Вместе с тем индикатором силы судебной власти и реальности разделения властей является как отсутствие в государстве «неподсудных» субъектов (независимо от их политического или экономического положения), так и безусловность исполнения судебных постановлений, вступивших в законную силу.
Это вовсе не означает, что доктрина разделения властей имеет своей целью установление непреодолимого водораздела между отдельными ветвями власти. Напротив, законодательная, исполнительная и судебная власти взаимосвязаны, взаимообусловлены и объективно не могут существовать одна без другой сколько-нибудь значимое по историческим меркам время. Именно в этом единстве разделенные ветви власти могут динамично развиваться в соответствии с изменяющимися социально-экономическими условиями жизни общества. Система сдержек и противовесов, обеспечивающая «равновесие» властей, может появиться и полноценно функционировать именно в этом единстве. Лишь в единстве разделенных ветвей власти возможно создание условий для реального усиления каждой из них. Ход исторического развития свидетельствует о том, что в случае узурпации «победившая» ветвь власти неминуемо рано или поздно приходит к своему краху.
Такой подход к пониманию доктрины разделения властей, когда законодательная, исполнительная и судебная власти не подменяют функции друг друга, а, являясь самостоятельными и равновесомыми, существуют в единстве и взаимозависимости, позволяет создать условия, исключающие, с одной стороны, гипертрофированное представление судей о роли и месте суда в обществе, а с другой перейти к уяснению понятия и принципа независимости суда, поскольку данный принцип необходимо выводится из доктрины разделения властей.
2.2. О принципе независимости суда
Вопрос о независимости суда является краеугольным в доктрине разделения властей и системе сдержек и противовесов. История человечества доказала исключительную важность для общества реального претворения в жизнь этого принципа. Данное обстоятельство подтверждается не только тем, что во всем цивилизованном мире, в любом государстве с развитыми демократическими институтами существуют правовые гарантии независимого суда, но и тем, что требование существования данного принципа в любом государстве, вступившем в Совет Европы, юридически закреплено в Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. В соответствии с ч. 1 ст. 15 Конституции РФ составной частью российской системы права служат общепризнанные принципы и нормы международного права, которые содержатся в ратифицированных Россией международных договорах и имеют преимущество перед внутригосударственными законами. Поскольку Россия вступила в Совет Европы и в марте 1998 года ратифицировала Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод, необходимо исходить из того, что положения данного нормативного документа не декларативны, а имеют непосредственное прикладное значение для российского правоприменения. «Необходимость учета и непосредственного применения общепризнанных принципов и норм международного права, в том числе содержащихся в Конвенции, и возможность граждан обратиться с жалобами в Суд (Европейский суд. А. А.) по правам человека, если они не получили адекватной защиты в российских судах, обязывает судей хорошо ориентироваться не только в правовых нормах, содержащихся в Конвенции, но и в их официальном толковании, которое содержится в решениях Суда»[46].
Понятие «независимый суд», содержащееся в Конвенции, представляется важным в связи с рассматриваемой проблемой. Статья 6 Конвенции закрепляет право человека на справедливое судебное разбирательство: «Каждый имеет право при определении его гражданских прав и обязанностей или при рассмотрении любого уголовного обвинения, предъявляемого ему, на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона» Европейский суд по правам человека при определении того, является ли судебный орган независимым, принимает во внимание следующие факторы:
процедуру назначения его членов;
продолжительность их службы в этом качестве;
существование гарантий, препятствующих оказанию на них давления, а также наличие у данного органа внешних атрибутов независимости.
Европейский суд постановил, что судебный орган должен быть независим как от исполнительной власти, так и от сторон в деле[47].
Европейский суд постановил, что судебный орган должен быть независим как от исполнительной власти, так и от сторон в деле[47].
Разумеется, анализируя понятие «независимость суда» в России (в рамках существующей правовой регламентации) и изучая практику осуществления в России данного принципа, необходимо сопоставлять российскую действительность с европейскими стандартами.
Однако вопрос о независимости суда далеко не только философский, но и правовой. Философско-правовая тема в последнее время получила, с одной стороны, достаточно глубокое освещение в многочисленных научных трудах философов, правоведов и юристов-практиков, а с другой сведена до уровня площадной брани усилиями всевозможных «ревнителей» прав и свобод человека. Особое рвение в борьбе с независимостью суда проявляют некоторые печатные средства массовой информации (от региональных до республиканских). Научно-правовой анализ одного из главных принципов организации судебной власти необходимо давать, обозначив причины, порождающие стремление известной части общества всячески противодействовать становлению независимой и самостоятельной судебной власти. Таких причин несколько.
Одна из них, по нашему мнению, социально-правовое невежество носителей идеи, согласно которой независимость равнозначна вседозволенности и полной бесконтрольности. Данная идея возникла в обществе не сама по себе, она не является плодом больного воображения конкретного человека. В ее основе десятилетия правового нигилизма, укоренившегося в сознании большого числа граждан СССР под влиянием известных социально-экономических и политических условий. При этом для возникновения и укрепления в сознании определенной части граждан убежденности в том, что независимость суда тождественна вседозволенности, не потребовалось ни временных промежутков, ни материальных вложений. Все произошло само собой. Достаточно вспомнить о «маятниковой особенности» психологии и менталитета российского человека, возникшей на основе аналогичного свойства самой российской действительности. Только вчера все громогласно заявляли о полной зависимости судов, о «телефонном праве», о партийной дисциплине в судах и т. д., а сегодня, когда появились первые проблески будущей независимости судей в рамках самостоятельной судебной власти, маятник качнулся в противоположную сторону и вместо прежней убежденности в «зависимости» судов в сознании части граждан появилась убежденность во «вседозволенности и беспределе», царящих в судопроизводстве.
Полагаем, что данное явление сугубо российское. Оно отражает особенности духовных устоев нашего общества, где веками складывался образ чувственных мыслей «любить, так любить до остатка, ненавидеть, так по полной программе», где сосуществуют рабское чинопочитание и ненависть к тому, кто чуть выше по статусу, кто имеет чуть больше и т. д.
Эта, на первый взгляд, «незначительная деталь» душа, психология, менталитет российского человека, как будто бы и не относящаяся к научному исследованию, на поверку оказывается главенствующей при изучении любой темы, связанной с анализом и оценкой общественной жизни в России. Только глядя через призму названных явлений можно с относительной точностью анализировать общественные процессы, происходящие в России, изучать действенность тех или иных структур и механизмов, участвующих в регулировании общественных отношений, с достаточной степенью точности прогнозировать значимость и ценность для общественного развития той или иной новеллы в институтах, связанных с регулированием общественных отношений. Не принимать это во внимание значит оторваться от действительности, которую мы хотим понять, которую пытаемся изучить и на постижение которой направлены наши устремления.
Вторая причина коренится в скрытом нежелании представителей законодательной и исполнительной ветвей власти мириться с реалиями сегодняшнего дня: возникновением в нашем государстве третьей власти судебной, которая не только (в теоретическом плане) выступает необходимым элементом системы сдержек и противовесов в организации государственной власти, но и реально (в практическом плане) оказывает воздействие на каждую из властей в случае их отступления от требований закона.
«Законодательные и исполнительные ветви власти обречены на пересечение интересов, конфликтность. Изначально заложенная в них сущность подтверждается повседневной реальностью. А между ними в качестве арбитра оказывается третья власть, вынужденная получать обвинения то от одной, а иногда, и это бывает, от обеих вместе.