Одумались? Проявите покорность.
Много побитых стали просить в слезах, чтоб и впредь «колотили, били, учили».
Славно!.. Довольный инка-по-милости перешёл на другие важные темы. Что кому нужно мы подсчитали. Сказано Потрясателем Мира, а Тýпак Инкой Йупанки удостоверено: у кого нету нужного дать тому. Виноват подлый Кáвас, но получает шерсть на одежду, целый мешок. Ликуйте. Айау хайли!
Хайли-ахайли!! вторили толпы.
Кáваса унесли с мешком, и Римаче продолжил:
Про руна-си́ми В чём тут смысл? Почему руна-си́ми, а не ваш глупый чáчаский говор? Тёмный язык мысль тёмная; светлый язык мысль светлая. А светлей руна-си́ми нет вокруг; и на нём говорят подвластные Сыну Солнца. Главный учитель вам назовёт слова.
Вмиг плюгавый чиновник вскрикнул: Тýпак Йупанки!!!
Толпы сказали: Тýпак Йупанки!!!
После вникали в смысл «митимáе», также в смысл «рýрай»: «пóдать» и «делать». Уразумевши эти два слова, чача немедля одушевились, взоры прояснились; ведь наличествовала тенденция, что они, «усвояя речь инков, сбрасывали отсталость, невосприимчивость, и у них бралась склонность к тонким предметам; ум устремлялся к высшим» идеям.
Жрец Айуана выпалил здравицу:
Повторим за мной: Солнцебог Победительный, жизнь питающий, день рождающий, нас кормящий! Возблагодари, бог, инку из инков! Он, милосердный, с тёмных стезей нас вывел в мир света! Много картошки мы соберём ему, Сыну Солнца! Мы его любим!..
Чернь повторила и удалилась с кладью духовности. Господа скопом двинулись в крепость. Выше её был дом в пещерах, сдобренный блоком внешних стен и увенчанный крышей свежей соломы. Он вис на пике и достигался маршем ступеней, узких, высоких и кривоватых, так что Римаче и Айуана шли потихоньку, не без опаски. Прежде был двор; затем коридор ввёл в зал с паласом, где в клиновидные окна бил свет луны, а печка, ёмкость на ножках в виде яйца, рефлектор, пыхала заревом.
Славный дом! произнёс жрец, греясь. Будто у принца! Что помогает тебе жить справно? Мудрость твоя иль духи?
Андские духи, то есть деревья, скалы, могилы, храмы, подвалы, совы и прочее, населённое сверхъестественным, были чтимы, как, скажем, лары либо пенаты в римской культуре, и столь же властны.
Выйдя, Римаче вскоре вернулся с крашеной керамической головою в шапке. Жрец, тронув ручки, соединявшие два наушника этой шапки, вскрикнул в восторге:
Кто это сделал?! Точно живая! В Куско не сыщешь!
Градоначальник, вынув из ниши чаши из глины, сдвинул к рефлектору табуреты.
Да, в Пупе Мира нету такого На голове сей леплена шапка с как бы наушниками от ветра. Что за народ их носит, друг Айуана? Ну-ка, подумай.
Инки, аймарцы больше не знаю.
Хекнув, Римаче присел. Друг, выпьем.
И «голова» засочила вино из горлышка, в кое ручки сливались.
Жрец, глотнув, подскочил. Йау, вкусное!
Опрокинув в рот чашу, градоначальник опять ушёл и доставил иной сосуд: расписную чету в соитии. Жрец взирал, как она льёт пьянящую влагу из ручек с горлышком.
Айуана! начал Римаче, ёмкость отставив. Я точно сокол, видящий кроликов и не ведающий, что выбрать. Много событий; странные происходят дела. Предчувствую перемены. Наш Хромоногий Тýпак Йупанки скоро вторую ногу сломает.
Йау!! Сломает?! жрец изумился.
Ночью однажды мне повелели от Виса Тýпака принца, многомогучего: здесь послы царства Тумпис, ты размести их. Принял я тумписцев, спать лёг. В полночь посол с кувшинами, из каких нынче пьём с тобой, просит чести с ним выпить, сам узкоглазый, в шубе из меха. Пили по-нашему знает свычай! и я спросил, откуда он. «Из Великого Тумписа, из огромной страны!» шумит. «Славно знаешь язык наш». «Близко, шумит он, Тумпис Великий от Чачапуйи. Тумпис могуч, силён! А в друзьях его земли Ки́ту, Каньáри, Сáнку и Чи́му». «Куско, веду ему, эту Чи́му разбил давно». «Пью за вас, за героев!» он говорит мне. Я всё хмелею. «Тýмпальа Первый, Тýмпальа Вечный, снова шумит посол, самый знатный! Он отпрыск Моря, он синей крови!» «Солнечной крови, я отвечаю, мой благодетель, звать Титу Йáвар!» Щурит он глазки, смотрит в упор. «Где муж сей? вдруг вопрошает. Мне управитель над Чачапуйей принц Виса Тýпак сказывал, что у вас царь Тýпак Йупанки, главный из инков. Я был обманут? послан не к равному моему властителю?!» в крик орёт он. Сколько селений столько, известно, и соглядатаев. Я признался, что главный Тýпак Йупанки. Тумписец снова: «Я попрошу тогда проводить меня к Титу Йáвару, как советовал мне Римаче-градоначальник» Ох, Айуана, солнцуугодный! Вмиг во мне Апу-ри́мак19 грохнул, ибо смутьянов без разговора вешают вверх ногами, дом засыпают, род истребляют. «Нет, я солгал!» воплю. А посол этот сбросил пышную шубу, встал в яркой мантии. «Знай, орёт, что зовут меня Кóхиль. Сказывай правду!» Я рассказал тогда всё об инках древних и старых родов, а после о Пача Кýтеке, захватившем власть, и услышал: «Чистых кровей царь Тýмпальа Вечный! Равен ему солнцекровый муж Титу Йáвар, будущий царь ваш! Нынешний царь пройдоха!»
Каверзные дела! Чудесные! Айуана наполнил чаши. Грозные страны за Айавáкой, что уже наша!.. Вдруг нас захватят?
Страны могучие и Римаче придвинулся. Кóхиль так сказал, что у Тумписа двести тысяч дубинок. Ежели Тумпис этот державный да Титу Йáвар наш сговорятся, Куско не сдюжит!
Оба со смехом выпили «Голову» и «Любовников», ведь они «были склонные к питию чрезмерно», и опьянели.
Я очень предан айльу-панака, старым родам! Ты понял?.. Мне Титу Йáвар Что он сказал мне? Шлю в Чачапуйу, там жди приказа, вот что сказал мне!.. Айау хайли!! Ты, Айуана, срок придёт, будешь главным жрецом здесь, я управителем Понял, нет?.. Я дарю тебе! Забирай, друг, «голову» и «любовников»!
У меня их найдут накажут! ныл Айуана, но таки принял дар и побрёл прочь, хныча: Явно накажут Ибо закон есть: взял подношение смерть тебе
А хозяин, выставив гостя, начал амурничать, но наложница выскочила во двор, где кручи росли к созвездиям Вон дом милого, вниз от площади Для чего пришли инки и её отдали старику?
Так, чача! днём наставлял Римаче. Сеять закончили будем строить дорогу. Эта дорога Куско приблизит; войско поспеет, коль нас обидят. Завтра с рассветом строим дорогу!..
Темень спустилась на Папамарку но псы молчали, так как не видели в небе Лиса. Встарь Луна не имела пятен, сплошь была светлая. Воспылав ярой страстью, Лис с ней сошёлся и к ней приклеился; с этих пор они вместе. Нынче, однако, псы не брехали. Что брехать, ведь Луны в небе не было значит не было Лиса
Тени скользили; Сиа впускала их за оборванный полог. Кáвас их пересчитывал. В очаге тлели угли.
Тридцать пришли Давай!
Он вытащил золотой самородок в образе Клубня местного бога. Все повалились, забормотали:
Предок! Родитель!..
Землю Сосущий!!..
Также приветили птичье чучело, вытащенное из тряпок и почитаемое вторым кумиром.
Тучегонитель!..
Бог Всекрылатый!!..
Дёргая крыльями, Кондор спел баритоном:
Лис, взобравшийся на небо,
был ещё лисёнком малым,
когда я любимым чача
из-за гор высокоснежных,
Клубень-брат, тебя доставил.
А теперь ты мне поведай,
как живут герои-чача.
Ответствовал слёзный писк:
Брат, крылатый и могучий,
знай: герои-чача нынче
никакие не герои;
покорились чужеземцам
и поют: айау хайли;
только Солнце почитают
и не славят нас с тобою.
Боги всплакнули. Зрители утирались ладонями.
Унеси меня, крылатый,
из трусливой Чачапуйи!
Я любил свободных чача,
но рабы мне ненавистны!
Кондор вознёсся и захрипел:
Позабывшие отвагу,
променявшие оружье
на копалки чужеземцев
не достойны нас с тобою.
Да останутся презренны!
Гости молили:
Не улетай, бог Тучегонитель! Не уноси прочь Землю Сосущего!! Мы не трусы! Боги, мы с вами!
Кáвас прижался поочерёдно к Клубню и Кондору. Говорят они: завтра делать дорогу кирками бейте инков! И говорят ещё: знак к началу подаст вождь с крыльями И в Селении Пумы бьют инков тоже. Братья, готовьтесь!
Как все ушли, он шлёпнулся возле идолов, изнеможенный пением и спинной острой болью, ибо недавно был измолочен волей Римаче.
Утром люд вытянулся вдоль склона. Кирки кололи скалы и камни. Вздрагивали концы пращей, стянутых, по обычаю чача, вкруг их голов; от пота чернели робы. Вскоре затишье лопнуло спевкой:
Айау хайли! Айау хайли! Йэх, топорами! Йэх, камень в пыль! Общинники, попотеем, потрудимся!
Кéчуа, главный инкский народ, имперский, с пиками и щитами бдели. Градоначальник щерился: «Славно трудятся и поют, лентяи! Вникли во блага, кое приходит в их жалкий быт!» Из сумочки, что висела на локте, он вынул коки, чтоб угостить старейшин óбщины и курак. Вождь Мáйпас кланялся и заискивал:
Кока вкусная! Наш Римаче царь Папамарки!
Вдруг длинный Пи́пас, кутанный в плащ, вскричал для черни:
Лучше трудитесь, хайли-ахайли!
Знаешь молвь руна-си́ми! хекнул Римаче в качестве шутки (длинный курака был туповат, считал он) и пошутил опять: Пи́пас, Пи́пас! Ты завернулся в эту накидку, будто в шерсть лама!