Говори! невозмутимо бросил Казаченко.
Да вы наверняка в курсе, улыбаясь и не сводя глаз с собеседника, нараспев произнес капитан.
Нет! отрезал Олег.
Видите ли, Олег Юрьевич, со следующей недели в мою учебную программу вводится еще один предмет.
Арап по-прежнему протяжно смотрел на подполковника.
«Черт побери, мысленно выругался Казаченко, зерна упали в благодатную почву. Ученик в достаточной мере овладел механизмом выведывания: ничего конкретного не спрашивая, недомолвками подвигает меня к раскрытию моих же собственных карт, провоцирует на непроизвольное речевое высказывание. То есть, меня пытается превратить в полигон только что приобретенного им оружия. Ловок, стервец!»
Оба молча смотрели друг на друга. В глазах Арапа Казаченко читал немой вопрос: «Ну как, удался мой психологический этюд?»
Знаешь, Пал Палыч, похвально, что ты блестяще демонстрируешь усвоенные навыки психологического манипулирования собеседником. Не обижайся, но я ведь давно это уже проглотил и успел переварить, а переваренное, оно вошло в мою кровь и плоть. Ты же только начал откусывать
Нет-нет, погоди! Олег поднял руку, заметив, что Аношин намерен возразить. Еще раз прошу: не обижайся. Просто знай, что я здесь еще и для того, чтобы тебе не быть всё время другим, чтобы ты мог побыть самим собой. Умей переключаться, выпускать пар из котла, выходить из роли в присутствии своих, иначе от постоянного напряжения получишь нервный срыв. Хотя, с другой стороны, оттачивать тот клинок, который ты мне сейчас продемонстрировал, вернее, не давать ему тупиться, надо! Пусть непричастные, сидя перед экраном, восхищаются умением разведчика жить двойной жизнью. Они ведь не знают, что привычка к раздвоению оказывает разрушающее воздействие на человеческую душу, убивая в нем самом некоторые качества, которые являются необходимыми для нравственного здоровья человека.
Знаешь, японские регулировщики на особо загазованных улицах Токио каждые двадцать минут меняют друг друга. Сменившийся сразу же припадает к кислородной маске и двадцать минут от нее не отрывается. Так и у разведчиков: с чужими играешь роль, то есть дышишь угарным газом, со своими же, став самим собой, насыщаешь кровь кислородом. По-другому хана! Сам себя перехитришь Всё! Теперь говори ты я слушаю.
На следующей неделе, Аношин вновь заулыбался, мне предстоит пройти краткий курс истории КПСС и марксистско-ленинской подготовки. Лекции будет читать генерал Уткин. Возможно, будут семинары. Он сообщит дополнительно. Я, конечно, судить не берусь Может, в вашей системе так принято. Но всего лишь месяц назад я получил диплом об окончании факультета партийного строительства в московском Университете марксизма-ленинизма. Так ли нужно через месяц начинать всё заново? Если предстоят семинары, то мне не помешали бы мои конспекты, которые у меня в сейфе на работе Но как объяснить моим сослуживцам, что мне вдруг для лечения гепатита понадобились теоретические труды классиков марксизма-ленинизма? Разумеется, если кто-то возьмется мне их передать в больницу В противном случае, мне придется всё, что скажет Уткин, конспектировать, готовясь к семинару
Олег не верил своим ушам. Всё, что угодно, даже обучение искусству икебаны, даже изучение римского права, но история КПСС?! Маразм крепчает. Похоже, кто-то в руководстве Комитета решил, что коммунизм это советская власть плюс идиотизация всей страны.
А почему бы не прочитать «Краткий курс ВКП(б)» в детском саду, психбольнице?
Казаченко наслышан был о генерале Уткине. Долгое время тот был секретарем парткома КГБ СССР. Величина! А лет пять назад, уйдя в запас, начал объезжать союзные веси с лекциями о развитом социализме. Не хватало, видно, генеральской пенсии! Ну не сводил старик концы с концами, и всё тут! А так 12 рублей за лекцию, плюс оплаченные гостиница и проезд в оба конца, плюс суточные, плюс машина с водителем, опять же при деле, на виду!
Как сказал бы генерал Козлов, Олегу был нанесен удар «ниже пейджера». Он внутренне посуровел. Наконец, мысленно одернув себя, пристально посмотрел на Аношина. Во взгляде можно было прочесть:
«Не дрейфь, мой смуглый губошлеп! Козлов, твой ангел-хранитель, в обиду уткиным тебя не даст». Вслух же произнес совсем другое:
Ну, во-первых, не «в вашей системе», а уже в нашей А во-вторых Ничего не конспектировать Перевяжешь руку Порезался На кухне!
Ну, во-первых, не «в вашей системе», а уже в нашей А во-вторых Ничего не конспектировать Перевяжешь руку Порезался На кухне!
* * *Зная обыкновение шефа работать по субботам не отвлекают звонки, доклады, не вызывает руководство, Казаченко утром следующего после общения с Арапом дня вошел в приемную генерала. Переступив порог кабинета, застал Козлова над ворохом бумаг.
Генерал оценивающе взглянул на подчиненного. Неожиданное появление без вызова и предварительного согласования по телефону свидетельствовало о необходимости безотлагательного принятия им, начальником, какого-то серьезного решения. Второстепенные по значимости и обстоятельствам решения подчиненные Козлова умели принимать сами. Поэтому генерал, после взаимных приветствий, лишь кивнул головой на стул.
Не дослушав до конца доклад Казаченко о нелепости введения в курс обучения Арапа дополнительной спецдисциплины, генерал поднял руку.
Я в курсе. Лекции и семинары по «Краткому курсу ВКП(б) КПСС» я отменил. Арапу будет рекомендовано ознакомиться со сборником речей Генерального секретаря
Козлов явно был не в духе. В таком случае вопросы ему лучше было не задавать. И всё же
Казаченко пошел от противного. Полагаясь на свою интуицию, рискнул:
Леонид Иосифович, но ведь в изначально утвержденной вами программе
Знаю. Но время-то идет. Происходят разные события. Полагаю, что скоро предстоит введение политзанятий и в нашей среде
Съезда вроде никакого не проходило, как бы рассуждая с самим собой, подлил масла в огонь Олег.
Ты вот что Козлов потер переносицу. Кончай меня «прокачивать»! Не стажер перед тобой
Казаченко понял, что преступил дозволенную грань, более того, схвачен за руку при попытке переиграть шефа и сейчас будет вежливо удален из кабинета. Ошибся.
В понедельник огласят приказ В Японии заместитель резидента ушел Но до приказа ты от меня ничего не слышал, а я тебе ничего не говорил!
Последнее было сказано, скорее, для самоуспокоения.
Левченко?! только и вырвалось у Олега.
Левченко. По отцу. А по матушке Эстеррайхер.
Из последующего рассказа Козлова следовало, что генерал Левченко из Первого Дома в свое время скрыл от кадров одну пикантную деталь своей личной жизни, что был женат на еврейке Музе Эстеррайхер, от которой имел сына Аркадия. Расставшись с женой более двадцати лет назад, когда мальчику еще не было десяти, генералу, в ту пору еще не служившему в органах, удалось мытьем и катаньем оставить мальчика при себе. Женившись вторично, он во всех анкетах указывал новую жену как мать Аркадия. Служебное расследование выявило, что Муза Эстеррайхер до отъезда на постоянное место жительства в США в 1967 году регулярно общалась с сыном, а уехав, поддерживала с ним переписку, используя адрес общих знакомых. Общение было достаточно плотным.
«А каким оно еще может быть между любящими друг друга людьми?» подумалось Казаченко.
Мальчик впоследствии офицер внешней разведки СССР Аркадий Левченко всецело находился под влиянием матери. Он даже проживал подолгу у нее. К отцу он перебирался, когда необходимость его присутствия в доме Левченко-старшего диктовали обстоятельства. Например, когда он оформлялся в органы КГБ, когда его направляли во внешнюю разведку и т. п. Так сложилось, что сызмальства Аркадий был приучен жить двойной жизнью. Но не его в том была вина. Основной груз вины и ответственности одновременно лежал на Левченко-старшем.
С отъездом за рубеж первой жены Левченко-старший успокоился. Сигнал тревоги прозвучал, когда он однажды в письменном столе сына обнаружил открытку из США. Аркадий в то время уже был в системе Комитета.
Объяснение с сыном было бурным. Нет-нет, открытка не была прислана на адрес семьи Левченко. Даже в письме Муза обращалась к сыну, называя его Ароном. Действительно, по адресу, куда поступали письма от Эстеррайхер, проживал некто Арон Трахтенберг. Эти детали свидетельствовали о заранее разработанной системе условностей, призванной скрыть от контрразведки истинные лица отправителя и получателя, как и сами почтовые контакты между ними.
О факте обнаружения почтового отправления Левченко-старший в кадры Комитета не доложил. Промолчал он и тогда, когда сына направляли в длительную командировку в одну из натовских стран Западной Европы. Промолчал, потому что решался вопрос: быть ли ему, полковнику Левченко, генералом. Его молчание тогда обернулось для него золотом генеральских погон. Теперь вернется военным трибуналом.