Последний раз посетил свою мать Йосиф Сталин будучи уже главой государства, это было за несколько лет до её смерти.
Почему ты меня так сильно била, мама?
Так надо было.
Кому?
Богу. Не жалей розги для сына своего, если ты любишь его. Так сказано в писании.
Старушка смотрела на него спокойными слезящимися глазами.
Иосиф, кто же ты теперь, говорят, большим человеком стал?
Он слегка улыбнулся той улыбкой, когда шутил.
Царя помнишь? Ну, я вроде теперь царь.
Пожилая женщина вздохнула, на мгновение задумавшись о чём-то.
Лучше б ты стал священником царей убивают.
Сталин усмехнулся, думая о своём. Новый же завет учит нищебродству. Бедность это благодать, призри богатство, ни к чему оно. Рай будет на небесах, а пока нужно мытарствовать и терпеть. Иудаизм, в который вписано православие, преподносится как некая независимая русская вера. А священники, взявшие на себя роль посредников с богом, набивают себе мошну. Но разве скажешь об этом матери
Как-то, вопрос о боге задал Йосифу Сталину его сын, Василий, но скорее не из любопытства, а из озорства. Что ответит отец? И тот ответил, со свойственной ему мудрой лаконичностью: «Не имея доказательств по данному вопросу, можно говорить об этом вопросе всё, что угодно, считая это правдой или нет. Как кому угодно.»
О страданиях Иисус Христа Кеке рассказывала маленькому Йосифу в детстве. Сын внимательно слушал, иногда переспрашивая, а потом задавал вопросы. На многие из них ответа у Кеке не было. Сосо немало удивляло, почему бог Иисус был одет хуже лавочника Милахвари и был бездомным, как нищие у церкви отца Чирквиани.
Сталин сформулировал это для себя в простую истину ведущий за собой лидер, воин или вождь, должны быть не обременены мирскими благами, только духовное обогащение на пользу верящим в тебя людям. Об этом он скажет своим ученикам и последователям позже.
Стремление к роскоши превратит большевика, защитника угнетённого народа, в буржуа, эксплуататора этого же народа
Это была его истинная вера в справедливость. Обогащать не себя лично, а живущих рядом. Но не всем понять замыслы великого человека, не словами, но благими свершениями утверждавшего благо на земле для людей.
А вот, отношения между матерью и отцом Йосифа разладились давно. Красавец и весельчак Бесо Джугашвили, так звали отца Сосо, с каждым годом становился угрюмее, работа уже не спорилась в его умелых руках, и он начинал пьянствовать. Кеке сначала уходила от него к своим братьям, а затем и вовсе снимала комнаты у знакомых. Бесарионеса Джугашвили, весельчака и балагура, отца Иосифа, сломала жизнь, как и многих она надламливает, кто не сгибается. Лопается разящая булава из хрупкого металла, но не ломается сабля из стали
Отца своего когда-то любил маленький Йосиф, но всё более отдалялся. В пьяном угаре Бесо становился неузнаваем и ярость одолевала им Они подолгу не виделись, мать снова снимала комнату у добрых людей. На этот раз у священника Чирквиани. Случалось, Бесариони Джугашвили приходил за сыном к Христофору Чирквиани.
Это уже был не удалой горец в черкесской бурке, а сгорбленный, уставший человек. Священник усаживал его за стол, они говорили о жизни и пили вино. Потом Бесо пел и преображался. И голос его звучал, как эхо над горами, когда поют херувимы клёкотом быстрокрылых орлов псалмы восходящему солнцу и дарят гимны свободного неба ослепительному светилу. В глазах Бесо вспыхивали разбойничьи искорки воинствующего черкеса. Йосиф подходил вплотную к веранде и слушал. Отец Христофор плакал, подпевая, окуная ломтики шотис пури в ткемали Влажные глаза отца блестели Маленький Сосо помнил, как когда-то отец рассказывал ему о справедливых разбойниках или про своего деда, боровшегося с богатеями и скрывавшегося в горах. Помнил о былинных богатырях и героях Грузии. О Георгие Саакадзе, великом Моурави или правителе Тбилиси, Цхинвали и Двалети. Сосо словно видел кровавые битвы с тысячами тысяч воинов, слышал звон оружия, свист стрел и ржание коней. Иногда часами Бесо мог читать наизусть незабвенные строки Шота Руставели о Витязе в тигровой шкуре. Говорил он с надрывом и страстью, будто сам это всё видел, находясь где-то совсем рядом с бессмертным героем. Казалось, сам он готов принять его героическую судьбу и смерть
Этот витязь неизвестный,
Молчаливый и понурый,
Был одет поверх кафтана
Пышною тигровой шкурой.
Плеть в руке его виднелась,
Вся окованная златом,
Меч был к поясу привешен
На ремне продолговатом
Маленький Йосиф, затаив дыханье, внимал его голосу, боясь, что отец остановится Иногда отец прерывался, чтобы перевести дух или пояснить. Он говорил, что в поэме идеализируются преданность вассала и долг перед царём. Но всё было понятно и так. Долг и преданность, честь и отвага, любовь к отечеству и ненависть к врагам. С раннего детства, ещё не умея читать, Сосо слышал это, знал и душой ощущал эту сокровенную и простую истину. Судьба молодого Йосифа перелистывала страницы жизни яркими картинками впечатлений. И сам он был юным витязем с пылающим сердцем, словно вынутом из костищи и поэтической душой горного цветка И эти рождающиеся строки вырывались из его мятежной груди:
Маленький Йосиф, затаив дыханье, внимал его голосу, боясь, что отец остановится Иногда отец прерывался, чтобы перевести дух или пояснить. Он говорил, что в поэме идеализируются преданность вассала и долг перед царём. Но всё было понятно и так. Долг и преданность, честь и отвага, любовь к отечеству и ненависть к врагам. С раннего детства, ещё не умея читать, Сосо слышал это, знал и душой ощущал эту сокровенную и простую истину. Судьба молодого Йосифа перелистывала страницы жизни яркими картинками впечатлений. И сам он был юным витязем с пылающим сердцем, словно вынутом из костищи и поэтической душой горного цветка И эти рождающиеся строки вырывались из его мятежной груди:
«На пустыре, заброшенном и диком,
Ростки тюльпанов, чуть набравши цвет,
Печально тянутся к сгорающим зарницам
И в тьме ночной теряют алый свет»
Сияющие горные пейзажи, созданные кистью неба и солнца, цветы и травы, оживающие от прикосновения ветра, песни соплеменников, уходящие ввысь, всё это с малого детства окружало малыша Сосо. Вот за холмами скрывается красный солнечный диск Вечер окунается в лёгкую прохладу И вдруг, в тишине медленное одухотворенное песнопение под аккомпанемент грузинской флейты, зурны национального духового инструмента. И длинный ряд столов, как на клеёнчатых полотнах Пиросмани Начинается традиционная грузинская свадьба незабываемое событие не только для жениха и невесты, но и для всех присутствующих многочисленных гостей. К свадьбе в Грузии готовятся долго и основательно, чтобы церемония получилась роскошной и богатой, столы ломились от всевозможных угощений, а гости не скучали, наблюдая за яркими и зрелищными развлечениями. Такое пышное мероприятие обходится семьям жениха и невесты очень недешево. Избежать значительных затрат и соблюсти традиции, можно только похитив невесту. И вот, выходит невеста в свадебных платках и лёгкой газовой накидке, увешанной цветами Публика торжествует, тамада зачитывает сладкие речи вот-вот должен начаться пир Откуда-то к невесте бежит ребёнок. Это маленький Сосо заметил красивый цветок на её фате. Он ухватил цветок и тянет на себя. Вокруг смех. Малыш не отпускает, крепко сжав кулачок.
Где жених?! кричит тамада.
Это крестный Сосо, Якоб Эгнаташвили. Он поцеловал мальчика.
Уступи невесту, швило, твоё время ещё придёт.
Затем повернулся к публике и весело добавил:
Если он уже сейчас хочет украсть невесту, Бог знает, что он будет творить, когда подрастёт.
Именно он в Гори станет тем, кто пользовался безмерным уважением юного Сосо, его «крёстный», батоно Яков, весёлый и состоятельный человек, Эгнаташвили Яков Георгиевич, владелец виноградников, занимающийся виноторговлей. У него некоторое время работала горничной Кеке Геладзе, мать Сосо Джугашвили. В большом каменном доме Якова всегда было шумно и весело. А с его сыновьями, Сашико и Васо, Йосиф будет дружить на протяжении всей жизни. Плакаты с портретами Якова висели на людном месте в городке. Он был известен не только как торговый человек, знатного рода, но и как борец. Грузинская борьба, чидаоба, возникла из мифической схватки прародителя народа с диким зверем. Горцы уважали силу, ловкость и бесстрашие. Борцы почитались при дворах знатных феодалов, а простая публика рукоплескала им на площадях.
Батоно Яков, как называл его Сосо, был добродушен, щедр и любознателен. И всегда расспрашивал Йосифа, что нового он прочитал или просил его зачитать что-нибудь ему в слух. Всё, что он постигал в Горийском православном духовном училище, куда Сосо Джугашвили поступил в сентябре 1888 года. Вначале Сосо воспринимал училище, как храм благочестия и справедливости, школу науки, где обучают правильно жить под строгим присмотром Господа. В классах училища не существовало ни одной печи. Несмотря на тёплый климат в Грузии, влажной осенью, зимой и ранней весной было холодно. Местные школяры ночевали и отъедались, чем бог пошлёт, по своим домам. Начальство редко выдавало воспитанникам бельё, одежду, обувь. Всегдашнею пищею их были в обед постные щи, ржаной хлеб и сухари; в ужин гречневые и просяные каши, иногда лобио. Насаждалась не только русская пища, но и русская речь. Ослушников строго наказывали карцером и розгами. В летние каникулы, желая поправить свое материальное положение, ученики уходили в сёла обучать недорослей богачей за гроши и харчи. Однако, Йосифу Джугашвили была назначена стипендия в размере трех рублей, благодаря хлопотам священника Чирквиани. Были обнаружены у него и способности к песнопению. И Сосо был определён в певчую группу, а затем в хор училища, исполняя дуэты и соло. За несколько лет он прилично усвоил ноты, и свободно пел по ним. И, даже, стал помогать дирижеру и руководил хором Как-то, когда никого из наставников не было, стал исполнять перед своими сверстниками грузинскую народную песню, распределив голоса среди мальчишек.