Ну, если ты хочешь! Борис оскорбился ее зевком и замедлил шаг.
Нет, нет, удержала Ксюша, зачем мешать людям. Это не Исаакиевский собор
Чточто?
Пустяки.
Из дверей кафедры важно шагнула на Каретникову лаборантка Верочка с животом восьмимесячной беременности и в просторном свитере и юбке. Ей давно советовали «поберечься» дома. Но дома было скучно, а поздравления со скорой радостью прибавления тех из обитателей института, кто не видел ее с весны, придавали Верочке значительность в собственных глазах. Как ровесница, опережающая Ксению в замужестве на шаг, лаборантка была с ней запанибрата.
За Верочкой с подносом грязных чашек и блюдечек шествовал ее муж, усидчивый сорокалетний соискатель Осипов, плешивый, с перхотью на плечах и на сальном воротнике пиджака, мучивший пятый год никому не нужную диссертацию. Верочка проделала физиономический реверанс Ксении: приподняла брови и выпятила нижнюю губу, что обозначало какие люди! Затем кивнула назад, и показала глазами.
Тебя Сам спрашивал! Не переживай, у него хорошее настроение.
Ксения поморщилась.
Совсем из головы вылетело. Заседание кафедры закончилось?
Да. Даже чай попили. Тебя Вера Андреевна ждет, в спину Ксении шепнула Верочка.
На кафедре за общим, чайным столом в углу у двери бесплодный «ученый осел» Ермолаев прихлебывал из кружки чай и пытливо вглядывался в лицо своего плодовитого коллеги Гринберга, снисходительно листавшего рецензию Ермолаева на свою книгу. (Ксения мельком заметила заглавие на отложенной в сторону странице.) Безъюморный старик Андреев многозначительно вставлял в разговор с сухенькой старушкой Дуве книжную заумь, и сдабривал мнения скучными остротами, понятными лишь этим двум.
Завидев Ксению, «старички» тепло заурчали. Но теперь и радушные старожилы, и деловитые молодые коллеги раздражали Ксению.
Поначалу ее сильно печалили устрашающе скучные лица студентов в миг передачи светоча знаний от Шекспира до Кутзее. Одни осоловело пялились на нее из чахлых садов английской грамматики. Другие в смежных свободных аудиториях по соседству играли в морской бой по мобильным телефонам: проигравший оплачивал баланс обоим. Лишь одна романтическая девица в группе от души совершенствовала инфинитивы, боролась в своем рязанском произношении за смягчение звуков в твердых английских согласных, чтобы, как она приватно призналась Ксении на экзамене, бегло пересказать школьникам «Маленького принца» Марка Твена. Прочие студенты, по наблюдениям Ксении, более добросовестной девицы преуспели по общим предметам в профанации русского образования: путали Ирландию и Исландию, приписывали простодушные комедии купеческих нравов Островского его, закаленному сталью, однофамильцу, слыхом не слыхивали о лесковских словоискажениях, Чарльза Диккенса почитали отцом Эмили Дикинсон, и не могли взять в толк, почему Гари Потер не включен в Большую американскую энциклопедию?
Их родители платили за учебу, и дети почитали образование лишь за средство для получения хорошо оплачиваемой должности.
Ксения по возрасту опережала своих учеников всего лет на пятьвосемь. Но ей казалось: ее духовная емкость нигде не пересекается с плоскостью, в которой обитает поколение, идущее следом: на добродушную шутку ученики отвечали ядовито, отчужденные, словно «обдолбанные» эльфы, предпочитавшие виртуальный дрейф по электронным страницам Интернета пьянящему запаху типографской краски новой книги.
Ничего страшного! адвокатствовал Борис. Они хотят скорее отбить свои деньги, жить богато и красиво, сейчас, а не завтра. На собеседовании о найме на работу эти спецы метут такую пургу, хоть Задорнову отсылай. Пооботрутся, научаться.
Диссертация тоже не вызывала в хребте дрожи счастливой догадки или радости бытия: проверка ссылок, оказавшихся небрежностью или обманом, сносок из унылого пудового тома на сноски в томе еще пуще унылом и пудовом скука смертная.
Сегодня жизнь кафедры показалась Ксении скучнее и глупее, чем обычно.
Мать в кресле у закутка разговаривала с заведующим кафедрой Серебряковым, доверительно, со слащавой улыбочкой, клонившегося к собеседнице через стол. Скрещенные ноги главного ученого кафедры в канадских всесезонных башмаках, две пижонские замшевые заплатки на локтях пиджака, водянистые глаза под веночком седого пуха над ушами, и губы, как жирные слизни неизменно навевали на Ксению уныние.
Ааа, а вот и наша невестушка! Слизни расползлись, обнажив пару великолепных вставных протезов. Серебряков выпрямился. Ксения поздоровалась. С тех пор, как месяц назад Савелий Валерьянович узнал о замужестве Ксении, он называл ее исключительно «невестушка», и это раздражало девушку. На кафедре Серебрякова недолюбливали, считала карьеристом и мздоимцем. Он обирал студентов, и имел какието делишки с проректором по социальным вопросам. Но со студентами вел себя, как свой парень, и провоцировал преподавателей на разговоры о институтских несправедливостях.
Ксения принужденно улыбнулась затертой шутке.
Вера Андреевна как раз рассказывала о несчастье с вашими соседями, Ксения Александровна. Этот молодой человек, кажется, навещал вас здесь. Такой Серебряков набычился, изображая мужество, и энергичным, сверху вниз жестом, дополнил портрет. Сожалею. Весьма сожалею. Грустное лицо заведующего тут же просветлело. Но мы обязательно будем на выездном, так сказать, заседании кафедры! и захихикал.
Ксения уничтожающе посмотрела на мать.
Я как раз об этом хотела поговорить с вами, Савелий Валерьянович
А? Да, да, конечно, посоветуйтесь. Приятные хлопоты. Он снова захихикал, словно не расслышал, вскочил: «А у меня делишки!» и убежал.
Что ты тут делаешь, мама?
Вопервых, кафедра, Вера Андреевна встала и машинально пробежала пальцами по янтарным бусам на груди. Вязаное шерстяное платье неудачно подчеркивало «галифе» на бедрах и небольшую выпуклость живота. Отец рассказал о утреннем разговоре. Что вы нехорошо расстались с Борей! Пересядем ко мне.
В другом закутке, где раньше хранились швабры и ведро для мусора, Ксения повесила на плечики в шкаф плащ и присела за низкий дубовый столик, который гдето выхитрила мать. Угол предоставили Вере Андреевне в исключительное пользование.
А зачем ему рассказала? Ксения кивнула на давно истаявший след заведующего.
Чтобы для людей не было неожиданностью, когда ты их прогонишь
Так ты принимаешь меры? едко спросила Ксения.
Пожалуйста, не дерзи. Взгляд матери стал колючим прямо злая, постаревшая Ксения. Тетя Маша просила передать, чтобы ты не дурила. Мы все хотели, чтобы вы с Сережей поженились. Ты решила посвоему. И нечего назначать всех негодяями, а себя
Хватит! Девушка упрямо сжала губы. На ее виске запульсировала жилка, глаза покраснели. Не повторяй пошлости! Ты прекрасно знаешь, что я не люблю Бориса. Не люблю так, как любила Сережу, поправила она себя.
Раньше надо было думать!
Из глаз Ксении закапали крупные слезы. Девушка отвернулась, чтобы не видели преподаватели. Вера Андреевна спохватилась.
Послушай, доченька! наклонилась она к девушке. Это эмоции. В твоем положении так бывает. Ты ведь понимаешь: тянуть дальше нельзя. Неприлично. А любовь Я всю жизнь люблю твоего отца. Любовь это счастье, но это и бремя. Я ни о чем не жалею, но мне иногда кажется, что можно было прожить иначе
Женщины переглянулись. Верно, мать намекала на забавное семейное предание, как студентом отец отбил ее у старшекурсника, нынешнего главы департамента какихто там ресурсов Москвы.
Мама, мне не до глупостей сейчас! Если бог есть прошептала она.
О, господи! Ксюша, не время сейчас об этом! Вера Андреевна покосилась, не слышит ли ктонибудь тихую истерику дочери.
Если Он есть, Он не простит мне этой лжи. Не простит мне гибели Сережи!
Да может, это единственный оставленный тебе выбор?
Мама, какой выбор! А, если бы это я, папа, или ты. А за стеной пляшут. Господи, что я болтаю!
Ксения закрыла глаза и выдохнула:
Это ребенок Сергея. Я не смогу, когда за стеной лежит его отец!
Вера Андреевна недоверчиво смотрела на дочь, ожидая, что та признается в злой шутке. Наконец, лицо ее вытянулось и посерело.
Как же ты скажешь Боре? пробормотала она.
Мысли ее смешались. Но одно она понимала ясно: произошла катастрофа, и выхода нет. Расскажи дочь все Борису, и она останется одна с ребенком. Жизнь ее сделает зигзаг, который Ксении вряд ли удается выпрямить. А когда ложь откроется после замужества и родов неизбежно! Хмельницкие не простят Каретниковым подлости, а Красновские надругательства над памятью их сына и многолетней дружбой. Прочие будут посмеиваться Каретниковым в спину. Она представила ситуацию глазами дочери, и поискала в сумочке валидол.