Требовательный вопрос публициста «Чем живём-кормимся?», обращённый к землякам, в материальном и духовном смысле актуален и сегодня, когда русская деревня, особенно северная, переживает не лучшие времена: закрываются больницы, школы, сельские клубы, библиотеки. Всё это приводит к тому, что люди вынуждены покидать родные места в поисках лучших для жизни условий. Утрачивается связь целых поколений со своими духовными корнями.
Мыслитель был убеждён, что необходимо деревню сохранить, потому что она является основой русского национального бытия, «прародиной всего» [10, с. 60]. Одна из главных и любимых мыслей Ф. Абрамова о возрождении русской деревни заключается во взаимосвязи материальных и духовных основ уклада крестьянской жизни, поэтому писатель уверен, что расцвет деревни возможен только через преображение самого человека на селе, через его связь с землёй.
«О земле, переставшей кормить»
Кормилицей назвал землю богатый на меткое слово русский народ. Состояние земли-кормилицы, пашни для Фёдора Абрамова показатель обустроенности жизни, её соответствия норме [10, с. 98]. «За покушение на жизнь человека у нас судят а за покушение на жизнь пашни, которая даёт жизнь человеку, не выносят даже общественного порицания», возмущается он в очерке «Пашня живая и мёртвая», написанном в 1977 году в соавторстве с другом Антонином Чистяковым, поэтом и публицистом. [10, с. 106]. Аналитик не случайно апеллирует в очерке к мыслям Константина Левина. Для автора романа «Анна Каренина» Л. Н. Толстого вопрос о землепашестве «есть только один важный вопрос в России» [10, с. 107].
«Нет сейчас более трудной и острой проблемы, чем проблема возрождения русского поля», считает Абрамов [10, 107]. Писатель исследует причины «запустения пашни» [10, с. 102] и приходит к выводу о том, что естественное развитие хозяйства, живой творческий ум его руководителей и рядовых тружеников часто подменяется администрированием сверху [10, с. 81]. Как образец, противостоящий всеобщему запустению, пример хлеборобов земли новгородской из колхоза «Искра». Автор искренне радуется происходящему здесь «началу сотворения пашни» [10, с. 104].
Возмущение писателя вызывает бездушный подход к земле [10, с. 95]. В этом, по мнению Ф. Абрамова, одна из главных причин её оскудения, но не единственная: «сегодняшнее состояние основных пахотных массивов, людские ресурсы, научный и практический уровень подготовки кадров, уровень их собственного сознания, материальные средства» вот те причины, которые не дают ржи заколоситься, встать в один рост с хлебопашцем [10, с. 102].
Непримиримость Ф. Абрамова по отношению к современному состоянию землепашества звучит не только в этом очерке, но и в ряде других статей: «Нельзя больше мириться с тем, что мы из года в год ввозим из-за океана хлеб. Россия должна вернуть славу хлебной державы мира, Россия должна завалить мировой рынок своим хлебом» (Слово в день шестидесятилетия) [10, с. 26]. Только спустя много лет после произнесения этих слов Россия откажется от закупки зерна за рубежом, когда рыночные отношения, о которых мечтал Ф. Абрамов, вступят в свою силу.
Идея контакта человека с землёй как непременное условие возрождения русского поля становится ключевой в публицистике Ф. Абрамова: писатель видел в нём одно из главнейших условий существования человека. Рассматривая всю историю человечества как процесс отчуждения человека от земли, на которой он живёт, писатель часто обращается к опыту далёких предков, весь жизненный уклад которых соответствовал авторскому идеалу этих гармоничных отношений.
Исследуя мысли писателя о возрождении пашни, мы приходим к выводу, что Ф. Абрамов основную причину «умирания пашни» видел в неэффективности экономических отношений на селе, потере землепашцем чувства хозяина. Выступая за установление справедливо-рыночных отношений, публицист, безусловно, стоит на стороне крестьянина, настаивает на его исконном праве быть собственником земли, обретение которой можно сравнить с обретением человека на селе смысла существования, обретением себя, обретением своего Дома. Спустя десятилетия мы можем подтвердить правильность публицистического взгляда писателя на перспективу развития сельского хозяйства в России. Сегодня процветающими сельскохозяйственными предприятиями становятся те, в которых, благодаря установлению рыночных отношений, люди получили возможность быть хозяевами на своей земле.
«Многовековая избяная Русь»
Почему Фёдора Абрамова так волновала проблема облика современной деревни? Чем обусловлен его протест против «жилых коробок» пятиэтажек, поднявшихся на месте исконных русских изб? «Какая может быть связь с кормилицей-землёй своего огорода и домашним скотом, если под ногами пять железобетонных междуэтажных перекрытий, если огород и живность далеко на отшибе?» сокрушается писатель в очерке «От этих весей Русь пошла» (19791980 г.) [10, с. 116]. В этих словах ответ на поставленные выше вопросы: «связь с землёй» непременный абрамовский постулат нарушена!
Дело не только во внешнем безобразии новоявленных русских селений: «серый каменный нарыв пятиэтажных жилых коробок» чужд, по мнению писателя, самому укладу крестьянства. Выступая против такой «перестройки» деревни, против очередной «кампанейщины», он не боится показаться консерватором, прославляющим «избяную Русь». Мысль Ф. Абрамова глубже и намного перспективней всех «перспектив» перестройшиков: публицист выступает против «духовного запустения», к чему, несомненно, приведет разрыв с «кормилицей землёй» [10, с. 117].
Обращение писателя к опыту предков, так трепетно относившихся к возведению дома, его внутренней и внешней эстетике, вовсе не случайно: повсеместная «удручающая картина» запустения земли заставляет вспомнить, что здесь «прежде ходила волнами рожь, голубел цветущий лён, розовел клевер» [10, с. 108]. Сторонник патриархального уклада, Ф. Абрамов прекрасно понимает, что взаимосвязь запустения угодий и нынешнего облика русского села самая прямая: «Ведь испокон веков мужицкая семья жила в избе. Берестяная колыбель под её матицей почти никогда не пустовала, и застолье было многолюдным» [10, с. 110]. Не приходится сомневаться и в прочности тех изб, ведь их строили на века. «Крепко и умело держали плотницкий топор наши далёкие предки», пишет в очерке писатель [10, с. 111]. А за словами этими невольно читается горький упрёк: где же сегодня эти умелые мастера, почему богатейшие плотницкие традиции уходят из жизни, почему побеждает «перспективное» уродство?
Публициста по-настоящему волнует вопрос: «Не потеряет ли многовековая избяная Русь с индустриализацией строительства своих национальных черт, своего неповторимого сложившегося облика?» [10, с. 114]. Вывод Фёдора Абрамова: рано сносить деревянные дома. «Нет, не умерла изба! Умирают как раз скороспелые, навязанные деревне каменные и деревянные творения, потому что чиновники-устроители пытались спроектировать не только тип жилья, но и быт, и вкусы сельского труженика», считает писатель [10, с. 124]. Для доказательства тысячелетней истории русской избы он приводит интересный пример: в Троицком раскопе Новгородского кремля находятся брёвна, пролежавшие восемь столетий, в музее деревянного зодчества этого же города стоят избы-экспонаты, срубленные в двенадцатом веке [10, с. 111].
Взгляды Ф. Абрамова на национальный облик русских селений представляются нам сегодня особенно актуальными несмотря на то, что были высказаны они на злобу дня, несколько десятилетий назад. Но строительный бум, охватывающий в наше время село, ещё раз показывает, как же справедлив был писатель, когда отстаивал право труженика быть ближе к земле: люди, получившие возможность строительства собственного жилья на селе сегодня, несмотря на всё многообразие современных строительных технологий, отдают предпочтение старинной русской избе.
«Этот тип жилья совершенствовался и разнообразился веками и в начале нашего столетия достиг своего творческого расцвета», отмечал писатель в очерке «От этих весей Русь пошла» [10, с. 124]. Сегодня же мы можем сказать: совершенствование русской избы на этом не прекратилось и современные избы, построенные в XXI столетии, во многом отличны от образцов века минувшего, неизменной осталось лишь та связь с «кормилицей-землёй», которая составляет вековую основу, суть крестьянского труда и залог его существования. Художник-аналитик замечает: «Деревня есть деревня и должна быть деревней, а не городом. У неё есть свои великие преимущества» [10, с. 126].
В абрамовской концепции мира и человека в нём Дом занимает ключевое место, обуславливая внутреннюю гармонию человеческого существования. Русская изба является идеальным жилищем, так как максимально реализует исконную потребность контакта человека с землёй, с тем местом, на котором он живёт.