Вот, к примеру, вы знаете этого человека?, майор кивнул в сторону Вилора.
Вошедший что-то прохрипел нечленораздельное, похожее на хриплое аааа
А Вам, Зимин, известен этот человек?
Вилор отнюдь не отличался слабыми нервами, однако он внутренне весь содрогнулся, глядя на Юрия, вернее, на то, что от него осталось.
Да, это завсектором Института Хохляков Юрий. Но Бог мой, что же Вы с ним сделали то?
Ничего особенного, просто мой коллега слегка перестарался для восстановления его памяти, зато Хохляков стал очень разговорчивым. Этот Ваш приятель по рыбной ловле скоро предстанет перед судом, как и вся ваша компания.
Какой же он врач, ведь помогал изготавливать яды для уничтожения людей, вместо того, чтобы продлять им жизнь, тут Седоус улыбнулся ехидной улыбочкой, которую в будущем Зимин ещё не раз отметит на его внешне почти каменном выражении лица.
А про Вас Зимин, мы подзабыли как то.
Вы, как серая мышь проскользнули мимо ока безопасности, с деланным пафосом проговорил следователь и добавил ещё:
Но ничего, мы вам тоже восстановим память, сделаем это не спеша. Но могу лишь порадовать Вас, что вы пока не нужны суду.
Суду нужны такие, как Хохляков и прочие статисты. А Вы нужны товарищу Берия, и нужны ещё пока Родине. Пусть вас не смущает то, что я вам говорю, потом поймёте. Пока же всего лишь советую покрепче нажать на кнопки своей памяти.
Тут этот деловой майор закончил свой назидающий монолог и перевёл глаза на Юрия:
Хохляков, у кого в Институте хранилась «Белая тетрадь?»
Тот с трудом расширил залипшие от синяков и крови глаза:
У самого Шефа, в сейфе.
Кто, кроме Шефа, имел доступ к ней?
Громов, его первый зам, и вот он, Зимин, наверно, больше никто, насколько я знаю.
Слышали, Зимин?!
Заканчивайте играть в примитивную несознанку и корчить из себя идиота или патриота. Существование тетради доказано, осталось лишь выяснить, где она находится сейчас.
Майор вновь сделал небольшую паузу, и вновь продолжил, глядя на стоящий перед ним полутруп:
Хохляков, Зимин мог пользоваться Белой тетрадью сам, выносить её из кабинета директора, забирать домой?.
Я не знаю этого. Я могу сказать лишь, что почти всегда после летучек и планёрок Громов оставался у Шефа в кабинете. Иногда к ним присоединялся и Зимин. Спросите его самого, или Громова.
Наступила пауза
«Ещё один умник, хотя уж должен, казалось бы, перестать умничать, а всё туда же», пронеслось в голове гэбешника, «если б этот чёртов Громов не исчез, я уверен, тетрадь давно бы была у меня на столе»
Седоус недовольно посмотрел на обоих, раздался звонок и конвоир увёл Хохлякова.
Итак, Зимин, скажите мне, чёрт вас дери, где сейчас может быть «Белая тетрадь?», вновь повторил майор свой вопрос,
Поверьте мне, я не попугай, и не дятел, чтобы долбить одно и то же, хоть и приходится, делать это на моей работе!
Я приму все известные и неизвестные Вам меры, чтобы Вы заговорили, время у меня пока есть. Да время просто есть и всегда есть, оно никуда не исчезает. Те люди, которым не хватает времени, просто идиоты.
Мне хватит времени для того, чтобы сделать вас более разговорчивым. Вы меня понимаете?
В наступившей тишине повисла пауза, которую вновь нарушил Седоус:
Лично Вы не пойдёте по «делу врачей» или других вредителей, как ваш Шеф или этот статист Хохляков. Пусть статисты и идут под суд, майор зловеще ухмыльнулся, продолжая, Хозяин давно уже разочаровался в Шефе и в его конторе, иначе бы Вы тут не сидели.
Послушайте меня внимательно, Зимин: я даю вам сутки на обдумывание: я от Вас ничего не скрываю. Почти не скрываю, вы будете нам нужны. Но если будете упорствовать, как в начале допроса, придётся передать Вас нашим костоломам, тогда вы станете просто отработанным материалом, типа только что вышедшего отсюда.
А после них все, поймите меня, все становятся разговорчивыми, и плетут всякую ересь, всё что угодно. Однако мне не нужно, чтобы вы плели ересь, как все прочие, мне нужно, чтобы Вы говорили правду. И по своей воле, иначе наше сотрудничество будет проблематично. Итак, до завтра.
Вновь зазвенел звонок, Зимина повели в камеру. Дорогой он начал считать шаги. Вели его явно не обратно в стакан. Наконец они подошли к какой то двери и Вилор оказался в довольно просторной комнате с окном-фрамугой сверху и решёткой за ним. Комната эта была, однако, совсем не тюремной камерой в обычном смысле..
Кровать была не железной, а сделана из какого то тяжёлого тёмного дерева, заправленная белым покрывалом с возвышающимися тремя подушками в накрахмаленных наволочках. Чуть поодаль стояла такая же точно кровать, абсолютный двойник первой.
Между кроватями находился массивный дубовый стол с двумя стульями. На столе лежала стопка писчей бумаги, перо, стояла чернильница. Рядом с дверью стоял платяной шкаф. Однако вся мебель была жёстко присоединена к полу специальными кронштейнами.
Всё ж это была камера, хоть и неожиданно комфортная. Вилор был потрясён; он всего ожидал, но только не этого. Он думал дорогой, что окажется в камере с жадными клопами, перемешанными со стукачами, а то и кем похуже.
В недоумённом расколотом состоянии сознания он прилёг на кровать, скинув штиблеты на чистую плитку пола комнаты..
Его мозг стал постепенно цепенеть и проваливаться в пустоту. Потом была какая то яркая вспышка и наступило забвение.
Зимин провалился в самый глубокий сон без сновидений. Его окутало полное небытиё. Мир был наконец то остановлен в своём изнурительном беге и отстал от него в своей торопливой назойливости.
Часть первая
Мы имеем не знания, а варианты их
Неизвестный.Ласковое майское солнышко пригревало стылую землю неназойливо и не знойно, как в апогее лета, а приятно и жизнеутверждающе, как только это бывает в самом разгаре весны. В воздухе стояла смесь пряного аромата сирени, жимолости и особенно жасмина, чей сладковато терпкий запах всегда нравился Зимину, как и его белоснежно белые и девственно искренние цветки, сквозь которые несущие их зелёные веточки лишь слегка проглядывали.
Вилор шёл по асфальтированному тротуару мимо одиноких и скучных пятиэтажек, вновь погрузившись в свои рабочие грёзы. Дело, которое он задумал, несомненно, должно принести ему успех и, к тому же, неплохие дивиденды. Собственно, и делать уже почти ничего не надо было. Осталось лишь связать все рассыпанные осколки его многолетней работы в мозаику.
Только, связать так, чтобы всё сложилось в достаточно предсказуемую мозаику Ведь непредсказуемость результата в его деле должна сводиться к минимуму.
Однако в его последней идее всё же чего то не хватало, какого то важного, всё замыкающего звена. Иначе он уж давно бы пошёл к Звягину, и, как обычно, заразил бы его своей молодой напористостью и уверенностью в успехе.
Этой новой идее в буквальном смысле не хватало только связки. Связки похожих и непохожих компонентов в одно целое
Как то совершенно неожиданно потемнело вокруг. Он взглянул вверх на небо, которое в минуты этих его раздумий оказалось затянутым тучами, толстыми, но быстрыми, среди которых выделялось самое крупное и тёмное, похожее на распластанную шкуру чёрного гималайского медведя.
Ветра, как не странно, не наблюдалось, как вдруг первые капли дождя начали выбивать пыль из той поверхности земли, где не было вездесущего асфальта, а на самом тротуаре оставляли крупные водяные слёзы. Дождь усилился, громыхнул гром, а через несколько секунд уже начался настоящий ливень, шум падения воды которого не могли переспорить даже проезжавшие по улице редкие автомобили
Зимин стоял под навесом пустынной автобусной остановки, и, наблюдал за дождём, вмиг ставшим мощным ливнем, не собиравшемся, слишком скоро заканчиваться.
Теперь вдруг поднялся и ветер, нося потоки падающей воды туда и сюда, одаривая ими одиноких беспечных прохожих, снующих по своим неотложным делам.
Вило̀ру вдруг стало радостно от происходящего, от свежего воздуха, от весёлых брызг дождя. Мысли о работе оставили его, он стал наблюдать за разворачивающемся перед ним действом природы.
Этот тускловатый обычный городок, где он сейчас находился, слегка начал забывать весну, покрылся пылью наступающего лета, но этот дождь внёс пробуждение в его обыденный сон.
Гром прогрохотал ещё несколько раз, ливень постепенно стал сдаваться, однако тучи не рассеялись, как это бывает при коротких майских грозовых ливнях.
Зимин посмотрел на куст жасмина, росший позади остановки. Было видно, что он недавно расцвёл, и поэтому дождь своими крупными каплями был не в силах нанести его белым весёлым цветкам никакого вреда.
В то далёкое время Вило̀р был ещё очень молод, и он смутно представлял себе, что может быть когда либо старым, и вообще, что такое старость, нет, даже не старость, а зрелость, то есть состояние пожилого человека или человека, уже утомлённого жизнью.