Но, став знаменитым писателем, Мартин страдает и даже кончает с собой от того, что ему становится ясно: большинство людей только делают вид, что живут! А сами бездумно, убого, безрадостно существуют. И постоянно врут! В конце концов он понял, что помогать трусливым тупым существам, просвещая их, бесполезно, и в конце концов ему все надоело. Он сел на пароход под названием «Марипоза», чтобы плыть на остров Таити и жить там среди тропической природы. Но вдруг, под влиянием стихотворения Суинберна которое он читал в своей каюте, ему в голову пришла мысль, подсказавшая простейший выход из всех переживаний и разочарований последнего времени некий «спасительный ключ». Иллюминатор его каюты был недалеко от поверхности моря. Он открыл иллюминатор, протиснулся в него и нырнул в море. И изо всех сил постарался уйти в глубину так, чтобы потом не вынырнуть
«Неужели все бесполезно? думал я, от всей души сочувствуя Мартину Идену. Неужели мир наш и правда так плох?».
И все же все во мне было против его поступка. Я чувствовал, что Мартин Иден не прав! Мир наш все-таки не настолько плох, а люди лучше, чем он о них думал, считал тогда я. А о природе, о красоте, о чистых взаимоотношениях между мужчинами и женщинами и говорить нечего они же прекрасны! Просто Мартин, да и сам Джек Лондон, оба надорвались в своих напряженных писательских трудах, к тому же чего-то ни тот, ни другой так и не поняли в жизни. А в Америке тогда был расцвет капитализма, царство Желтого Дьявола, как окрестил его наш Маяковский! И очевидно, что Мартин Иден, так же, как и сам Джек Лондон, были в какой-то мере во власти его
«Мы пылинки, мы щепочки в океане вселенского бытия, это ясно. Да, нам дан разум, память, совесть то есть связанность со всем сущим, свобода воли дана как будто бы тоже. Но что мы можем знать о судьбе своей, на что твердо рассчитывать, что знаем вообще о жизни откуда мы? Зачем? Для чего?
Людей миллиарды на земном шаре, живых, а сколько «ушедших» таких, например, как я? Хотя, как ни странно, других «виртуальных возвращенцев» я пока еще не встречал.
Но почему меня вернули сюда и почему я теперь вижу, слышу, чувствую все, что происходит вокруг, даже погружаюсь в сознание, а то и в тела своих новых знакомых? А они не видят, не слышат, не ощущают мое присутствие. Им и в голову не приходит, что я рядом, а то и заодно с ними Я читал о таком, предполагал, что такое может быть, фильмы есть на такую тему фантастические. Но чтобы со мной
А еще меня бросает туда-сюда и в пространстве, и во времени
Задумался я обо всем этом, и Да, я в прошлом своем опять! Не дает оно мне покоя! ЧТО произошло со страной моей? И ПОЧЕМУ?
Знаменательную ночь вспоминаю. В 1986-м? Да, именно. После «проводов».
Это мысль! вслух произношу я, внезапно проснувшись среди ночи и садясь в постели. Что-то родственное этой мысли снилось и снилось мне в разных вариациях перед тем, но тут вдруг оформилось и четко представилось в форме уже и определенной программы.
Чертовски любопытно, на самом деле, тихонько повторил я тогда. Как они все? Они ведь крестники мои, можно сказать, чуть ли даже не дети!
1986-й год. Мне 66. Профессор-хирург. Теперь на пенсии.
В стране происходило уже что-то странное, и я собственно говоря, ждал вполне вероятных «проводов», считал, что готов к ним. Но не думал, что будет именно так прозаично и неотвратимо, как приговор. Те, что на «проводах» выступали с тостами, старались говорить красиво, некоторые действительно искренне я знал, что в Клинике многие меня любят, ценят. Но теперь, вспомнив, как говорил и вел себя Горловский, я содрогнулся. Лживо, напыщенно и словно бы даже с торжеством, скрытым, разумеется, он говорил. И посматривал на меня с этаким лукавым прищуром. Он давно копал под меня, очень хотелось ему быть не заместителем (хотя и парторгом в то же время), но Главным. Правда, и в Минздраве какие-то новые, странные люди Да, уже тогда что-то непонятное начало происходить в стране.
И вот я пенсионер. Торжествует Горловский!
Но если бы только со мной происходило такое. Очень многие люди лишались своих постов, причем что интересно! люди именно толковые и не агрессивные. Почему? Ведь «перестройку» провозгласили ради улучшения, а вовсе не разрушения. Да, менять многое надо в стране, людей ставить молодых и толковых, стариков из Политбюро вытеснить. И не только из Политбюро. Но ведь не в возрасте же дело, в конце концов! А в чем, если вместо стариков частенько ставили стариков тоже? Горловский, кстати, мне ведь почти ровесник.
Но тогда я, как и многие, и предположить не мог, что будет потом в стране, во что выльется, до чего дойдет.
Наутро я проснулся свежим и почти что радостным. Пенсионер-то пенсионер, но зато свободен! Учениками своими займусь, лекции буду читать и практику вести где-нибудь. Статьи буду писать, а может быть и книгу. Прочитать многое хочется раньше времени никак не хватало
А теперь еще и эта интересная, прямо-таки захватывающая идея! И время будет, чтобы ее воплотить!
Тут же я стал думать, с чего, то есть с кого начать. Ведь они же действительно в какой-то степени мои дети я в буквальном смысле подарил им жизнь снова! Вот и вопрос: как они ею распорядились?
И главный вопрос мой остается: ради чего?
Вошла Катерина она спала в соседней комнате. В последнее время я плохо спал, часто просыпался среди ночи, порой вставал, чтобы записать что-то, а Катя неизменно просыпалась следом за мной, трудно засыпала потом, и хорошего отдыха у нее не получалось. Вот мы и расселились по разным комнатам.
Ты знаешь, Катя, что мне пришло в голову ночью? сказал я. Интересная мысль!
Какая же?
Понимаешь, то ли в Китае, то ли в Японии, обычай был в древности. За спасенных всю жизнь потом отвечали. Спас человека от смерти значит, вмешался в Судьбу. Вот и отвечай за него! Разумно ведь, правда? Вот я и подумал Что, если Время будет у меня сейчас. Взять да и сходить к некоторым моим пациентам бывшим, а? Которых я когда-то с Того Света вытащил Ведь сколько их было! Любопытно, как живут, что делают. Интересно, правда? Ради чего все?»
(Из романа «Пациенты», начатого в 1967-м, а законченного в 2017 г.)
Да, чуть ли не с самого детства я привык обвинять в своих неудачах прежде всего себя самого, а не обстоятельства и не других людей, которых я, как правило, считал не хуже себя, а иногда даже лучше. И всегда я старался оправдать тех, кто поступил, может быть, не очень хорошо, но в силу плохих обстоятельств.
Себя же я, наоборот, не оправдывал, а пытался извлечь опыт из своих ошибок. Чтобы таким образом приобретать знания и становиться лучше.
Ясно же, что Мартин Иден в чем-то ошибся, что и привело его к трагическому финалу, думал я. Когда-то отец сказал мне: «Вести себя надо так, как будто кто-то постоянно наблюдает за тобой. Не враг, а друг. И чтобы тебе не было стыдно за то, что ты делаешь». Я на всю жизнь запомнил эти слова. Всегда ведь есть выбор, и всегда можно найти тот или иной выход из трудного положения! Весь вопрос, конечно, в том, какой выход найти Вот над чем надо думать!
Многое не нравилось мне в поведении окружающих. Но все-таки прежде, чем осудить их, я всегда пытался понять, ощутить себя на их месте, осознать их точку зрения, представить себе обстоятельства, в которых они оказались Может быть, они не случайно так себя ведут? Может быть, окажись я на их месте, вел бы себя ничуть не лучше? Понять надо, прежде всего понять! Это главное.
«Сомнение опасная вещь. Однажды появившись, оно может не оставить человека, пока не разрешится так или иначе. Начавшись с отношения к пациентам, сомнение Николая Васильевича Глазова переключилось на Клинику вообще, на весь ее персонал, и чем больше он, Глазов, наблюдал, тем мрачнее становился. «О, времена, о, нравы» Раньше он только действовал, не рассуждая, продираясь, так сказать, сквозь топи и заросли, у него мало времени оставалось, чтобы как следует оглядеться. Лишь каким-то чутьем он угадывал верный путь по крайней мере ему казалось, что верный. Вообще-то говоря, он многого добился. Но вот того ли добился, чего хотел? Нельзя все время только продираться сквозь препятствия. Когда-то не плохо бы и оглядеться и посмотреть: а куда же ты, дорогой товарищ, стремишься? А с Клиники сомнения Глазова распространились уже и на все его окружение и на всю прожитую им долгую все-таки жизнь. «Самоотверженную и героическую», как изволил выразиться аж сам Горловский на вчерашнем банкете по случаю ухода на пенсию Главного врача Клиники Николая Васильевича Глазова, многократно премированного, высоко «остепененного», в какой-то степени даже обласканного власть предержащими»
(Из романа «Пациенты», 1971 г. (первый вариант)
Итак, я видел: есть много такого, в чем обязательно нужно разобраться. Тем более есть о чем писать! Хотя какие конкретно события описывать, кроме моей любви к Алле, сообразить я пока что не мог. Главное разобраться в своих чувствах и мыслях! И еще: очень непросто порой понять, где правда, а где ложь.