И надо сказать, что в мире в ту пору изрядно попахивало порохом температура холодной войны с каждым годом все ниже опускалась на политическом градуснике.
Ответ Центра был неоспорим:
«Обезьяну хорошенько пощупать за попку!»
Что на общедоступном языке означало:
«Изучение объекта продолжить и впредь скоропалительных решений не докладывать».
Олега так увлекло оперативное бытописание жития Ганнибалова, что он с удивлением посмотрел на зазвонивший телефон. Еще бы. Из джунглей вмиг перенестись в служебный кабинет на Лубянке, тут и до кессонной болезни один шаг!
Звонила жена. На кухне потекли краны.
Таня, набери «09» и узнай, какое РЭУ или ЖЭК, как, черт подери, у них в Москве называется контора, которая обслуживает наш микрорайон Всё-всё Обедать не приду Занят! Целую
Положив трубку, Казаченко подумал:
«А почему я сказал у них в Москве? Может, потому, что я мысленно в Африке?»
От этого умозаключения он повеселел, оно придало энергии.
* * *К открытию Международного фестиваля молодежи и студентов в Москве папа Ганнибала, или, как прозвали его подданные, Большой Куку, сбросил ярмо французского колониального господства и присовокупил согласно веяниям времени к должности Императора звание Председатель-основатель Партии народное движение революции Чада. Заместителем по партии стал, разумеется, его старший сын Ганнибал (он же Баклажан), что немедленно было доложено в Центр.
К указанному времени Ганнибал с успехом окончил курсы русского языка и полицейскую школу, проявив недюжинные способности как в лингвистике, так и в познании оперативно-розыскных премудростей. Русские и французские спецнаставники наследного принца Чада не могли нарадоваться на свое чадо.
Но кот по имени Ганнибал гулял сам по себе.
Резидентские осведомители из числа гувернеров наследника доносили, что последний, садясь на унитаз в домашнем туалете, произносил как заклинание:
«Мой унитаз это мои французские и русские учителя. Вот смотрите, я кладу вам за пазуху свое черное дерьмо, а вы его проглотите. И так будет всегда. Я черный использую вас как свой белый унитаз».
Жаль, не дожил до этих времен основоположник теории о комплексах неполноценности Альфред Адлер. Какой материал для исследований, какое раздолье для творческой мысли и научного поиска!
* * *Поиском, но не научным, а оперативным, занялись другие. Русочубые парни-крепыши из московской Службы наружного наблюдения.
Дело в том, что все прибывшие на фестиваль студенты, независимо от цвета кожи, роста, веса, страны постоянного проживания, религиозной и сексуальной ориентации были заранее распределены и закреплены за бригадами наружного наблюдения. А всё потому, что эти инородцы из колоний и стран империалистического влияния, бывшего и настоящего, черти какой заразы, кроме сифилиса, могли привезти в страну строящегося коммунизма!
Приказ был жесткий:
«Держать и не пущать!»
Коридоры перемещения лиц белой, желтой, красной и черной рас ограничивались Красной площадью, специально отстроенным для фестиваля Комсомольским проспектом, Лужниками и ВДНХ. Дальше, друзья советского строя и Родины социализма, ни шага в сторону!
«Наружке», организованной в бригады из 1015 сотрудников, обязательно с гармошкой, вменялось в обязанность песнями и плясками отсекать красно-желто-черных лиц от простого люда и мест его проживания. Как? А просто. Раньше Москва разделена была воротами Ильинскими, Никитскими, Покровскими и т. д. Теперь ее разделили «воротами» 7-го управления КГБ (наружное наблюдение).
Стоит бригада «скоморохов» на своих воротах, в пределах которых иностранцам дозволительно гулять и общаться с нашим парткомсактивом, и вдруг видит: отделяется некто ну совсем неславянского обличия и бредет за пределы ворот (пытается, значит, за «буйки заплыть»). Тут же «плясуны-песенники», разыгрывая московское гостеприимство, берут отшельника под небелы руцы в оборот, а попросту спаивают. Благо есть приказ:
«Водки не жалеть, пьяных не забирать!» (Почти как: «Патронов не жалеть, пленных не брать!»)
Поморщившись, Казаченко недоуменно пожал плечами:
«Как эта галиматья из Общего плана контрразведывательного обеспечения участников фестиваля попала в оперативную разработку кронпринца?»
Оказалось, это был запев. Далее следовали отчеты бригад службы наружного наблюдения, приставленных к прибывшему на фестиваль Ганнибалу.
«Водки не жалеть, пьяных не забирать!» (Почти как: «Патронов не жалеть, пленных не брать!»)
Поморщившись, Казаченко недоуменно пожал плечами:
«Как эта галиматья из Общего плана контрразведывательного обеспечения участников фестиваля попала в оперативную разработку кронпринца?»
Оказалось, это был запев. Далее следовали отчеты бригад службы наружного наблюдения, приставленных к прибывшему на фестиваль Ганнибалу.
Ознакомившись с его анкетными данными, опера из «наружки» присвоили ему ласковую кличку Кукуня, не подозревая еще, что он парень ну совсем без «куку» и фору в сто очков даст любому из своих опекунов из Службы наружного наблюдениря. Два года в Школе полиции под наблюдением французских инструкторов это вам не ликбез под названием Курсы усовершенствования оперативного состава КГБ СССР.
Изящную поступь профессионала (на то он и профессионал, чтобы выглядеть безобидно, а уход от «хвоста» обставить так естественно просто, что преследователи сами себя же и будут винить в потере объекта!) наша «наружка» осмыслила отнюдь не с первых шагов Ганнибала по московской тверди. А уж его московский роман, бурный и молниеносный, с секретарем Фрунзенского райкома комсомола Аношиной Анной вообще для столичной «наружки» остался за кадром.
Что до его игр с московскими «топтунами», то в основе своей они имели отнюдь не злой умысел. Просто Баклажану захотелось на практике проверить действенность усвоенных в Школе полиции навыков ухода от «хвоста», а заодно и испытать упоение от собственного превосходства над «топтунами», которые окружили его своим вниманием на фестивале.
Какой нервотрепки нашим ребятам стоил только один «матч», сыгранный принцем с несколькими моторизованными бригадами наружного наблюдения!
Однажды, когда до убытия гостя из Москвы оставался один день, «наружке», опекавшей Ганнибала, удалось «срисовать», как он усаживал в машину с дипломатическими номерами посольства Чада в Москве красивую высокую девушку. Происходило это в двух шагах от здания, где располагались РК КПСС, райисполком и РК ВЛКСМ Фрунзенского района.
Машина с девушкой и объектом проследовала на территорию посольства. Бригады затаились поблизости в ожидании выхода или выезда девушки для последующего установления ее личности. Не тут-то было. Девушка не появилась ни через час, ни к вечеру. А утром из ворот посольства «веером», на предельной скорости вылетел весь посольский автопарк пять машин. С зашторенными задними стеклами они бросились врассыпную петлять по переулкам Арбата.
Было ясно: «залповым выбросом» автопарка посольства предпринята попытка растащить силы наружного наблюдения и сохранить инкогнито прекрасной незнакомки. Попытка удалась.
Девушку установили через месяц после отъезда Ганнибала из Москвы.
* * *В советские времена в КГБ существовало такое подразделение, которое в народе нарекли «ППИП» «Пишите письма их прочтут». Еще незабвенный кардинал Ришелье в 1628 году во времена французского противостояния великодержавным притязаниям Англии постановил перлюстрировать всю корреспонденцию, поступавшую с острова на континент.
Идея кардинала была подхвачена и обогащена практикой советского казарменного социализма: все письма, поступавшие из-за кордона в СССР и обратно, обязательно прочитывались «ппипками». Забот у работников «ППИП» особенно прибавилось после фестиваля в Москве. В неводы перлюстраторов попадали и те, кого не сумела зафиксировать служба наружного наблюдения. Как это и случилось с Аношиной Анной.
В подразделении КГБ, где вели дело «Баклажан», после прочтения первых писем отправителя и получателя, оптимистично оценили дополнительно открывшиеся возможности по оказанию нашего влияния на объект оперативной разработки. Еще бы! Баклажан влюбился в нашу, доморощенную гражданку. Да мы через нее вмиг обратим его в нашу, коммунистическую веру!
По замыслу режиссеров-разработчиков, Анне отводилась не последняя скрипка в оркестре. Однако после первой встречи с Аношиной ведомственный оптимизм поугас. Опрашивавшие Анну интеллектуалы из Лубянской синекуры были немало удивлены ее неосведомленностью о статусе Баклажана в стране постоянного проживания, о его происхождении и т. п.
Пытаясь выяснить ее намерения в плане возможного переезда из СССР в Чад, оперативники наткнулись на твердый ответ:
«Никуда я из России не поеду. Всё сделаю, чтобы Ганнибал переехал жить сюда!»