3
В VII в. их осуществят Асархадцон (681669 гг. до н. э.) и Ашшурбанапал (669ок. 633/ 27 гг. до н. э.). Во время этих войн ассирийцы впервые, сколько известно истории, применят в массовом порядке оружие из нового металла железа против египетского фараона XXIV (нубийской) династии Тохарки (689663 гг. до н. э.).
4
Напомним, что эту борьбу ветхозаветные тексты видят основным содержанием истории. Они рисуют монотеистический культ в Иудее как главный: его отправляют жрецы, проповедуют пророки; цари принимают меры к укреплению иерусалимского Храма как единого и единственного центра богослужения (судя по количеству отмеченных святилищ, успехи попыток подобного рода не слишком значительны.) «Ягвистическое язычество» было общей чертой для Иудеи, включая Иерусалим, на протяжении всего периода ее существования.
Особенно распространенными во времени и пространстве были культы Баала (точнее Баалов, поскольку в некоторых регионах божество почиталось в разных образах) и богини плодородия Астарты. Баал олицетворял созидающие и разрушительные силы природы, и каждая разновидность требовала особой формы поклонения. Оба культа были основными у хананеян и финикийцев уже в сер. II тыс. до н. э. (Числ 25, 3; Иер 19, 5) и еще при жизни Моисея стали проникать и в Израиль (Числ 25). В дальнейшем поклонение Баалам периодически возрождалось и противостояло монотеизму: (Суд 2, 11; 3, 7; 10, 6); сохранялись старые и возникали новые храмы (4 Цар 10, 21; 11, 18). Библия упоминает жертвенник Баала (Суд 6, 25), жертву всесожжения (3 Цар 18, 26), молитвы и заклинания (3 Цар 18, 25, 26); одежды жрецов Баала (4 Цар 10, 22). При некоторых царях культ Баала получал официальный статус (при Ахаве в Израиле, Ахазе и Манассии в Иудее: 3 Цар 16, 3 и сл.; 18; 2 Пар 28, 2 и сл.; 4 Цар 21, 3 и сл.); число его пророков и жрецов исчислялось сотнями; храмы и жертвенники Баала устраивали на «высотах», включая кровли (у Ахава на кровле дворца 4 Цар 23, 12).
Культ Астарты имел глубочайшие корни в раннеземледельческих представлениях о богине-матери, дарующей плодородие и урожай. Ее, под разными именами, почитали ближневосточные народы, семиты и несемиты: Иштар в Месопотамии, Атар в Сирии, Асторет (Аштарот) в Израиле, Астарте в Финикии. Даже в сравнительно позднем памятнике молитве времени ассирийского царя Ашшурбанапала (VII в. до н. э.) образ её предельно величественен и выразителен: «Мал ты был, Ашшурбанапал, когда я оставила тебя у божественной царицы Ниневии. Немощен был ты, Ашшурбанапал, когда сидел на лоне божественной царицы Ниневии; от двух ее сосцев ты питался, а в двух других прятал свое лицо» (цит. по: Нюстрем 2000, с. 31; этому образу соответствуют широко распространенные изображения Астарты с четырьмя грудями). В храмах Астарты были, помимо жрецов, «блудницы и блудники», что строго порицалось Ветхим Заветом и относилось к «мерзостям перед Господом» (Втор 23, 18). Статуи Астарты выделывались обыкновенно из стволов деревьев (Суд 6, 26 «священное дерево») и были очень многочисленны: в библейском тексте постоянно восхваляется уничтожение их праведными царями (4 Цар 23, 47) и проклинается восстановление неправедными (4 Цар 21, 7).
5
Финикийская культура впитывала традиции Ханаана; в то же время, в материалах Самарии и других городов эпохи Раздельных царств широко представлены изделия финикийских мастеров (например, шедевры резьбы по кости слона и гиппопотама).
6
«Уровень развития финикийского искусства демонстрирует саркофаг царя Ахирама (Хв. до н. э.), найденный в Библе, финикийская слоновая кость и декоративные металлические сосуды. Эти великолепные изделия, в большинстве своем найденные за пределами собственно Финикии, свидетельствуют о превосходной комбинации египетских и ханаанейских традиций, развитых талантливыми финикийскими мастерами в новое жизнерадостное искусство. И неудивительно, что великие израильские строители Соломон и Ахав обращались к финикийским мастерам за помощью при создании их царских центров в Иерусалиме и Самарии» (Mazar 1994, р. 541).
7
Походы царя Тиглатпаласара III в 743738 гг. превратили города Финикии в провинцию Ассирии, лишенную самоуправления и обложенную данью. Последовавшие восстания были подавлены и вызвали новое нашествие Тиглатпаласара (734 г. до н. э.). Тир пять лет героически оборонялся от Салманасара V и Саргона II (725720 гг. до н. э.), а далее от Синаххериба (701 г. до н. э.); Сидон был разгромлен Асархаддоном.
Л. А. Беляев, Н. Я. Мерперт
От библейских древностей к христианским. Очерки археологии эпохи формирования иудаизма и христианства
© Институт философии, теологии и истории св. Фомы
© Н.Я. Мерперт
© Л.А. Беляев
От авторов
Перед читателем, в сущности, две книги под одной обложкой. Это заметно по подходу к изложению материала и даже по форматированию. Есть и более глубокие различия, например, в понимании соотношения исторических и археологических источников, а также задач обзоров: первая половина книги (до начала эллинизма), в основном, суммирует позитивные результаты работ в области т. н. «библейской археологии»; вторая, перекрывающая период с эллинизма до начала византийской эпохи, сосредоточена на проблемах историографии и источниковедения, проблемах датировок, атрибуций, контекстуальных интерпретаций[1].
Внешняя причина объединения столь различных половин в том, что обе части написаны в качестве продолжений или приложений к двум уже изданным обзорам проблем, исследуемых археологией религии. Один был посвящен древностям Палестины в их соотношении с Ветхим Заветом (Мерперт, 2000), второй сравнительному изучению памятников христианской Церкви (Беляев, 1998/2000). «Христианские древности» охватили большой период, от истоков позднеантичного христианства до конца Средневековья, при столь же значительном территориальном охвате (от первых шагов христианства на Ближнем Востоке и в Магрибе до широкого распространения и упрочения его на европейском континенте). «Очерки археологии библейских стран» в территориальном охвате были ограничены Палестиной с примыкающими районами Восточного Средиземноморья, но их хронологические рамки оказались не менее значительными: от появления на Ближнем Востоке древнейших предков человеческого рода до разрушения иерусалимского Храма вавилонским царем Навуходоносором II (586/587 г. до н. э.). Но оба обзора имели хронологические, а значит, и тематические, ограничения: «Очерки» обрывались на сер. I тыс. до н. э., поскольку это традиционный для библейской археологии рубеж; в «Древностях», наоборот, почти не была затронута «ветхозаветная» составляющая. Через тот и другой рубеж необходимо перешагнуть, чтобы образовать неразрывную культурно-хронологическую последовательность. Так что выпуск двух разных книг под одной обложкой кажется нам оправданным уже с формальной точки зрения: две области археологии делают шаг навстречу друг другу, хотя вектор их движения при этом в хронологическом отношении противоположен.
Впрочем, важнее другое. Эпоха, которую освещает наш совместный обзор, почти никогда не рассматривается в Сиро-Палестинском регионе и на Ближнем Востоке как единое целое, как самостоятельный культурно-исторический период. С одной стороны, ее заслоняют бурные события периода заселения евреями Ханаана с последующим формированием, расцветом и гибелью государств Иудеи и Израиля, и отвечающая им картина развития материальной среды Палестины, на которой много десятилетий было сосредоточено все внимание археологов. С другой стороны, внимание отвлекает не менее яркий и гораздо более проявленный в художественном и археологическом отношении мир Средиземноморья эпохи Империи, полный внутреннего драматизма и служащий средой для становления христианства.
Все, что происходит в «промежуточный» период, выглядит, с точки зрения обеих «конфессиональных» археологий (археологии иудаизма и археологии христианства), своего рода интермедией, не имеющей внутреннего единства и не заслуживающей исследования как целостный объект. Но такой взгляд результат научно-культурной ангажированности, порожденной многовековой сосредоточенностью этих археологий на привлекательных или же на самых спорных и проблемных участках культурно-исторического процесса, каким он представляется религиозному сознанию. На самом деле, избранная нами эпоха обладает не только известной культурной цельностью, она является во многих отношениях ключевой для генезиса (и, соответственно, для анализа) обеих частей Завета как исторических источников. Почти то же самое можно сказать и в отношении формирования новых религиозных форм талмудического иудаизма и раннего христианства. Поэтому потребность в книге, которая служила бы своего рода мостом между археологией древнейшего периода Сиро-Палестинского региона и археологией раннехристианского Средиземноморья, для нас обоих очевидна.