Потому, что я тружусь день и ночь. А тебя выставляют только на показ, вот и живешь долго, ответила та, тяжело дыша.
Шнурок
У Туфельки развязался Шнурок и тащился по тротуару.
Тяжело так жить! вздохнул Шнурок. Старая туфля шмыгает да скрипит. Никакой радости нет! А кругом красивые Туфельки, Босоножки. Все лаком сверкают, духами пахнут одно удовольствие. Пойду, найду что-то посимпатичнее. Да они и сами так и норовят со мной познакомиться: то одна Туфелька наступит на меня, то другая остановит. Тянут к себе, заигрывают, особенно старается остроносая Босоножка. Вся оголилась, уцепилась за меня и не отпускает. Видно, я ей очень понравился, решил Шнурок и вылез весь из старой Туфельки.
Я готов пойти с вами куда угодно! радостно заявил он Босоножке.
Та ничего не ответила, сморщила свой лакированный блестящий носик, освободила его из-под шнурка и ушла.
Остался Шнурок на тротуаре один.
Нет ни старой Туфельки, ни Босоножки. Никому он стал не нужен, кроме Метлы, которая уже шла ему навстречу.
Кошелек
Какой простор! воскликнул Рубль, распластавшись в пустом кошельке. Раньше мы все здесь с трудом втискивались и я всегда был весь помят. А теперь один лежу. Хорошо
Исполнитель
Футбольный Мяч носился то к одним воротам, то к другим и везде слышал, что его ругают. Особенно усердствовали Сетки: когда он приближался, они зло шелестели:
Не попадешь, неуклюжий пузан!
Мяч обиделся и так разозлился, что обратился за помощью к Бутсам. Те помогли незамедлительно, и он, чуть не порвав Сетку, пулей влетел в ворота.
«Может лучше один раз оказаться с помятым боком, чем слышать бесконечную ругань с трудом отдышавшись, подумал Мяч и вздохнул: Видно, это решают Бутсы, я ведь только исполнитель».
И опять помчался по полю.
Печать
О том, что Печать обладает большой властью, Карандаш узнал лишь после того, как его нашли под плинтусом, где он прятался от Бумаги (где бы он ни скрывался, его всегда находили и возвращали к ней). В тот раз для решения вопроса о поведении Карандаша пригласили Печать. Она потребовала посадить его в тесный подстаканник, чтобы никуда не скрылся и был у всех на виду. Затем удостоверила документ, что он должен быть верен Бумаге, и ушла, оставив унылый Карандаш в ограниченном пространстве.
Загубленный талант
Половица разговаривала с водопроводным Краном:
Как хорошо ты гудишь! Душа радуется
А ты, соседушка, хорошо скрипишь, польстил ей в ответ Кран. Слушаю не наслушаюсь. Только вот удивляюсь: Скрипка, как и ты, сделана из дерева, ее слушают с утра до вечера и хвалят ее талант. Наверно, потому, что она громко играет. Вот и тебе бы надо так скрипеть, чтобы все слышали и хвалили.
Послушавшись Крана, Половица заскрипела так, что все в доме проснулись. Утром пришел мастер, вбил в нее гвоздь и она умолкла.
Кран долго гудел, возмущаясь:
Талант загубили!
Гордыня
На соревнованиях спортсмен с легкостью преодолевал все препятствия одно за другим. Победа уже была близка, соперник далеко позади.
«Можно и расслабиться», подумал он, замедлил бег и просчитался: соперник финишировал первым.
А все гордыня, сказал тренер спортсмену. Готовься, будем ее выгонять, каждый день тренироваться. Уйдет гордыня только с потом.
Незваная гостья
У хозяйки дома новоселье.
Гости изрядно напились горячительных напитков и задремали. Тут прилетела Муха. Полазила по столу, осмелела, прошлась по всем тарелкам, наелась досыта и отпила вина из рюмки. Захмелела и решила: «Это в честь меня стол накрыли. Я же редкий гость!»
Села на цветок, который тоже, думала, ей подарили, устроилась поудобнее, листочком прикрылась и задремала.
Тут приятельница прилетела.
По какому случаю гулянка? спрашивает.
Я с друзьями встречаюсь, отвечает захмелевшая Муха. Меня тут все знают. Я здесь как родная. Смотри, как меня уважают!
И она стала приставать к гостям, а те от нее отмахиваются.
Муха говорит подруге:
Видишь, как меня приветствуют, ладошками машут. Я тут хозяйка, угощайся, сколько тебе заблагорассудится.
Села приятельница Мухи на стол и ее тут же прихлопнули.
Не признали своей, видно, только меня уважают.
Муха хлебнула еще вина и сказала:
Муха хлебнула еще вина и сказала:
Теперь посплю, а потом опохмелюсь.
И шлепнулась в знакомую рюмку.
Бадья
Колодезный Журавль смотрел в небо, чтобы отвлечься от ворчливой Бадьи.
Жить с тобой невозможно! возмущалась она, звеня цепью. Ты все время глядишь вверх, чтобы увидеть свою Тучку. Совсем забыл меня. Я утоплюсь! Непременно утоплюсь!
И она бросалась в колодец.
Ну и топись! скрипел Журавль.
Потом думал, что правда утонет, и вытаскивал ее. Они же с ней были обручены и связаны одной цепью на долгую жизнь. Куда денешься?
Бадейка побулькает, обсушится, видит, что Журавль по-прежнему уставился в небо, и снова громыхает цепью:
Не вздумай теперь меня вытаскивать, шумела она. Ты мне опостылел! и где-то глубоко в колодце громко шлепалась в воду.
Уф, отдохну, скрипел Журавль. Мне все это надоело
Подождет немного, а потом спохватится:
И правда утонет! Я один останусь. Повздорить будет не с кем. Скучно станет. Она же близко, а Тучка далеко.
И опять Журавль вытаскивал Бадью. Она освобождалась от воды, чуть-чуть обсыхала и снова за свое:
Топиться буду!
Видно, у меня судьба такая, вздыхал Журавль. Привередливая Бадья досталась. Придется смириться.
Своеобразная любовь
Красивая Бабочка летала по полянке в поисках своей Любови. Но с кем бы она ни знакомилась, всех отвергала.
Не приставай ко мне! говорила она Солнечному Лучу. Ты жарко греешь, и мне это не нравится.
Ветер к ней подлетит, а она ему:
Отстань, ты холодный!
Отказав в дружбе и Васильку, она, взмахнув ажурными крыльями, отправилась искать знатного ухажера. И тут увидела Сачка. Он пытался ловить знакомых ей бабочек, которые в ужасе улетали прочь.
«Я бы от Сачка никуда не улетела, подумала она. Он красив, ему так идет оранжевый цвет. К тому же он большой и, видно, сильный. Именно такого я бы полюбила!»
А Сачок тут как тут. Изловчился и накрыл Бабочку. Лежит она под ним и радуется:
Как здесь уютно, тихо! Нет приставучих Луча, Ветра и Василька
Сачок перенес Бабочку в стеклянную банку, где было много ее знакомых. Они бились о стекло, стараясь как-то выбраться.
С кем же я познакомилась? испуганно воскликнула она.
С коллекционером бабочек, ответили ей. У Сачка любовь к нам своеобразная.
Мостик
Маленький Мостик лежал над ручьем и радовался жизни, хотя ему было очень тяжело: солнце жгло, дождь мочил, ветер дул, по нему ходили, бегали, прыгали. Но он на это не обращал внимания.
Со временем у него расшатались дощечки, которые могли отвалиться, и о нем уже стали говорить:
Износился, пора отправить на дрова!
Тут еще ветер стал его донимать, раскачивать из стороны в сторону. Однажды так сильно дунул, что Мостик упал в ручей, где его залило водой и завалило грязью.
Если я буду так лежать, меня совсем засыплет землей, заволновался он. А я еще полон сил и хочу послужить всем на радость.
Он вспомнил солнышко, дождь, ветер, пешеходов, и ему без них стало грустно.
Мостик стряхнул с себя грязь. Ручей хотел было его подхватить и унести, но он сопротивлялся изо всех сил и причалил к бережку. Его подняли, починили дощечки, положили над ручьем и укрепили так, чтоб ветер не сдул.
И Мостик радостно воскликнул:
Жизнь можно продлить, если за нее будешь бороться!
Брус и Дверь
Познакомился крепкий дубовый Брус с Дверью. Она пахла свежим деревом, и ее красивая текстура была покрыта желтой блестящей олифой.
Брус не сводил с нее взгляда. Она ему очень понравилась, и он прижал ее к себе двумя металлическими петлями. Ей это тоже понравилось, и она плотно прильнула к нему. Порой если и отходила, то ненадолго, и опять возвращалась. Ни разу не было слышно, чтобы она недовольно скрипнула. Это была любовь!
Остальные бревна дома, которые окружали их, гудели:
Вечной любви не бывает. Это все временное увлечение, близость надоест и все пройдет
Спустя годы Брус осел, Дверь усохла и стала скрипеть на весь дом. Но Брус, как в молодости, по-прежнему держал ее своими петлями, и она чувствовала себя уверенно и крепко, несмотря на появившиеся трещинки.
Бревна удивлялись постоянству Бруса:
Многие уже сменили не одну дверь, а он все этой верен. А она чем старее становится, тем с большим трудом отходит от него.
Брус трогательно заботился о Двери. Только та заскрипит он зовет масленку, и шума как не бывало.