Первобытное сознание было не только, родовым, коллективным, но и синкретическим. Люди еще не могли разделить субъективное и объективное, реальное и иллюзорное, они понимали мироздание по аналогии с самими собой. Отсюда следуют такие черты первобытного сознания, как эмоциональность, чисто образное восприятие мира, ассоциативность. К особенностям первобытного сознания относится также невольная склонность уподоблять природные, а затем и социальные явления человеку (антропоморфизм), а отношения между этими антропоморфизированными явлениями и предметами родовым отношениям (родовой социоморфизм). Будучи не в состоянии объяснить природные и социальные явления и имея естественную потребность в таком объяснении, первобытный человек находил его в рассказе о происхождении олицетворяющего то или иное явление существа от других таких же существ путем биологического рождения (биологический генетизм). Плодом первобытного сознания могло быть лишь первобытное социоантропоморфическое мировоззрение. Оно возникает путем стихийного перенесения на мироздание свойств человека и его рода. Основной вопрос мировоззрения вопрос об отношении природы и людей выступает в нем как вопрос об отношении людей и природы, с одной стороны, и сверхъестественного, надприродного мира, с другой.
Первобытный социоантропоморфизм представляет собой комплекс мифологии, религии и искусства. Не все мифы были религиозными, т.е. связанными с культом. Мифы, некогда бывшие религиозными, со временем переставали быть таковыми, так как старых богов как предмет поклонения сменяли новые боги. К этому же комплексу примыкала и магия. Магия и религия тесно связаны, но не тождественны. Более того, между ними есть существенное различие. Корни и магии, и религии в ассоциативности первобытного сознания, в его неумении выделить существенные и, как правило, скрытые, не лежащие на поверхности, связи и отношения между явлениями, в принятии случайного и несущественного за существенное. Магия связывает то, что реально не связано. Это предмет и его изображение, или имя, или отторгнутая от предмета часть, это процесс и имитация этого процесса. Думая, что между ними имеется связь, первобытный человек воздействует на изображение предмета, на отторгнутую от него часть, манипулирует с именем, имитирует явление. Он уверен в практической эффективности своих действий.
Религия также претендует на практическую эффективность своих обрядов и молитв. Однако есть существенное различие между магическим действием и магическим заклинанием, с одной стороны, и религиозным обрядом, и религиозной молитвой с другой. Оно состоит в том, что в случае магии связь между действием, или заклинанием, и результатом представляется непосредственной, в случае же религии связь между обрядом или молитвой и искомым результатом опосредована для верующего свободной волей бога (он может как принять, так и не принять жертву, как внять, так и не внять молитве). Не то в магии: если все сделано «правильно», то результат налицо. Здесь зарождается важная догадка об объективном детерминизме, о потенциальном могуществе человека при наличии у него специальных знаний и специальной техники.Позиция верующего самоуничижительно-просительная, позиция заклинателя принуждающая. О сути религии поговорим в главе 4.
Исторически магия более характерна для доклассового общества, а религия для классового. Боги религии деспоты3; они подобны деспотам раннеклассового общества, общества, в котором чувство зависимости от природы усугубляется чувством зависимости от деспотического государства, отчужденного от народа. Из сказанного ясно, что, несмотря на отмеченное различие между магией и религией, в магии нельзя видеть преднауку. Как и религия, магия основывается на воображении, а не на мышлении.
Мифология не мышление и не продукт мышления. Она продукт фантазии, воображения, хотя элементы мышления всегда присутствуют в воображении, как и элементы воображения в мышлении. Познание не «фантастическое отражение» и «переработка». Можно говорить лишь об элементах познания в мифе, о крупицах знания в нем. Знание же как таковое зарождается вне мифа, хотя и в тесной связи с ним. Как и мышление, оно зарождается в сфере непосредственной практики, при решении реальных задач. Но можно ли первобытное знание считать наукой? Разумеется, нет. Тем не менее наука возникает еще до философии. Наука начинается со счета.Еще Платон обратил внимание на то, что именно число и счет ведут человека к размышлению, учат его думать. Именно здесь, между чувственностью и мышлением, и зарождается наука, рассудочно-теоретическая деятельность человека, направленная на познание объективного и субъективного мира. Число первый идеализированный объект в истории культуры. Для чисел безразличны их предметы. Число и счет легли не только в основу обыденной жизни, но и в основу ориентации человека во времени и в пространстве, причем эта ориентация была связана с наблюдениями за небом, особенно ночным. А это имело уже мировоззренческое значение. К этому же времени относится зарождение идеи причинности, что также было связано с материальной практикой людей.
Мифология не мышление и не продукт мышления. Она продукт фантазии, воображения, хотя элементы мышления всегда присутствуют в воображении, как и элементы воображения в мышлении. Познание не «фантастическое отражение» и «переработка». Можно говорить лишь об элементах познания в мифе, о крупицах знания в нем. Знание же как таковое зарождается вне мифа, хотя и в тесной связи с ним. Как и мышление, оно зарождается в сфере непосредственной практики, при решении реальных задач. Но можно ли первобытное знание считать наукой? Разумеется, нет. Тем не менее наука возникает еще до философии. Наука начинается со счета.Еще Платон обратил внимание на то, что именно число и счет ведут человека к размышлению, учат его думать. Именно здесь, между чувственностью и мышлением, и зарождается наука, рассудочно-теоретическая деятельность человека, направленная на познание объективного и субъективного мира. Число первый идеализированный объект в истории культуры. Для чисел безразличны их предметы. Число и счет легли не только в основу обыденной жизни, но и в основу ориентации человека во времени и в пространстве, причем эта ориентация была связана с наблюдениями за небом, особенно ночным. А это имело уже мировоззренческое значение. К этому же времени относится зарождение идеи причинности, что также было связано с материальной практикой людей.
Поскольку системы времяисчисления, приемы счисления и вычисления возникают до философии, постольку можно говорить о предфилософской науке. Именно в ней развивается мышление, зарождается теоретическое мышление. Кузница мышления математика, как бы примитивна и эмпирична она ни была.
Согласно гносеогенно-мифогенной концепции, которой мы будем придерживаться, философия имеет, таким образом, два источника. Назовем духовные источники философии Предфилософией. В самом широком смысле слова предфилософия это совокупность развитой мифологии, с одной стороны, и начатков некоторых наук (математики, астрономии, физики, медицины) с другой. В более узком смысле слова предфилософия это то, что в мифологии и в начатках наук непосредственно предшествовало началу генезиса философии. В мифологии это постановка мировоззренческих вопросов, хотя и стихийная, в начатках наук это не столько сами знания, сколько развитие мышления, научного духа и метода. Предфилософия, как ее ни понимать, лишь необходимая, но не достаточная причина генезиса философии. Для того чтобы возможность философии, содержащаяся во всякой предфилософии, реализовалась, необходимо благоприятное для генезиса философии изменение общественного бытия, должны сложиться соответствующие экономические, социальные и политические условия. Только тогда философия станет фактом.
Мировоззрение существовало и до философии в качестве социоантропоморфического мировоззрения, в качестве художественно-мифолого-религиозного комплекса. Подняться на второй уровень мировоззрения помогали науки. Философия возникает как разрешение противоречия между мифологической картиной мира, построенной по законам воображения, и новым знанием и мышлением. Она возникает как распространение мышления и его методов с узкой сферы специального знания на все мироздание. Само по себе мышление не есть философия. Философия это мировоззренческое мышление или мыслящее мировоззрение. Основной вопрос мировоззрения принимает форму основного вопроса философии. Авторитет разума становится на место авторитета традиции. Поиски генетического начала мира дополняются поисками начала субстанционального. Природа деантропоморфизируется и демифологизируется.
Однако все это происходило постепенно и не всюду одинаково. Генезис философии длительный процесс. Непосредственно философия возникает не из мифологии как таковой, а из переходных форм, характерных для обществ «бронзового века». Переходные мировоззренческие формы это уже не первобытная стихийная мифология, а мифология с элементами самосознания, систематизация с вкраплениями зарождающихся понятий-категорий, с элементами демифологизации и деантропоморфизации.
Во всех «полосах древней цивилизации»в первой половине I тыс. до н.э. сложилась, в общем, одинаковая мировоззренческая предфилософия. Но уровень предфилософской науки был в Китае и Индии ниже, чем в Вавилонии и Египте.4 Не следует недооценивать древнекитайскую и древнеиндийскую предфилософскую науку. Однако это различие было и предопределило отличие древневосточной философии от философии древнезападной. Это же отличие было предопределено тем, что «античный способ производства» проявился на Востоке гораздо слабее, фрагментарнее и мимолетнее, чем на Западе. На Востоке сама граница между «веком бронзы» и «веком железа» была смазанной. Долгое господство «азиатского способа производства» в Азии и в Северной Африке увековечивало связанные с «веком бронзы» духовные, мировоззренческие формы. Сила традиции там была более мощной, чем в Европе, где так и не сложился класс жрецов. Поэтому античная философия в Элладе получила классические формы, неизвестные философии Древнего Востока.