Роман Андреевич деловито запустил пальцы, охватывая орган, с влажным чавканьем, сжал в горсть пучок вен и артерий, пережав их, выпростал его наружу и отсёк от ненужных теперь «патрубков» и «шлангов». Струйки крови всё же брызнули из свежих открывшихся жерл. Перелил всю кровь, что находилась в этом мышечном мешке в приготовленную банку, потом бросил его на весы, механически отметив стандартный вес в почти триста грамм. Банку заткнул притёртой крышкой. Теперь её надо срочно отправить в лабораторию, на анализ. Но, чтобы не гонять подвернувшегося Женю или какого-нибудь другого «мимокрокодила», он решил сначала добыть все необходимые образцы жидкостей и тканей, для оптовой отсылки.
После сердца пришла очередь лёгких отправляться на взвешивание. Они тоже не приоткрыли тайны смерти сына Панкрата, лишь грустно намекнув, что тот мог бы скончаться от эмфиземы лет эдак через сорок пять. Теперь грудная полость освободилась и походила на мрачную, странной формы птичью клетку в стиле декаданс. Вот только птичка-душа уже давно улетела, выпорхнула из надоевших гниющих заживо оков и порхала теперь где-то в эфирном пространстве. А Роману Андреевичу хотелось бы, чтобы она на миг вернулась и внятно рассказала бы ему, что и как произошло. Чтобы не возиться по локоть в крови в этой тухлой никчёмной плоти. Он даже чуть слышно вслух застонал, не выдержав и проговорив:
Ну что же ты, дружище! Где ты там затаился? От чего ты помер? Скажи мне! Не заставляй копаться внутри тебя и всё переворачивать вверх дном!
Потом досадливо выдохнул и усмехнулся:
Нет! Этот тип не таков! Жаль, до полуночи ещё час, было бы легче вывести его на беседу. Эй! он посмотрел в лицо трупа и даже ткнул его кулаком в бок. Покажись! Не мучай меня и себя! Эй!!
Бесполезно.
Пришла очередь брюшной полости, откуда первым делом был извлечён подобным же образом желудок, содержимое которого отправилось в следующую банку. Запах оказался странным, знакомым и тревожным одновременно. Какая-то дикая смесь «парфюмов», будто он жрал всё несочетаемое подряд, поглощая даже несъедобные компоненты. Потом пришла очередь желчного пузыря, селезёнки, кишечника, печени, почек, поджелудочной и прочих составляющих богатый внутренний мир покойника второстепенных компонентов. Всё через весы и доску учёта, где он фиксировал цвет, размеры и состояние поверхностей. И нигде никакого намёка на причину смерти. Всё в относительной норме, без явных деструктивных следов, словно Вадима «Панкратовича» убило неким мистическим проклятием, а не банальной передозировкой.
Зевс его молнией звезданул или Аполлон стрелой разящей?
Затем пришла очередь содержимого малого таза. Прозектор аккуратно отделил мочевой пузырь и выдавил мутную жёлто-бурую жижу в очередную ёмкость. Отбросив опавший мешочек пузыря, он окунул в зловонную жидкость экспресс-тест на наркотики, надеясь получить заветные две полоски. Только сегодня фортуна отвернулась наглухо и тест ничего не показал.
Это уже начало немного нервировать бывалого прозектора.
Только вывести из равновесия Романа Андреевича было делом трудным и долгим. Одна мелодия сменялась другой, Вивальди то бушевал, то убаюкивал, а патологоанатом лишь выдохнул и продолжил исследовать с настырностью голодного бульдога прочие неизученные заветные места, приговаривая:
Рано, рано. Пока это просто мёртвый ливер. Бессмысленная плоть. Оболочка. Механизм для внешнего реагирования и взаимодействия, бесповоротно сломанный и бесполезный. Где ты? Где ты прячешься? Что тебя убило? Ответь! Не прячься!
Кхм!! вдруг раздалось сзади. Вы с кем тут беседуете, дядя Рома?!
Это неожиданно и бесшумно материализовался из ниоткуда санитар-раздолбай Женя с весёлой ироничной и немного смущённой улыбочкой на лице. Его милая застенчивость удивительно вступала в непротиворечивый симбиоз с то ли непроходимой наглостью невежды, то ли с наивной глупостью притворщика-хитреца. За этот странный коктейль патологоанатом и любил нерадивого ученика. И многое ему прощал. За барьерами, поставленными нарочно, с целью навести на ложный след, пряталась ранимая незащищённая искра настоящей жажды познания. Она тлела в окружении стены из напускной бравады и чёрствости, залихватски наплевательской позиции, но тонкий стихийный психолог Роман Андреевич давно раскусил его настоящую внутреннюю сущность. И у них образовалось нечто вроде альянса или тандема, где для стороннего наблюдателя всё происходящее могло показаться неуклюжей пикировкой и взаимными подначками, а, на самом деле, всё было гораздо глубже и тоньше. У них возникла приязнь и на её основе схватывание налету, понимание с полуслова и, как следствие, рост уровня доверия и прощения. Но, только в их ограниченном, зашоренном мирке на двоих.
Иначе, такой сказочный раздолбай, как Женя, давно бы вылетел из больницы с волчьим билетом, торчащим из зада вместо петушиного кока. С рекомендацией самого прозектора, тяжёлой, как могильная плита, и «одобрениями» главврача и заведующих всех отделений, ровных, чётких и единообразных, как пионерский салют на линейке.
Патологоанатом повернулся и оглядел оценивающе стоящего перед ним санитара. Высокий, худой, с круглой чёрной головой и выражением лисьей хитрецы на всей тонко очерченной рожице. И глаза, синие, как небесная сфера, со вспыхивающими маячками глубокого ума внутри. Женя только с виду был болваном, он натянул на себя эту маску для простоты жизни, и общения с окружающим миром. Как любой молодой, он не желал тяжёлых балок ответственности на свои обманчиво хрупкие плечи, а обладая умом, легко выворачивался из любых несуразных историй. Не давал лишний раз понукать и запрягать себя, нарочито демонстрируя безответственность, однако, к тем, кто понимал его и не старался армейским прямым методом навалить лишней нудной работы, тянулся сам и тогда уж демонстрировал полную готовность и недюжинные способности. Таким посвящённым оказался и патологоанатом. После недолгой «приглядки» и притирки они сошлись, установив непреложные междусобойные внутренние правила, и их союз заработал на полную мощность.
Давно стоишь? глухо через марлю поинтересовался Роман Андреевич.
Только вошёл! невинно пожал плечами Женя. И вижу, что вы тут один. Ведь тут больше нет никого?
Вон ещё, товарищ передо мной разлёгся. Всё своё наполнение мне тут показывает. Но не признаётся, сукин сын, отчего же ему так срочно понадобилось уходить в край вечной охоты.
Так вы с ним беседуете? Женя уже открыто провоцировал, так как его всегда забавляла привычка прозектора говорить с самим собой.
Ну а с кем же? принял игру Роман Андреевич.
Так он же труп?
Глупый ты, Женя, молодой ещё! Труп, это вот то, что тут лежит перед глазами. Клетка заточения лет на семьдесят или двадцать пять, как у этого экземпляра. Изолятор временного содержания, как говорят компетентные товарищи, что его сюда приволокли, он довольно бесцеремонно подёргал покойника за торчащее окровавленное ребро, будто плетёную корзину пошевелил. А душа его бессмертна. Вот с ней я и беседую. Чуешь разницу?
И где душа? прямо в лоб уточнил дотошный и меркантильный санитар, утрированно озираясь.
А вот это уже философский вопрос. Неправильно спрашивать: «где?» Правильно спрашивать: «когда?»
Что «когда»?
Когда она соизволит снизойти до нас с тобой и внятно рассказать, что там с ней случилось при жизни, пока она была заточена в этом бренном теле. Понимаешь, они, выйдя на свободу, становятся такими заносчивыми, что иногда не желают с нами, простыми душами, пока обитающими только в вонючих мешках с мясом, общаться на равных. А может, не заносчивыми, а просто отвлечёнными, постигшими нечто новое, для нас недоступное
Ага, задумался Женя. Бессмертные души. Но, ведь, не доказано точно, что они существуют?
Какая разница? пожал плечами прозектор. Мало ли, чего там ещё в мире не доказано? Термоядерная энергия вот тоже пока не доказана. Или Чёрные дыры. Но они где-то есть. Так и душа.
Так ведь душа, получается, чисто умозрительное понятие? Кто хочет верит, кто не хочет отрицает
Правильно. Вера дело добровольное. В отличие от религии. Тебя, например, я знаю, крестили во младенчестве, не спрашивая твоего согласия и разрешения?
Так ведь я теперь и сменить религию могу? хитро парировал санитар.
Так чего не меняешь? не сдался прозектор.
Да как-то не до этого, смутился Женя. Да и менять на что? Шило на мыло? Это всё не то, что я хотел спросить. Я хоть и далёк от веры и религии, но спросить хочу как раз по этой теме. Вы сказали, что говорите с душами. А другие так не могут. Получается, вы какой-то особенный? Ведь умерший человек, по сути, больше и не человек даже. Просто биомасса. А вы на полном серьёзе утверждаете, что говорите с мёртвыми. Как вы это делаете? Не упирая на божественную составляющую, провидение, души и тому подобное, а так, чисто с научной точки зрения?
Как тебе объяснить, чтобы было доступно? Вот смотри. Есть у всех телефоны. Допустим, они это наши тела. С помощью телефонов мы можем друг с другом общаться. Предположим, в разных мы все комнатах, напрямую никак. Душа это, скажем ты, я, остальные, а телефон в руке это тело. Вместо микрофона ухо, вместо динамика рот. И никак мы, кроме как по телефону, «коннектиться» не можем между собой. А потом садится аккумулятор в ноль, всё, сдох телефон. Получается, тело умерло. А душа-то живая! Вот только теперь, без телефона, как ты общаться станешь?