Куда тебе, согласилась Яга.
Он бы, наверное, рванулся, если бы это как-то помогло, а то, что его просто волки сожрут и не подавятся даже, так кому от этого хорошо будет.
Знаешь, наверное, надо заклятие совершить, если я сочиню былину, то потом так и будет, я видел, как действую стихи.
Сочиняй, как-то быстро согласилась Яга, а что тебе еще остается. Всяко может быть, а вдруг и поможет.
И он, все еще глядя на то, как с волками Велеса богиня двигалась вперед, сочинял свою былину. И вот что у него получилось.
И Жива очнулась от дивного сна,
метель за окном бушевала.
Но так тосковала без солнца она,
там вьюга опять завывала.
И волки ее обступили в лесу,
проходу уже не давали.
Куда ее ноги устало несут,
и снова в снегу утопая,
Все к странной пещере рвалась в полутьме.
Вернись, ей Яга говорила.
И вот опустилась в бессилье на снег,
и с ними по-волчьи завыла
И солнечный бог, этот голос родной
услышал, едва пробудился.
Да кто там так жалобно воет, постой.
Опомнился и заискрился
И долго ее обнимал, в забытьи,
дыханьем своим согревая.
И думал, что кончено все, говорил
упрямо: Очнись, ты живая.
А волки у ног его молча легли,
и слушали дивные речи.
А вьюга все выла и выла вдали.
Но эти любовью согреты,
Уже не боялись ее, и туман
рассеялся в миг снегопада.
Любовь это сила, а холод обман.
И снова спасает услада.
И где-то Услад им о радости пел.
И меды им духи варили.
И только Кащей отступать не хотел.
Но пыл уже бури смирили.
Немного еще, и на небе пустом,
появится он и засветит.
И Жива порхнет в каждый двор, каждый дом,
и встретят и птиц, там и ветер
Прогонит метели, и будут вдали
метаться усталые вьюги.
Куда им, а в мире так много любви,
так много веселых и юных
Кот оторопел, как только оборвал былину на полуслове.
Чего это ты вдруг
И сам не пойму, изумился он, но скажи мне, кто такой Услад, я первый раз это имя слышу и не пойму, как он в былину мою пробрался.
Услад, а я не расслышала, видать, глуха совсем стала., сокрушалась Яга.
Старуха все прекрасно слышала и просто издевалась над своим котом. И только видя, что он снова готов разобидеться, потрепала его костлявыми пальцами по густой шерсти. В эту зиму на коте наросло шерсти больше, чем обычно, и она была гуще, Яга позаботилась о том, чтобы он не замерз, хоть и противный, но ведь свой, а не чужой котяра все-таки. И он знал по этому, что она, сколько бы ни ворчала и не издевалась, все-таки заботится о нем так, как никто и никогда прежде не заботился.
Ну ладно, хватит тебе шипеть, как старый горшок. Услад придет после Ярилы, и будет он богом радости и веселья, и любить будет любовь саму. Тем, кто переживет эту зиму, а их не так много останется, и нужен будет такой бог, подтвердила она.
В комнате повисло молчание.
И кот успокоился, хотя он дивился тому, что неведомый бог появился в его былине, значит, он не просто сочиняет, а есть какое-то озарение, которое ему не только прошлое, но и грядущее подсказывает? Не так в его сочинительстве все и просто.
После этого он стал очень важным и даже о Живе на время забыл, так собой любимым увлекся. Но вспомнил о ней как раз вовремя. Потому что она к тому времени далеко ушла, и там что-то такое странное творилось, это надо было видеть.
Вот он и пригнул к бочонку, и заглянул туда, как такое можно было пропустить?
Глава 21 Явление Ярилы. Заклинатель метелей
Кот туда вовремя взглянул. Жива просто замерзала. Она сбилась с дороги. Волк снова перепутались, и одни не знали куда идти, а другие не хотели идти туда куда надо, словно бы и явились, чтобы перепутать дороги.
Богиня тонула в снегу, погружаясь в него все глубже и глубже, и никак не могла выбраться назад, как ни старалась. Утонуть в воде это было понятно, но как могла она утонуть в снегу. Только судя по всему и в одну и в другую сторону идти было одинаково далеко, она не могла двинуться ни туда, ни обратно, и оставалась на месте, несчастная и раздавленная.
Жива не могла подняться и улететь, и волки тоже остановились и никуда больше не двигались, если они и были призраками, и их лапы не замерзали, то они все равно увязали в этом снегу.
И что же делать? спросил кот у Яги.
Таким растерянным он не был никогда прежде, всегда находил, что делать и как помочь тому, кто оказался в затруднении, а то и в беде. Но и Жива не каждый день погибала, да еще и все кругом уничтожая, это была не только ее гибель, это могло стать и гибелью мира самого.
Что нам делать? кот уставился на Ягу, требуя ответа. Пусть потом не говорит, что она не виновата, ничего такого ему не советовала.
Беги туда, да вытаскивай ее из снега, просто говорила та, словно ничего такого и не случилось вовсе.
Кот был в шоке и в панике, он не понимал, как быть и что надо делать. Она что-то знала и скрывала, все останется прежним или погибнет мир. Он остановился посреди избушки и стал думать. Мир не должен погибнуть. Он не может погибнуть так просто. Они все говорят о битве, но если она утонет в снегу, то какая может быть битва..
Яга наблюдала за своим котом. Она видела, что он не так уж и бесчувственен, как могло показаться. Ну конечно, что же удивительного, ему нужен этот мир не меньше, чем всем остальным. Уже и не помнилось никому, что он был чужим здесь когда-то, когда Дунай приволок его для князя из Славена, но он так быстро оттуда сбежал, что только пятки его сверкали..
Больше ни о чем таком она не могла думать, потому что кот заверещал снова:
Что там творится такое, я вовсе ничего не понимаю.
А тебе и не надо понимать, как то грубо отвечала Яга.
Кот хотел обидеться, но ему было некогда так поступать. Он был все это время занят совсем другим.
Царь Волхвов, седовласый и яростный старик сердился, когда ворон его вопил на весь замок
Поднимайся, там беда, там страшная беда.
Если ты разбудил меня напрасно.
Но он и сам без ворона знал, что в мире что-то творилось, хотя все в его душе причудливо перепуталось. Надвигался волк, тот самый, уничтоживший мир Одина, который он так любил и куда долго стремился. И этот крылатый волк, а в его сне он был крылатым, летел прямо на него. И в тот момент, когда жуткая его пасть открывалась, чтобы проглотить мир, прокричал ворон, и он проснулся, как то от пасти волчьей отстранившись.
Царь Волхвов запахнул огромную шубу, в которой он был похож скорее на зверя лютого, чем на человека, хотя и оставался высоким и властными. Он бросился туда, куда нес его белый, огромный, намного больше обычного волк.
Наверное, такой же караулил на перекрестке царевича, а потом с ним возился, добывая Жар-птицу, коня и девицу в разных мирах. Только этот был единственным и неповторимым.
Он домчал чародея до леса, где леденела Жива, уже укутанная белым инеем, и волки были рядом с ней, словно боялись, что она может уйти куда-то. Но она не собиралась уже делать этого.
Когда стало теплее, она поняла, что холод завладел ею полностью и больше не отпустит из своих объятий, она еще только раз взглянула на весь мир и поникла, и даже он показался ей в тот миг чудовищным Кащеем, который над ней склонился и не собирался ее больше отпускать.
Но когда на глазах стал таять снег, после этого она поняла, что перед ней не Кащей, ей только мерещилось это. Появился человек. Он пробился сюда, чтобы спасти ее от смерти лютой. Жива забыла, что она бессмертна и готовилась помереть.
Метели в тот час оказались в его власти. Стрибога поблизости не было, но он и не стал бы спорить с волхвом, который уже заклинал метели.
И когда она смогла по тонкой дорожке снега двигаться, тогда только появился неожиданно Кащей Тот, кого она видела здесь совсем недавно призрачном тумане.
Это ты, Старик, а я уж хотел на Стрибога обрушиться. И что тебе не сидится во владениях своих.
Посидишь там с тобой, говорил тот.
Но почему бы и нет, тебе они все нужны? Эти молодые боги. Ты ведь знаешь, что Ярило подрастает. Даждь скоро явится, и Услад тут как тут, что ты среди них делать-то станешь?
Но с ними мне проще, чем с тобой, отвечал он сердито.
Может и так, только не стоило всего этого делать. Ты не спасешь этот мир, не удастся.
И расхохотался царь волхвов. Так, что теперь уже Кащей не мог поверить в свою победу.
Пока эти двое стояли друг перед другом, кот за ними внимательно наблюдал. Старуха знала, что так будет, она не могла не знать, вот и была спокойна. Это он рвал и метал. Но зато за это время он сочинил песню былину, хотя никогда прежде у него так быстро не получалось. И как только там все улеглось, и они разошлись, кот калачиком сложился и запел то, что только что сочинялось