Ну, мелькнуло крепкое словцо, может быть, она пожала мускулистыми плечами. Понадобится я ему все и в лицо выскажу.
Он уже грозится камчой с арканом, предупредил Саткын. Говорит, пригрел, растил, уберег, как родную
Растил? прошипела Жылдыз, со злости втыкая не готовую еще стрелу в землю. Никто меня в жизни не оберегал. Как родную Не завидую же я его детям.
Ну что ты это мне говоришь, сестра? Словно я не знаю, успокоил ее Саткын, смотря, как она ломает руки, сдерживая себя.
Жылдыз достала стрелу и, увидев, что она переломилась, с досадой отбросила в сторону.
Ладно. Попридержу язык за зубами, так уж и быть. Будь проклят этот торгаш, чтоб я еще хоть раз кому-то дорогу показала!..
Он не выдержал, захохотал, глядя, как она ругается.
Но спасибо, Саткын, что примчался сюда, сказал. В долгу не останусь.
Жылдыз встала, взяла саадак. Тут только Саткын заметил, что она подволакивает ногу.
Что с ногой? Нахмурился.
Спрыгнула с лошади на полном скаку, ничего страшного, отмахнулась анда.
Саткын уткнулся взглядом в землю, задумался.
Я не только за этим прискакал, анда. Тут такое дело, проговорил он, помолчав немного. Есть еще кое-что. Манап собирается воевать с туткунами.
Она резко вскинула голову, услышав имя ненавистного племени.
Надо узнать, сколько у них воинов, где их меньше всего, чтобы ударить крепче.
И причем тут я? Я не воин, манапу не служу.
Тут не воины нужны, а чалгынчы, разведчики. Ты жила среди них, анда, кому как не тебе знать?
Как же плохи дела у этого манапа, если он на войну женщин отправляет? с ехидцей спросила Жылдыз. Жила среди них я недолго, и это было давно. И я никуда не еду, анда, можешь так своему повелителю и передать.
Она подошла к своей лошади, мирно гуляющей рядом.
Нам достанется одна десятая доля от полученного. А как туткуны богаты, ты и сама знаешь.
Жылдыз остановилась, слушая.
Ты чего-то не договариваешь, анда.
Отказа быть не может. За отказ казнь. Так что с одной стороны горы золота, а с другой смерть. Выбирай.
Саткын увидел, как она, стоя к нему спиной, сжала и разжала кулаки.
Я не могу оставить Толкын так надолго.
Он понял, что она лишь ищет отговорку.
Толкун мы оставляем каждый день. Она уже большая девочка, мы много ей оставили, мои родители с ней. И ты не подумала о еще одном. Как же месть, анда? Манап, может, и дурак, но все же понимает, что ты больше всех зла на них затаила. И если бы я думал, что ты откажешься, я бы сюда не приехал. Решай.
Жылдыз опустила голову, задумавшись. И обернулась. Саткын сидел, терпеливо ожидая ее ответ. Когда ж они успели вырасти, вдруг с тоской подумал он. Выросла сестра с того дня, как они впервые встретились, тогда, у реки. Вытянулась, окрепла, похорошела, фигура появилась. А этот бешеный огонь в глазах так и не потух.
Хорошо, я поеду. Когда в дорогу?
Прямо завтра.
Анда сжала губы, и Саткын понял о сестре думает.
Вдруг Жылдыз огляделась и хохотнула:
Ты что же это, пешком приплелся? Где твой конь?
Саткын залился краской.
Сбросил он меня. Не знаю, как назад буду добираться.
Анда огляделась, меряя расстояние глазами.
Бери мою лошадь. Ты впереди поедешь, а я за тобой. Не хочу показываться в ауле сейчас, днем
Саткын поймал ее взгляд и ни о чем спрашивать не стал.
Жылдыз подошла к лошади и ласково погладила потную шею.
Ты когда приедешь, мою Буркит не забудь отпустить, а то она у меня неволю не стерпит, добавила Жылдыз.
Угу, я отпущу, а она ведь сбежит.
Не сбежит.
Уловив уверенность в ее голосе, он не стал расспрашивать.
Ты так и ездишь без седла, да? со смешком спросил Саткын, с восхищением глядя на лошадь. Неправильный ты кочевник, анда. Говорят же про нас, что мы родились в седле.
Говорят, не без гордости согласилась Жылдыз. Но лошадь-то не родилась в узде. Как приедешь, Саткын, скажи Толкын, что я вечером приеду.
Скажу.
Саткын вскочил на кобылу. Жылдыз рассмеялась.
Смотри, не свались!
Постараюсь, расхохотался он в ответ и коленями повернул лошадь, направив ее в сторону аила.
Глава II
Толкын пропустила свои тяжелые черные волосы сквозь пальцы и опустила взгляд на свое отражение в покачивающихся волнах, в честь которых ее назвала сестра. К аулу нас вывела река. Шумели волны, вот я и назвала тебя Волной просто ответила Жулдыз тогда.
Вода мягко обволакивала ее голые щиколотки, приятно морозя их. Никому из девушек бы не позволили стоять вот так посреди дня, когда весь аул может видеть. А ей некому приказывать. Ты везучая со вздохом как-то заявила Алтынай, с завистью глядя на нее. Никто тебе мужа выбирать не будет, никто за тебя твою жизнь не решает. Мне повезло, что я сирота? тогда прямо спросила Толкын. Ничуть не смутившись, Алтынай ответила: Ты свободная! Не ценишь ты своего счастья. И, махнув косичкой, девушка ушла. Правда в ее словах все-таки была. Она свободная, так, что речному потоку с ней в воле не тягаться. Только вот жить в одиночестве от этого не легче.
Толкын подняла ногу, отражение подернулось рябью. Вдруг чьи-то руки обхватили ее и сжали, не давая пошевелиться.
Ха, попалась! Не уйдешь!
Страх сковал сердце. Толкын с силой наступила на ногу похитителя и, резко развернувшись, сбросила его в воду перед собой. Девушка хотела тут же убежать, но вдруг вынырнувшая физиономия показалась ей знакомой.
Ой, Азат, прости!
Толкын бросилась к старому другу, помогла встать.
Я не узнала тебя, я испугалась А хотя ты сам виноват, нечего было пугать! запоздало возмутилась девушка, толкнув его назад.
Растерянный джигит плюхнулся обратно в воду, подняв дождь брызг. Толкын против воли хихикнула и протянула руку.
Ты сейчас замерзнешь, пойдем, высушишься.
Насквозь промокший, но все же довольный, он наконец поднялся.
Привет, Толкун! Я
Проведя рукой по голове, он обнаружил пропажу своей шапки.
Э-эй, постой!
Парень неуклюже зашлепал вдогонку за медленно уплывающим малахаем. Толкын легко взбежала вверх по склону и подцепила его веткой.
Ее мы тоже высушим, с уверенностью произнесла девушка, протягивая шапку Азату.
По колено в воде, сверху вниз глядя на нее, джигит раскрыл рот, но так ничего и не сказал. Толкын, улыбнувшись, нахлобучила малахай ему на голову и поманила его за собой. Вскарабкавшись на берег, Азат хотел последовать за ней, пока не раздался крик:
Толку-ун!
Вскрикнув, девушка припустила прочь, бросив Азату:
Прости
Прибежав, Толкын увидела брата, спрыгивающего с лошади. С разбегу бросилась ему на шею, его жилистые руки нежно прижали ее к себе.
Ты чего даже не сказал, что уедешь? как бы с обидой спросила Толкын, когда он поставил ее на землю.
Ну, я же ненадолго, оправдывался Саткын, убирая черные волосы с ее лба. А ты чего босиком, ты же простудишься! Жылдыз мне голову снимет, если я тебя простужу, так что иди-ка в юрту.
Ладно, неохотно согласилась Толкын.
Отпустив гнедую, Саткын прищелкнул языком.
Ай, какая моя карындаш все-таки красавица!
Толкын бросила на него кокетливый взгляд из-за плеча и ускорила шаг. Саткын догнал ее и тихо сказал:
Твоя сестра едет вслед за мной. Жди вечером.
Девушка замерла. Сестра От этого слова веяло холодной пустотой юрты. Где твоя сестра, Толкун? спрашивали ее соседи, не любящие произносить имя Жулдыз. Уехала. Куда? Когда вернется? Не знаю Вспоминался ей и Бузык, двоюродный племянник манапа, с его заплывшим глазом и разбитой губой, которому не повезло пристать к Толкын, когда ее старшая сестра была рядом. Люди стали говорить о них еще больше, и сначала Толкын обиделась на Жулдыз, но с годами поняла, что таким образом сестра словно бы накрыла ее куполом, защищающим девушку в ее отсутствие. Кто бы теперь осмелился украсть ее, зная, что ее сестра не побоится ни неба, ни земляков, ни аксакалов, ни манапа.
Толкын откинула полог юрты, из темноты на нее дохнуло мрачной тишиной. Вздохнула. Саткын ушел. Куда кто знает? А может, и не приходил. Вырос, важные дела появились. Разбрелись брат с сестрами в разные стороны. Девушка переступила порог, мимоходом рассеянно зацепившись взглядом за все еще белый узорчатый войлок, очаг, сундук, запасы еды. Богато живу. Вон, своя юрта есть, дойные кобылицы, а ведь совсем молодая, незамужняя. Это не ее достижение, конечно. Все добыли сестра и брат. Саткын нашел богатство на войне, а Жулдыз меч в руки не взяла. Сестра, отделившись от всех, перестала охотиться только ради еды. Начала возвращаться и с мясом, и шкурами. Потом, как-то на собственной лошади и арбе притащила юрту. После иногда дарила сестренке украшения. Говорила проезжали купцы, обменяла на рога сайгаков. Толкын бы поспрашивала, но жизнь с Жулдыз научила ее не спрашивать ни о чем. Она, конечно, ответит, но в подробности не пустится. Вообще Жулдыз никогда не заменяла ей мать, да и не пыталась. Может, знала, что без толку, вот и не ласкала. Толкын, бывало, держала обиду на сестру, но никогда не забывала, что всем, что имеет, обязана ей. Саткын-ага точно так же растил ее, но тогда, в самом начале, из плена ее вынесла именно Жулдыз. Родители брата приютили, накормили, да, но никогда не шли на сближение с сестрами-приблудышами. Словно пустили их, боясь небесного гнева. И все-таки Толкын была им благодарна могли и прогнать. Порой ей становилось их даже жалко. А Жулдыз Трудно сказать, кого любит сестра. Чаще, чем проявляла уважение, она кривила губы в презрительной усмешке. Волы, которые так привыкли к ярму, что сами просятся под него это Толкын читала в сестринских глазах. Может, чувствуя, что они тут лишние, а может, ради своего успокоения, Жулдыз оторвалась от них как могла скоро. Совсем еще девочка, научилась ставить петли и сети, чтобы добывать пропитание самой, не зависеть ни от кого, быть самой по себе. Толкын помнила тот день, когда сестра в буквальном смысле отплатила за приют. Она вернулась с охоты, как обычно, с тушей хулана на одном плече, и мешком на другом. Оставив мясо у очага на обед, встала перед хозяевами и протянула мешок. Он был многим меньше, чем то, что приносила раньше, но гораздо дороже. В этом убедились родители Саткына, раскрыв его. Там оказалась доха, дорогая, роскошная, лоснящаяся. Это вам за все, что сделали для нас с Толкын. Ничего больше не говоря, сестра, пригнув голову, чтобы не задеть полог, вышла из юрты. Это могло походить на подарок от чистого сердца названой дочери, но на самом деле, и все это понимали, это был откуп. Вскорости Жулдыз поставила свою юрту, совсем перестала заходить. Да так, кажется, было лучше всем.