Не избежал этой судьбы и роман Островского «Как закалялась сталь». Причиной тому было не только гипнотическое действие на революционно настроенного читателя самого романа, буквально вписавшегося в свою эпоху, но и тот факт, что многое из описанного на страницах книги совпадало со страницами жизни её автора. Во всём мире для тысяч и тысяч инвалидов, страдающих различными недугами, Николай Островский, сумевший преодолеть физическую немощь и слепоту, чтобы писать для людей, всегда будет живым примером для подражания и неизменно ассоциироваться с Павкой Корчагиным, который, пройдя сквозь пламя революционной борьбы, не сломился от наступившей болезни и тоже стал писать, как автор создавший этот замечательный образ.
Тем не менее, вопрос автобиографичности романа остаётся, и причин тому не мало.
Передавая рукопись первой части романа в редакцию журнала «Молодая гвардия», Островский сопроводил её письмом, в котором писал:
«Я попытался облечь в литературную форму действительные факты, зарисовал целую группу товарищей, частью работающих и сейчас, частью погибших.
Главных действующих лиц я знал лично и, показывая их, желал сделать это правдиво, указав все их недостатки и положительные стороны».
И в самом деле, в книге мы встречаем персонажей: Чернокозов, Пузыревский, Жигирева, Берсенев, Родкина, Алексеева которые имели место в жизни Островского под теми же фамилиями. Встречаем героев с несколько изменёнными, но легко узнаваемыми именами. Например, Тая Кюцам (слово перевёртыш), подруга Корчагина это Рая Мацюк, впоследствии жена писателя Раиса Порфирьевна Островская, а коммунист Леденёв это Иннокентий Павлович Феденёв, которого можно смело назвать крёстным отцом романа «Как закалялась сталь», ибо он весьма существенно помог появлению романа на страницах печати.
Дальше в том же письме в редакцию Островский утверждает:
«Я писал исключительно о фактах это меня связывало. Иногда я попадал в плен к фактам. Написать иначе значит фантазировать, перестать рассказывать то, что было».
Из этого кажется совершенно очевидным, что роман действительно автобиографичен, тем более что дальше в письме автор подчёркивает:
«Я работал исключительно с желанием дать нашей молодёжи воспоминания, написанные в форме книги, которую я даже не называю ни повестью, ни романом, а просто «Как закалялась сталь».
Многие исследователи творчества Островского так и делали довольствовались этим письмом писателя и заявляли, что Корчагин и Островский одно лицо. Но ведь были и другие письма писателя, в которых Островский утверждал обратное.
11 апреля 1935 года Островский диктует письмо в редакцию «Литературной газеты», начинающееся с главного:
«Только сегодня я прочёл в «Литературной газете» от 5 апреля статью Бориса Дайреджиева «Дорогой товарищ». И хотя я сейчас тяжело болен воспаление лёгких, но я должен взяться за перо и написать ответ на эту статью. Буду краток.
Первое: решительно протестую против отождествления меня автора романа «Как закалялась сталь» с одним из действующих лиц этого романа Павлом Корчагиным.
Я написал роман. И задачи критиков показать его недостатки и достоинства, определить, служит ли эта книга делу большевистского воспитания нашей молодёжи».
Через пять дней эту мысль Островский подтверждает и развивает, выступая с творческим отчётом перед членами бюро Сочинского городского комитета партии, говоря следующее:
«В печати нередко появляются статьи, рассматривающие мой роман «Как закалялась сталь» как документ автобиографический документ, то есть историю жизни Николая Островского. Это, конечно, не совсем верно. Роман это в первую очередь художественное произведение, и в нём я использовал также и своё право на вымысел. В основу романа положено немало фактического материала. Но назвать эту вещь документом нельзя. Будь это документ, он носил бы другую форму. Это роман, а не биография, скажем, комсомольца Островского».
Вот теперь-то, думается, всё стало ясно, писатель расставил точки над «I», безусловно писатель имел право на вымысел и написал роман. Однако через полтора года в интервью московскому корреспонденту газеты «Ньюс кроникл» ставится последняя точка этой темы. Островский, говоря о своём романе «Как закалялась сталь», заявляет:
«Раньше я решительно протестовал против того, что эта вещь автобиографична, но теперь это бесполезно. В книгедана правда без всяких отклонений. Ведь её писал не писатель. Я до этого не написал ни одной строки. Я не только не был писателем, я не имел никакого отношения к литературе или газетной работе. Книгу писал кочегар, ставший руководящим комсомольским работником. Руководило одно не сказать неправды».
Стало быть, всё же автобиография? Но тогда как же быть с высказываниями диаметрально противоположными? Где же Островский был прав?
И вот, как это ни парадоксально, правда была во всех словах, но понять её, разобраться во всём оказалось возможным лишь тогда, когда достали на свет из архивов непубликовавшиеся ранее страницы романа и писем писателя. Сопоставление именно этих страниц писем и книги позволило сделать вывод о том, что Островский действительно писал в книге факты, взятые из жизни, не всегда в той же последовательности и точно так, как они имели место, но всегда убедительно, правдиво, достоверно. Это ещё раз доказывает всем тем, кто с умыслом и без умысла высказывали сомнения в авторстве Островского, что роман написан именно им и по страницам окружавшей его жизни. Роман можно безошибочно назвать автобиографией поколения молодёжи двадцатых годов. И выброшенные некогда из него страницы (не будем осуждать историю) должны были быть обязательно восстановлены, так как в любой жизни, если мы хотим её понять, важна каждая страница. Особенно это необходимо сегодня, в дни, события которых так напоминают далёкие двадцатые годы, о которых писал Островский.
Письма и главы
В восьмой главе второй части романа «Как закалялась сталь» уже серьёзно больной Павел Корчагин пишет письмо своему брату Артёму. Оно начинается так:
«Артём, хочу рассказать о пережитом. Кроме тебя я, кажется, таких писем никому не пишу. Ты меня знаешь и каждое слово поймёшь. Жизнь продолжает меня теснить на фронте борьбы за здоровье.
Получаю удар за ударом. Едва успеваю подняться на ноги после одного, как новый, немилосерднее первого, обрушивается на меня. Самое страшное в том, что я бессилен сопротивляться. Отказалась подчиняться левая рука. Это было тяжело, но вслед за ней изменили ноги, и я, без того еле двигавшийся (в пределах комнаты), сейчас с трудом добираюсь от кровати к столу. Но ведь это, наверное, ещё не всё. Что принесёт мне завтра неизвестно».
А в эпистолярном наследии писателя есть реальное письмо брату Николая Островского Дмитрию Алексеевичу, написанное 2 ноября 1926 года, что событийно совпадает с письмом в романе. Реальное письмо брату начинается иначе:
«Дорогой Митя! Сегодня получил твоё письмо. Отвечаю сейчас же. Дорогой братушка, ты напрасно беспокоишься за меня. У меня, правда, дела дрянь болен я здорово и всё прочее, но это тебе давно известно, а что я не загнусь ещё пока до лета, это тоже факт. Ну что же, ни черта не попишешь приходится лежать, такая вышла марка.
Ты, дорогой, знай, что тебе-то я, безусловно, всё пишу, как есть. Будет что-нибудь худое со мной, напишу, не скрою, потому что кому же, как не тебе, всё знать, моему родному братишке».
Совпадение строк книги и реального письма по их сути удивительное, только реальное теплее, душевнее, с большей любовью и менее литературное, то есть не причёсанное («не загнусь», «ни черта»), что вполне естественно. Будущий писатель ещё не знал об этом и не претендовал на публикации. К брату в жизни обращение нежнее не просто «Артём», как в книге, а «Дорогой Митя!», «Дорогой братушка», «ты напрасно беспокоишься за меня». Но в целом письма по содержанию сначала совпадают. Дальше, правда, идут расхождения. В книге Павка рассказывает брату, что надеется вернуться в строй, пишет, как готовится к этому, читая книги, учась в университете заочно, о связи с молодёжью и росте сознания Таи.
В реальном письме 1926 года всего этого нет, так как в жизни эти моменты пришли к Островскому позднее, но пришли. Через два года он действительно учится заочно в коммунистическом университете, собирает вокруг себя местных коммунистов, соседей и больной, прикованный к постели, уже теряющий зрение, ведёт борьбу с городскими бюрократами и соседями-буржуями, испытывая при этом огромные трудности, о чём и сообщает брату:
«О здешней жизни и работе у меня нехорошее мнение. Обрастают ребята и окружаются разными подхалимами и барахлом. Нет пролетарской непримиримой ненависти к чуждым элементам. Я здесь вошёл по уши в борьбу. И силы мои тают, и очень мне обидно, что лежу и сам не могу работать. Много, родной братушка, работы, ещё много борьбы, и надо крепче держать знамя Ленина.