Приклеивали к тетрадям чистенькие промокашки ленточками вызывающе розового цвета, на чистописании без клякс (!) выводили 86 пером каждую букву. Это выводило нас из себя и охлаждало наш любовный пыл. С любовными посланиями связано первое столкновение с общественным «остракизмом». Влюбленный Сережа «отредактировал» письмо Татьяны к Онегину, посвятив измененный текст Ляле. Я, верный оруженосец, путем сложных манипуляций таинственно и «анонимно» передал Лялиной неизменной наперснице и подруге Наташе Дмитриевой драгоценное послание. С трепетом мы замерли в ожидании. Результат предсказать невозможно, и первыми узнали о нем родители Павлуши и Сережи. Высоконравственные родители Ляли, усмотрев в письме признаки «посягательства» на честь дочери, или черт знает что еще, решили выставить на суд классных наставников десятилетних сексуальных извращенцев. Разум у взрослых все же возобладал, и нас почти простили, на всю жизнь насторожив против мам будущих возлюбленных и письменных излияний в любви. Та самая маленькая кучка одноклассников, уменьшаясь числом год от года, долго продолжала и все еще продолжает шествовать вместе, верная прежним принципам. При нынешней жажде к сенсационным заголовкам нищенствующих газет и шоу «бедствующего» телевидения неопалимая школьная дружба с почти регулярными встречами и взаимным вниманием друг к другу- бесплатный душещипательный сюжет. УПАСИ НАС ГОСПОДИ ОТ ЖУРНАЛИСТОВ. Особливо журналистов- депутатов. Пять долгих лет церковный сад Преображенского собора был для нас продолжением школьных занятий. Огражденный решеткой, где вместо столбов строенные чугунные морские пушки, снятые с побежденных вражеских кораблей, сад после уроков был нашим учителем и товарищем. Здесь за якорь цепями ограды проходили битвы с «чужими», здесь соревновались в быстроте бега наперегонки (Лена, в нашем обиходе Ляля, всегда выигрывала первенство). Здесь возникали и умирали симпатии к одноклассницам. Действующая церковь была любимым приложением к любимому саду, знакомая с детства ежедневным радостным колокольным перезвоном, но не своим истинным назначением. Ограда хорошо вписывалась в знакомую атмосферу зачитанных до дыр старинных исторических и героических романов. Дорога из за этого сада занимала, как правило, пару часов, взмокшие, возбужденные появлялись мы домой и получали заслуженные упрёки родителей, знавших, что завтра всё будет так же. Подозреваю, что эти романтические годы стали основой наших будущих дружеских взаимоотношений с людьми, в том числе и другого пола.
Три Наташи
Мой друг Сережа (слева)
А во внешнем мире всё было сложно и не всегда понятно. Войны: Халхин Гол, Хасан, поиск на уроках вредительских знаков на печатных обложках тетрадей; замазывание чернилами в учебниках чьих то фотографий; убийство популярного вождя Кирова, памятное скорой после этого отменой карточек на продукты; долгие трансляции по радио процессов врагов народа; исчезновение наших одноклассников из за ареста их родителей. В доме эти события при мне открыто не обсуждались и осторожно обходились молчанием, некоторое время отец не ночевал дома.
Друг Сережа в четвертой четверти ушел из школы (арест его родителей), по той же причине исчезла моя первая Дульсинея, Наташа Туманович, рано сформировавшаяся высокая, сероглазая, белокурая девочка с красивой косой и задумчивым взглядом, почти никогда не принимавшая активного участия в наших играх в церковном саду. Уход Сережи- первая ощутимая потеря детства. Мы жили в одном доме, встречались во дворе, а после школы практически ежедневно дневали в его квартире. Прекрасная библиотека его родителей осваивалась нами последовательно от одного края полок до другого. Читалось всё подряд, без запретов, единственное ограничение- не интересно. Издания дореволюционные, шрифты, бумага, иллюстрации- все лучшего качества. Русская, французская, английская классика, Шекспира с его жестокими пьесами проглотили практически целиком, сейчас под угрозой пистолета не согласился бы их читать. Конечно, приключениям мы отдали дань полностью. Это был непрерывный книжный голод. А строгие книжные застекленные шкаф остались в памяти предметом несбыточных мечтаний иметь такие же для своих книг. Сестра Сережиной матери после ареста его родителей забрала Сережу к себе, перевела в другую школу. Несколько месяцев мы ходили к нему домой. На улицу, идущую от Мойки к Конюшенной. С нового учебного года встреч почти не было, на душе мучительное чувство предательства. Общаться по- прежнему не получалось, как бы виноваты мы перед ним тем, что у нас всё осталось по- прежнему, а у него Ощущение, как при встрече с близкими умершего, помочь невозможно, утешать бесполезно и трудно.