Мы собрали со своей роты гранаты РГД. Приготовили четыре связки. Три танка повернули к нам, расстреливая бегущих к укрытию людей. Кошкин с двумя связками гранат перешел на другой берег речки, кидать решил сам. Командир роты крикнул: «Отставить, Кошкин». Вместо Кошкина послал двоих рослых ребят. Когда танки подошли на расстояние 150-200 метров, мы из винтовок и двух ручных пулеметов открыли огонь. Десанты пехоты попрыгали с брони, побежали, прячась за танки. Машины подошли вплотную к берегу реки, изрыгая из себя снаряды и пули. Два танка остались на месте с подорванными гусеницами. Третий, пятясь, начал отходить. Немецкая пехота побежала обратно и залегла в 50 метрах от нас. Патронов немцы не жалели, строчили из автоматов, не давая поднять головы. Танки скрылись за поворотом дороги, оставив пехоту, по-видимому, с намерением перейти речку с заходом к нам в тыл. Справа от нас раздалось "Ура!" с редкими винтовочными выстрелами. Залегшие немцы побежали, отстреливаясь из автоматов. Командир нашего батальона с подвязанной правой рукой вел в атаку примерно с роту солдат. Командир роты поднял и нас в погоню за убегающими немцами. Немцы убегали быстро, однако немногим удалось достичь дороги и залечь в придорожную канаву.
Два немецких танка с подбитыми гусеницами заставили нас залечь. Командир батальона был убит. Командование батальоном принял комиссар. Кошкин с пятью красноармейцами подлез к танкам и предлагал немцам сдаться. В ответ немцы усилили орудийный и пулеметный огонь. Через верхние люки полетели гранаты. Кошкин облил танки бензином и поджег. Танкисты вылезли через нижние люки, начали отстреливаться из автоматов. Оба экипажа были убиты.
«Вот так, ребята, сказал командир роты, мы приняли первое боевое крещение, а дальше что будем делать?» «Только бежать отсюда», вырвалось у меня. Командир роты резко оборвал меня: «Только без паники, товарищ Котриков. Без вас подскажут, бежать или сидеть». Передали команду комиссара: «Собрать убитых. Подобрать наше и трофейное оружие, боеприпасы».
Раненых поднимали санитары и уносили в лес.
Появился посланец от командира бригады, принес распоряжение: «Отступать. В связи с отсутствием боеприпасов отступление производить группами не более взвода. С немцами в бои не вступать, стараться уходить. Сбор бригады в местечке в 20 километрах отсюда. Где-то в районе Таураге». Появились агитаторы с немецкими листовками. Уговаривали без сопротивления сдаться в плен. Они говорили: «Немцы воюют против евреев, комиссаров и коммунистов, но не против русского народа. Поэтому всем сдавшимся в плен гарантировали сохранить жизнь и создать человеческие условия».
Откуда у Кошкина взялось такое красноречие? Он, как оратор, окруженный красноармейцами и младшими командирами, громко заговорил: «Не верьте, ребята, немецкой брехне. Если в 1914 году воевали зять с шурином, то есть Николай Второй с Вильгельмом, даже тогда немцы 75 процентов наших военнопленных уморили голодом. А сейчас фашисты, они вообще кормить не будут. Не забывайте, плен это позор, предательство. Плен это голодная, тяжелая смерть с избиениями и пытками».
«Откуда ты знаешь, младший лейтенант?» донесся чей-то голос. «Знаю, ответил Кошкин, если бы не знал, то не говорил бы. У меня отец был в плену. В 1914 году попал раненым и вернулся в 1917 году. В ту пору немцы их не считали людьми. Кормили падалью, крокодильим мясом, лягушками, всякой дрянью. При этом хлеба, похожего на сырую глину, давали полфунта на человека. А вы захотели, чтобы Гитлер вас кормил и одевал. Если немцы не расстреляют при сдаче, то заморят в лагерях. Не поспели еще переступить нашу границу, уже кричат: «Русь, капут». Мы еще посмотрим, господа фашисты, кому капут, вам или нам. Русский народ добровольно никогда не клал и не положит голову на плаху. В первый день войны показали, что вы не люди, а хуже кровожадных зверей. Даже зверь беззащитного не всегда убивает. Они сегодня гусеницами танков давили раненых. Автоматчики в упор расстреливали тяжелораненых двадцатилетних парней. Что они им плохого сделали? Ели хлеб, выращенный своими руками, ходили по своей земле?»
Он говорил очень доходчиво и просто. Вокруг него собралось более 200 человек.
Комиссар отозвал меня в сторону и тихо сказал: «Меня вызывает командир бригады. Вы закругляйтесь быстрее. Меня не ждите. Организованно уходите, согласно переданному распоряжению».
После его ухода я подошел к собравшимся, встал в 5 метрах в стороне. Наблюдал за красноармейцами, окружившими Кошкина, которые превратились в слух. Один высокий худощавый сутулый солдат подошел к собравшимся, встал в 3 метрах от меня, спиной ко мне. Не только в нашем батальоне, но и в бригаде таких я не видел. На вид ему было не меньше 30 лет. У нас таких стариков не было. Бригада была полностью укомплектована кадровыми бойцами.
Он говорил очень доходчиво и просто. Вокруг него собралось более 200 человек.
Комиссар отозвал меня в сторону и тихо сказал: «Меня вызывает командир бригады. Вы закругляйтесь быстрее. Меня не ждите. Организованно уходите, согласно переданному распоряжению».
После его ухода я подошел к собравшимся, встал в 5 метрах в стороне. Наблюдал за красноармейцами, окружившими Кошкина, которые превратились в слух. Один высокий худощавый сутулый солдат подошел к собравшимся, встал в 3 метрах от меня, спиной ко мне. Не только в нашем батальоне, но и в бригаде таких я не видел. На вид ему было не меньше 30 лет. У нас таких стариков не было. Бригада была полностью укомплектована кадровыми бойцами.
Я подошел к нему сзади и хотел спросить, откуда он. Он не спеша снял винтовку с плеча. Щелкнул затвор. Створ винтовки пополз по направлению головы Кошкина. Она выделялась среди всех. Я ударил рукой снизу по стволу винтовки, и как раз вовремя. Раздался выстрел. Пуля высоко прошла над головой Кошкина. Я выхватил из рук солдата винтовку и наставил на него дуло немецкого автомата. Тихо проговорил: «Руки вверх!» Красноармеец шмыгнул одной рукой в карман. Впереди стоящий сержант схватил его за кисть. В руке его оказался парабеллум. Допрашивать было некогда. Ему крепко связали руки. На допрос повели в штаб бригады на место сбора. Многие признали в нем агитатора, хвалившего немецкий плен. При обыске была обнаружена красноармейская книжка на имя Смирнова Евстафия Ивановича 1919 года рождения, 1500 рублей, две пачки папирос "Беломорканал", финский нож, защитные очки и письма от матери из Горьковской области. По дороге он утверждал, что он красноармеец 2 роты 3 батальона нашей бригады. Даже грозил: «Вот начальство разберется, и вам влетит». Правильно называл фамилию командира батальона, командира роты и так далее.
По дороге к нам присоединилась группа красноармейцев численностью около роты, которых немцы преследовали по пятам. Как было приказано, уходили, боя не принимали. Когда присоединились к нам, немцы отстали.
На привале я объявил: «Кто знает красноармейца Смирнова Евстафия?» Несколько человек отозвалось. Я поднял арестованного и спросил: «Кто знает этого человека?» Все молчали. «Встать, кто знает Смирнова», крикнул Кошкин. Встало восемь человек. «Которого Смирнова, в нашей роте Смирновых двое. Оба они с Ветлуги, раздался чей-то звонкий голос. Там, говорят, во всех деревнях добрая половина Смирновых». Я ответил: «Речь идет о Смирнове Евстафии. Вот этот тип утверждает, что он Евстафий Смирнов».
Подошел небольшого роста сержант и спросил: «Разрешите, товарищ младший лейтенант, я его по-настоящему осмотрю. Что-то похожего ничего нет. Мы со Смирновым земляки, с одного района, да и деревни наши рядом. Ты говоришь, Смирнов. Вот тебе за Смирнова», и ударил его в челюсть. Самозванец свалился. «Бей его. Расстрелять его», закричали почти все. «Где Смирнов, куда его девали?» Разъяренные люди пинали и били самозванца.
Мы с Кошкиным и младшими командирами вынуждены были подать команду: «Становись в строй!» Люди встали в строй и требовали расстрелять самозванца. «Что вы галдите? кричал Кошкин. Расстрелять, расстрелять, это проще всего. А вот получить от него ценные сведения тоже немаловажное значение имеет. Сдадим в особый отдел бригады, там специалисты, пусть разбираются. Направо! подал команду Кошкин. Шагом марш!»
Шли быстро. По пути к нам примыкали рядовые, младшие командиры и даже офицеры из разных родов войск: артиллеристы, танкисты, чудом уцелевшие пограничники и даже летчики в темно-синей форме.
Среди многих царил страх за свою жизнь. Они говорили, что их воинские подразделения, не принимая боя, трусливо разбежались по лесу. Многие сдались в плен. Не было боеприпасов, чтобы дать отпор немцам. Те, кого беда разлучила со своими воинскими подразделениями, примыкали к нам, просили патроны и шли за нами до конца. Те, кто струсил, в трудную минуту бросил своих товарищей и сбежал, присоединялись к нам и тут же отставали. Уходили в леса спасать свою шкуру. Повсюду среди наших вояк сеялась паника. Распространялись нелепые слухи, что немцы высадили крупные десанты в Ригу, Минск, Киев, Ленинград и так далее и без сопротивления заняли эти города. Что наше правительство бежало в Америку. Поэтому напрасно мы бежим, надо сдаваться в плен.
Глава шестая
День клонился к вечеру. По небу плыли редкие высокие кучевые облака. Они медленно меняли свои очертания, изображая то средневековые крепости, то великанов или гигантских сказочных зверей. Вдали показался хутор. Кошкин предложил: «Зайдем, попьем холодной водички, может, поужинаем у гостеприимного хозяина». «Зайти заманчиво, даже неплохо. Посмотри, сколько нас. Мы не только весь хутор вместе с хозяином съедим, но и от строения ничего не останется, возразил я. Кроме того, опасно, там могут быть немцы».