Выпрямив узкую спинку и прикрыв бледными ладошками не распрямляющиеся коленки, нервно дергался и крутил лысоватой головенкой на тонкой шее тридцатилетний хлюпок, офисный крысеныш никаких «обязательств» не потянет; похоже, и потребности с трудом вытягивает. Вполголоса смущенно изливал душу:
Меня знакомые и сослуживцы воспринимают не то, чтобы неадекватом и придурком, но точно не от мира, а я такой и есть.
В соседнем кресле уютно перебирала мелочевку в сумочке домашнего вида женщина; таких называют с расширением «тетя», тетя Оля, тетя Паша, тетя Маша. Оказалось, тетя Валя; выхватила у стюарда обед и заботливо, приговаривая и сюсюкая, хлюпика накормила.
И компотик, отпила глоток, причмокнула. До дна, и ягодку на десерт.
Парочка меня заинтересовала, точнее, напрягли короткие, колючие, исподтишка взгляды хлюпика. Торопливо «пролистав» в голове инфу о себе, не нашел ничего интересного, но отложил в мозгу закладочку: «Нота бене» обрати внимание.
Назойливое бубнение в рифму и вальяжное цитирование классиков из школьной программы с головой выдало поэта и музу, прислушался.
Низменные инстинкты все вытравил; только высокое искусство и красота чувств на базе духовности, на чистом глазу уверял голос с кавказским оттенком за спинкой сиденья.
Осенний ветер листья закружат,
Клубясь в рекламном многоцветье;
И отдаленность, улицу ужа,
Мои мечты проводит в бесконечность.
Пролететь тысячи километров для встречи с доморощенным стихоплетом. Оглянулся, куда бы зацепить компьютерный шнур, но заметил наушники, надел торопливо. Мысленно поблагодарил турфирму, второй раз остановившую суицид, и начал прикидывать, отчего вокруг «знакомые все лица». Склонность к иронии и критическому анализу у меня в крови. Для «шута по жизни» ирония «подушка безопасности» чем смешнее шутит, тем дальше от плахи. Отвернулся к иллюминатору, накрылся пледом и захохотал. Отсмеявшись, попытался вычислять черта, собравшего «десять негритят» в одном рейсе на непонятную потеху; и бросил: слишком мало фактов. Решил разбираться с непонятками по мере поступления и накопления. Гора загадок неизбежно преобразуется в факты и выводы, количество сменяется качеством.
Запоминая лица, еще раз осмотрел салон. Люди часто напоминают геометрические фигуры: есть угловатые, квадраты; есть сплошь из тупых углов; отдельно народ отмечает круглых, абстракционистам даже выдумывать не надо. Точно, как в нашей группе.
Достал из рюкзачка разноцветные маркеры-фломастеры, выбрал побелее и нарисовал на своей бандане сердце, пронзенное стрелой. Улыбнулся во весь рот, и девушка-лошадь расцвела-заулыбалась, протянула руку за фломастерами. Качок-красавец прожег взглядом и так же прихватил пару карандашей. Девушка изобразила призывно улыбающуюся сладострастную русалку, широкобедрую, как карась, и полногрудую, как сама. Радостно зарделась на изображающие восторг большие пальцы рук.
Стриженный качок, чтобы показать весь рисунок, опустил бандану до кончика носа. Белым по фиолетовому череп и скрещенные кости, а внизу надпись: «Не влезай убью!».
Девушка сложилась пополам и начала хохотать, самолет задрожал и затрясся; а обеспокоенный стюард, слезно морщась от бьющей по голубым глазам женской красоты, попросил не веселиться так бурно, мол, хотелось бы долететь.
Глава 3. Песчаный берег, пенистый прибой
Еще и врут, будто мы произошли от обезьян.
Ни хрена пока не произошли
и уже не произойдем.(Философское от автора)После посадки в ожидании продолжения путешествия потолклись перед памятниками туземцам без лиц: парню с гитарой и девушке с там-тамом. Безостановочно крутившая по сторонам «буратинным» носом критикесса подтянула повыше на остреньких плечиках оранжевый рюкзачок и вдруг разразилась речью:
Обратили внимание, голуби на головы и плечи не садятся? «Посадочные места» на памятниках скульпторы иголками вооружают и правильно делают: памятники это история. Плохая ли, хорошая ли другой вопрос. Срать на свою историю и самим не достойно и другим позволять нельзя, даже птицам, даже высокого полета.
Особенно удивился сообщению водитель подкатившего открытого микроавтобуса; пока мы грузились, недоуменно, безотрывно и тупо пялился на мемориал. Очнулся, когда его нижняя челюсть громко ударилась о его же грудную клетку. Подтянув губу и челюсть на место, неспешно повез в дальний конец аэропорта к самолетику на колесах-поплавках.
Я успел прочитать название аэропорта «Сан Хуан», и ассоциации с Сейшелами не возникло, зато в памяти всплыло слово «Бермуды». Мать твою, уже не скучно.
Роль стюарда выполнял второй пилот здоровенный усатый толстогубый афро-американский негр, которому не хотелось возражать, когда он выдал каждому спас-жилет и парашют и предложил надеть. Пышка «двестисто шестьдесят-двести», пока стюард пытался свести на верхних «двести» замок парашютных ремней, утробно захихикала: