Что-то неуловимо изменилось в атмосфере семьи, и тем более, детей. Светлана Александровна внешне держалась всё также невозмутимо, однако никто не знает, как дорого ей стоило это внешнее спокойствие.
Но, как говорится, всё проходит, и боль утраты мужа заглаживалась всё тем же временем и заботами о детях. Мальчики росли, один за другим заканчивали школу. Иван поступил в лётное военное училище, готовился стать советским офицером.
Вилор также, долго не думая, по совету матери поступил в медицинский институт, подальше от древней архитектуры, археологии и связанной с ней, как оказалось, политики, сгубившей его отца. После ареста и исчезновения в недрах лагерей Бориса Евгеньевича, Светлана Александровна ожидала худшего в отношении себя, а особенно детей. Однако ничего подобного не произошло. Её не вызывали в соответствующие органы, даже не уволили с работы, а оба сына благополучно поступили в вузы и, со временем, также удачно из закончили.
Когда она годом позже после ареста мужа приехала с сыновьями в деревню к Деду Еремеевичу, тот высказался просто:
«Твой Борис много знал об устройстве этой власти и как она работает. Да и не только эта бесовская Советская власть. Любая власть, эта, либо какая то иная. Особенно власть так называемой буржуазной демократии, которая всего на всего лишь есть примитивная обслуга всё тех же пресловутых денежных мешков, в чём отчасти правы эти треклятые большевики. Но эта их власть у нас в России не совсем обычная, это слепок с прежней, монархической власти, но слепок крепкий, и по всему видно, что она надолго.
Ведь эти люди знали, как власть захватить, а самое главное, надолго, очень надолго удержать. Много тысяч лет назад власть в таких древних государствах, как Египет, Шумер и Вавилонии была постоянной и прочной, хоть менялись цари и династии. Но сам принцип был неизменен. Основа была магически сцементирована, не подлежала реформированию, и потуги изменить её структуру заканчивались ничем. Вспомни того же Эхнатона, ты же знаешь, чем он закончил? Полной обструкцией и многовековым забвением.
А твой Борис очень много знал, знал устройство этой власти, самое главное, что он знал устройство мавзолея главного современного российского фараона, сам был участником его проектирования и сооружения, а такие знания власть не прощает. Твой муж попал под категорию людей «слишком много знающих», дочь.»
Действительно, вслед за исчезновением Зимина-старшего в многострадальной стране началась очередная «охота на ведьм», периодически накатывающаяся на учёных в последние лет двадцать. Было дело инженеров, дело египтологов, были арестованы и уничтожены Вернадский, Вавилов, к стене отчаяния на грани выживания прижаты генетики и прочие «вейсманисты-морганисты».
Александр Еремеевич тогда много чего ещё говорил Светлане Александровне, объясняя ей случившееся с мужем, успокаивая и настраивая её на продолжение жизни, какая есть, но тогда Вилор был ещё слишком молод, многого не понимал и не запомнил.
Единственное, что он тогда осознал, этот одиннадцатилетний мальчик, что власть есть нечто чёрное, безжалостное, в грязно-синих мёртвых ромбических околышах, проникающая повсюду и тянущаяся прямо к твоему сердцу, чтобы запугать тебя и захватить твою душу. Страх есть основа любой власти, понял Вилор. И тогда он решил навсегда закрыть от этой власти сердце, со всеми его чувствами, как от врага своей души.
Именно от власти над людьми, но не от людей.
* * *Солнце сбежало наконец от надоедливого контроля туч и своим явлением открыло глаза Вилору. Он поднялся с цветастой весёлой скамейки и побрёл на вокзал. Дождь исчез, оставив за собой следы в виде разнообразных луж. Командировка его была не из удачных, препарат не подействовал на умирающего больного так, как ожидалось, и причину этого он и должен был выяснить
Данные отдела статистики по применению мериллита утверждали, что изменения к лучшему наступали в 80 85 процентах случаев применения лекарства. Ох уж эти проценты! Ведь Вилор знал по имени каждого больного, как выжившего, так и умершего.
Значит, здесь этот Ющенко принадлежал к тем пятнадцати процентам, коим, увы, было суждено умереть. Вилор прокручивал в голове причины неудачи, но так и не пришел, ни к какому выводу. Ранее было известно, что часть неудач происходило от малой дозировки препарата. Лекарство просто не действовало при слишком малых дозах на онкологических больных. Поэтому при весьма малой дозировке препарата, процесс выздоровления не происходил вообще, как будто бы лечение не осуществлялось вовсе. При хронических, неизлечимых, современной медициной, болезнях, эффект плацебо и малых доз не срабатывал.
Однако, при передозировке, летальный исход был также предопределён, как будто раковые клетки получали дополнительный допинг и размножались с утроенной силой. Оппоненты, а, тем более, завистники Вилора в Конторе вообще ставили его препарат под сомнение. Посему учёные, а тем более и те, кто непосредственно отвечал за конкретного больного, и опасались, прежде всего, передозировки лекарства, чтобы не сделать ещё хуже.
Он с грустью подумал: «Процент неудач будет всегда, особенно, при невозможности сделать на сто процентов верную диагностику, от которой и зависит дозировка в каждом случае. Только верная диагностика может определить дозировку.»
Кроме того, он прекрасно понимал, что даже двум больным с одинаковым диагнозом должна быть предписана разная дозировка средства, исходя из истории болезни, анамнеза, конституции больного и прочих неравных условий. Лекарство действовало эффективно, но избирательно.
Иногда доходило и до трагиказусов: у них в закрытом стационаре Института наблюдался и лечился вскоре после войны один из высших партийных деятелей, страдавший неизлечимой саркомой сердца, правильно подобранная доза мериллита поставила его на ноги, совершив чудо. Но, тем не менее, жизнь сановника вскоре трагически оборвалась: он был арестован и вскоре расстрелян, как «враг народа» или же скрытый космополит, короче, стал неугоден Хозяину, поэтому никто так и не понял, в чём была его вина, и была ли вообще. Пропаганда в виде радио и газет делала своё дело, а ей Зимин никогда не верил, памятуя наказы Деда «Не бывает независимой пропаганды, не верь, всё всегда зависимо».
В тот раз Вилору подумалось, что, умирая от болезни, человек зачастую обретает намного более лучшую участь, чем иногда продолжая жить свою во многом предсказуемую жизнь.
Одно теперь было несомненно: вопрос излечения каждого конкретного больного всегда зависит от конкретной дозы мериллита, которая должна быть строго индивидуальной для каждого пациента. Дозу назначает врач. А врачей подобного профиля у нас практически нет, работы же ведутся с особой секретностью.
Эти секретные инструкции по применению новых средств пока были разосланы всего по семи основным городам страны вместе с базовым препаратом, мериллитом. Трёхдневные курсы повышения квалификации для местных врачей были явно не достаточны.
В последнем случае доза явно была малой, ведь больной прожил довольно непродолжительное время, после того, как ему начали вводить препарат. Так что срочный приезд Зимина сюда ничего не решал, и последний прекрасно понимал это. Он был бессилен перед этой частной смертью.
Так, размышляя, Вилор дошёл до вокзала, где до отправления его столичного поезда оставалось минут двадцать. Он подошёл к перрону, отыскал свой вагон, добрался до купе, и, не обращая внимания на случайных попутчиков, забрался на верхнюю полку и сразу уснул, как только поезд пришёл в движение. Напряжение уходящего дня было слишком сильным, его можно убрать лишь хорошим сном, что Зимин и сделал.
* * *В 1943 году Вилор Зимин экстерном закончил своё медицинское образование во Втором Медицинском институте столицы и добровольцем ушёл на фронт.
Его прикомандировали к полевому госпиталю Н-ского фронта, которым в то время командовал талантливый полководец Константин Константинович Рокоссовский.
В госпитале Зимину предоставили место по профилю терапевтического врача, отвечающего за послеоперационное состояние прооперированных больных. После операций раненых сортировали тяжёлых отправляли в эвакогоспитали, а остальные долечивались на месте, с тем, чтобы вскоре вновь отправиться на передовую. Был уже конец этого решающего и переломного года войны. Только что позади была Курская дуга, фронт медленно но уверенно начал продвигаться на запад.
Энтузиазм войск рос с каждым шагом этого продвижения и в победе более уже никто не сомневался. И этот предвкушаемый запах победы в это самое время начал покорять запах смерти.