Закономерности и основные процедуры районирования могут обнаруживаться как путем обычных визуальных наблюдений, так и с помощью хорошо известных моделей и образов географических наук. Например, по состоянию растительности у дороги можно судить о расстоянии до поселения и его месте в территориальной иерархии; очень эффективны также аналогии, связанные с территориальностью животного мира[132]. Наиболее яркие и продуктивные образы это геоморфологические образы, представляющие ряд процедур районирования как квазигеоморфологические процессы. Понятие и образ рельефа прекрасно «работает» при описании узловых и однородных районов, при этом возможно даже «овеществление» статистического рельефа узловых районов»[133]. В результате подобного концептуального «насыщения» районирование становится во многом целенаправленной деятельностью по описанию, параметризации и размещению географических образов.
Рассмотрим более подробно современную методологическую ситуацию соотношения традиционного и образного страноведения в силу несомненной важности понимания особенностей развития научно-географического страноведения для изучения понятия образа в социально-экономической географии.
1.3.3. Традиционное страноведение и формирование образа страны
Современное научно-географическое страноведение в России испытало в 1990-х гг. своеобразный «ренессанс»[134]. Обилие публикаций было связано с оживлением научного интереса к наиболее фундаментальной и в то же время наиболее «географичной» проблеме, довольно сильно «притушенной» и потускневшей в советское время. Признание кризиса в современном страноведении (Л. Р. Серебрянный) соседствовало с практически полным единодушием в оценке роли и значимости страноведения для развития современной географии. Современные исследователи страноведения сделали попытку опереться на наследие классической географии и одновременно актуализировать значимость сравнительно-географического и образного метода в страноведении. Так, Я. Г. Машбиц указал на значимость классических работ В. П. Семенова-Тян-Шанского, рассматривавшего страноведение как один из высших этажей географии, и на необходимость использования в страноведческих характеристиках ярких компаративистских образов например, Ливан как «Швейцария Ближнего Востока» или Чехия как «Сингапур Восточной Европы»[135]. Проблематика образа страны оказалась явно на «передовых рубежах» современного страноведения. Это связано в первую очередь с тем, что понятие страны с трудом укладывается в точные географические границы; оно по своему генезису уже является образным. Так, В. А. Пуляркин считает, что страноведение явно нуждается в герменевтическом обосновании и ни в коей мере не сводимо к территории[136]. Определение страноведения как синтетического этапа географического познания[137] переводит образное страноведение в центр географического интереса. Следует сразу же отметить, что этот интерес не является только географическим[138], так как внешние потребители страноведческой продукции могут быть заинтересованы в моделировании прикладных, специфически ориентированных образов каких-либо стран.
Классическая хорологическая концепция в географии, представленная прежде всего трудами немецкого географа Альфреда Геттнера[139], по своей сути является страноведческой, причем понимание страноведения в ней достаточно жестко связано с проблемой чувственного и теоретического познания географического пространства. Выделяемые А. Геттнером ограничения для чувственно-образного восприятия пространства в значительной степени важны для формирования образа страны. Так, временные границы, весьма раздвинутые при восприятии и изучении страны, определяют известную абстрактность, обобщенность и в то же время синтетический характер образа страны: «Кто внимательно наблюдает природу какой-нибудь страны, тот носит у себя в голове большое количество образов, составляющих в своей совокупности некоторое единство; только это единство и может интересовать географию»[140]. Страноведение фактически решает, в интерпретации А. Геттнера, хорологические задачи в рамках всей географии[141] и, следовательно, работа по формированию образов различных стран оказывается ядром содержательных географических исследований.
С точки зрения современной теоретической географии исследования образа страны вполне могут рассматриваться и как исследования виртуальных объектов[142], существующих, очевидно, в некоем специфическом пространстве, в данном случае анаморфированном географическом пространстве. Идея виртуального мира, определяемая как своего рода методологическая метафора[143], позволяет осознать автономность существования и развития образов стран, конструирование которых предстает как целенаправленная методологическая и теоретическая деятельность. Другими словами, детально разработанный и хорошо структурированный образ страны, в конечном счете, фактически есть упорядоченное представление страны он как бы являет страну; изначальная «виртуальность» образа становится самой реальностью.
В рамках традиционного научно-географического страноведения изучение и формирование образа страны имеет четко обозначенную «ячейку», однако сам этот образ представляет собой лишь дополнительную «упаковку» для обстоятельной физико-, экономико и социально-географической характеристики страны. В этой методологической ситуации актуализация и, в определенном смысле, централизация образа страны возможна прежде всего посредством наработки геокультурных образов страны, естественно аккумулирующих большинство ярких черт, особенностей, «изюминок» конкретной страны.
1.3.4. Методологический поворот в теоретико-географических исследованиях в 19601980-х гг
Очень важным в этой связи был своего рода методологический поворот в теоретико-географических исследованиях в 19601980-х гг. Суть его заключалась в переносе основного методологического научно-исследовательского интереса с собственно пространственных закономерностей развития какого-либо явления на закономерности развития самого географического пространства и, как следствие, на особенности трансформации представлений о географическом пространстве[144]. Здесь, пожалуй, впервые в истории географической науки, пространство географической мысли стало интенсивно взаимодействовать с мыслью о географическом пространстве. Понятие географического образа оказалось на пересечении этих двух ментальных пространств[145] и, фактически, стало средством значительной экономии самой географической мысли.
Один из наиболее мощных географических образов, обеспечивающих экономию теоретико-географической мысли это образ границы. Значительная часть анализируемых теоретико-географических явлений рассматривается сквозь пограничную «призму»: например, особо выделяемая лимогенная районизация, образование квазиграниц, а типологически важное понятие узлового района рассматривается как частный случай транзитной системы[146]. Образ границы фактически разрастается и становится эффективным средством характеристики пространственного саморазвития например, при описании эксцентричной районизации[147]. Географическое пространство самоопределяется пограничными процессами, границы и их образы структурируют фундаментальные общественные представления.
Фактором, облегчившим отмеченный нами методологический поворот, был перенос традиционных хорошо разработанных географических методик на новое исследовательское поле и их сравнительно эффективная последующая адаптация при изучении структур и динамики различных модификаций географических образов. Так, методики, разработанные в рамках модели «центр периферия»[148], оказались вполне применимыми при анализе образно-географических систем и анализе функциональной структуры географического образа (соотношение ядра и различных оболочек образа).
Наряду с этим, теоретическая география базируется на плодотворном переносе и новом осмыслении категорий и понятий естественных наук прежде всего геометрии и физики. Обособившись постепенно от этих наук, география на новом витке развития, уже в «своих» интересах, использует их последние достижения. Закономерности развития территории детально исследуются ученым посредством геометрических и физических представлений это пульсация территориальных структур, анизотропия транспортной среды, процессы поляризации и концепция поляризованной биосферы[149]. В результате географические образы, формируемые на стыке наук, отличаются как формализованной мощью, так и очевидной содержательной глубиной (проектирование зонно-волнового процесса и осебежная зонно-волновая экспансия, проксимальные и дистальные ограничения при расчленении и деформации узловых районов, картина эксцентричного излучения, циклы эволюции моноцентрических транспортных сетей и фасцикуляция путей[150]. Географическое пространство превращается в диверсифицированную и открытую образно-географическую систему (системы), способную к концептуальному и прикладному саморазвитию.