки на пульте и терпеливо жду, пока они всласть наиграются и насладятся собственным мастерством.
Через какое-то время их вокалист кивает мне через окошко и показывает на микрофон. Тогда я знаком предлагаю остальным заткнуться, и мы начинаем выстраивать звук.
Звуком в иных ситуациях можно заниматься бесконечно долго. Особенно когда попадаются непрофессиональные музыканты. Как правило, их представления о звуке идут вразрез с общепринятой концепцией, и требуется достижение некоего мучительного компромисса. Я в таких случаях до последнего стараюсь гнуть свою линию, убеждаю и уговариваю, но если сопротивление не стихает, делаю так, как хочет клиент. Клиент платит деньги, и в конечном итоге он всегда прав. Амбиции и эмоции обычно перевешивают все, особенно разумное, доброе и вечное.
С этими все оказалось проще. Видно, первый раз в подобной студии вообще. Их все устраивало заранее. Никаких разговоров, только музыка. На первый раз им было довольно самой этой возможности профессионально записать то, что они до сих пор играли лишь в каком-нибудь там прокуренном клубешнике, зажигая на сцене для любителей пить пиво под оглушительную живую музыку и многочисленных друзей и знакомых.
Сразу видно, что играть чисто они не умеют, темп не держат и без публики зажигать не очень-то получается. Однозначно придется потом доводить в редакторе, тянуть ноты, бесконечно ужимать и растягивать партии по тактам. Обычное дело.
Осторожно предлагаю включить им метроном. Но они самоуверенно отказываются. Хотя, может, оно и к лучшему под метроном тоже надо уметь играть. И раз от раза они стабильно ускоряются к концу композиции минимум раза в полтора. Барабанщик радуется этому больше всех рот до ушей. Он вообще у них лихач, склонный к импровизациям, то и дело выдает понятные только ему одному левые шестнадцатые или квинтоли в слабую долю. Местами их можно было бы выдать за свинг, если бы не ускорялся сам темп. Да и не до джаза тут.
Все эти эксперименты быстро мне надоедают. Я даже не вполне уверен, что они понимают, чем именно я недоволен. Решение простое предлагаю записать черновик. Пусть сами слушают. Что я буду за них переживать. Нервы-то не железные. Если их все устраивает, то и пожалуйста.
Пишем С десятого раза они умудряются более-менее ровно доиграть до конца. Прошло уже два часа с начала наших мучений.
Между делом выясняется, что они хотели записать сразу пять своих композиций, но как по мне, вряд ли успеют даже одну. И речь не идет о качестве исполнения. Наверняка ни хрена не репетировали, ибо самоуверенность через край.
И такие сюда приходят через одного, если не чаще. И далеко не все врубаются с первого раза и даже со второго. Понимание-то придет со временем, если только раньше не пропадет само желание музицировать. Естественный отбор.
Так или иначе, запись состоялась. Зову слушать. Набиваются ко мне в комнату, рассаживаются кто где, главный с гитаристом усаживаются посередине на диван. Все разом в нетерпении закуривают.
Профессиональные мониторы выдают мощный тугой бас и упругую бочку, что сразу очень впечатляет неискушенного слушателя. Моя работа на уровне: всех прекрасно слышно и по уровню, и по балансу, кого надо громче, кого надо тише. Эти же самозабвенно слушают свои партии, краснеют от удовольствия и хвалят друг друга.
Я облегченно вздохнул и тоже потянулся за сигаретами. Все одно уже нечем дышать. Видно, обойдется малой кровью.
Господа музыканты, наскоро посовещавшись, просят этот вариант оставить, лезут обратно в аквариум и с энтузиазмом берутся за следующую вещь. Видимо, решили нахрапом взять.
Я было начал объяснять, что запись черновая ритм кривой, гитара звучит чересчур грязно, бас откровенно проваливается и вокал неубедительный. И что вообще все это еще не звучит вместе. Но они хором говорят, что я ничего не понимаю и что все так, как надо.
Я в ответ устало, но облегченно киваю головой и надеваю наушники. Не вопрос.
Через час они уходят вполне счастливые и довольные собой, видно пить пиво и слушать свою запись. Я тоже с радостью с ними прощаюсь и иду перекурить в коридор, пытаясь выкинуть из головы весь этот кошмар и ужас.
Но в коридоре уже толпятся следующие. Какие-то субтильного вида юноши с экзотическими инструментами и, конечно же, красавица-вокалистка.