Воинская служба Фотиса прошла почти целиком в Малой Азии. В составе действующей армии он дошел до самой Анкары. Сражался при Сакарье и Кале Крото. Cполна пережил события той судьбоносной эпохи, которая стала для греков национальной катастрофой: героический поход армии с целью вытеснить турецкий полумесяц на Восток, блестящие успехи вначале, полный разгром и паническое отступление в конце.
Фотис Яннакопулос (в центре) с побратимами
Отец Иоиль не любил рассказывать о том, что творилось в Малой Азии. Он был глубоко опечален делами и турок, и греков. Повторял лишь одно: грехи умаляют народы[2] (ср.: Притч. 14, 34).
«Фотис непросвещенный»
В жилище приснопамятного раба Божия Илии Панагулакиса Фотис познакомился с юношей из бедной семьи, которого звали Христос Папасарандопулос. Оба быстро поняли, что они родственные души, и крепко привязались друг к другу. Это была дружба, длившаяся всю их земную жизнь, чтобы продолжиться в жизнь вечную, которую оба, без сомнения, унаследовали. Христос впоследствии принял монашество с именем Хризостом и стал первым греческим миссионером в Африке.
Сын очень бедных родителей, он не смог окончить начальную школу, хотя с детства обладал ясным и проницательным умом. Отец Иоиль дивился своему другу всю жизнь еще одно свидетельство его безграничного смирения и говорил о нем с таким восхищением, словно тот был в его глазах величайшим героем. Старец при этом воспарял духом, уста его буквально источали мед, а слова благоухали.
Однажды он рассказал случай из времен, когда иеромонах Хризостом (бывший Христос) был уже настоятелем монастыря Святого Иоанна Предтечи в Гардике, что повыше Фурии. «Наступает Пасха. Монахи и я среди них стоят вокруг пасхальной трапезы, творя молитву а настоятель хочет произнести благословение: Христе Боже, благослови. И умолкает. Глаза его наполняются слезами, а взволнованные братья слышат горькие всхлипывания: Прости нас, Христе мой! Мы, иноки, поедим сегодня всласть, а у наших бедных братьев с малыми детьми найдется ли хоть что-нибудь к празднику?».
Так протекала жизнь истинного подвижника жизнь, которая постоянно плачет и болезнует о малых сих при виде их страданий от телесного голода или от недостатка пищи, укрепляющей душу и сердце.
В юности и ранней молодости Фотис вел с этой благословенной душой постоянную переписку. Разделенные земным расстоянием, друзья беседовали о духовной жизни, соревнуясь в любви, смирении и самоукорении. Как бы желая обозначить бедственное, по его мнению, состояние собственной души подобающим именем, будущий отец Иоиль подписывался в письмах «Фотис непросвещенный»[3]. А единомысленный друг, отвечая ему с тем же внутренним расположением, именовал себя: «Христос непотребный»[4].
Святые отцы говорят: «Основание всякой добродетели есть смирение». Ты не считаешь себя хуже всех? Не говори тогда о смирении. Не обманывай себя.
Глава 2
Выбор и начало пути
«На господа уповах»
Пример Илии Панагулакиса заставил молодого Фотиса всей душой и без колебаний обратиться ко Христу. Как мы уже рассказывали, пятнадцати лет отроду он сбежал в монастырь, чтобы без остатка посвятить себя Богу. Но попытка не удалась: родители нашли сына и силой вернули назад.
Отец Иоиль никогда не действовал под влиянием эмоций. Это видно буквально с первых его шагов на духовном поприще. Все решения вынашивались им подолгу и были глубоко продуманными. Он мыслил и поступал как завзятый «рационалист» с той лишь разницей, что все его мысли и дела имели своим началом и основанием веру во Христа (подобно тому, как вся математика зиждется на единице условном понятии, которое никто не может определить и установить). И сам же пояснял: «Вера есть безусловный опыт. Ибо Бог не просто некое существо, но Сущий. Бог величина более безусловная, чем единица для математики. В отношении Него недопустимы ни витание в воздухе, ни пустая болтовня. Нужно и мыслить и говорить разумно! Возноситься в молитве, но и твердо ходить по земле! Если же будем только летать, нас унесет ветром и нас самих, и все доводы наши!..».
Не позволяя себе увлекаться эмоциями, Батюшка говорил: «Жизнь человека должна управляться словом Божиим. И действовать нужно в послушании слову Божию. Оно величайшая истина, наибольшая реальность, самое твердое основание. Все, что вне его, неправда и заблуждение».
Не позволяя себе увлекаться эмоциями, Батюшка говорил: «Жизнь человека должна управляться словом Божиим. И действовать нужно в послушании слову Божию. Оно величайшая истина, наибольшая реальность, самое твердое основание. Все, что вне его, неправда и заблуждение».
Имея такое твердое духовное основание, юный Фотис с нетерпением ждал, пока окончится «вавилонское пленение», то есть связывавшая его необходимость оставаться в миру.
Достигнув двадцати одного года (тогда это был возраст законного совершеннолетия, а не восемнадцать лет, как теперь) и получив на руки увольнение из армии (в то время посвящавшие себя Церкви не освобождались от воинской повинности), он уже ни минуты не колебался! Ибо Богу следовало повиноваться более, чем людям (ср.: Деян. 5, 29).
Юноша, исполненный надежды и пламенного стремления, покидал свой дом с псаломским речением в уме и сердце: На Господа уповах, како речете души моей: превитай по горам, яко птица? (Пс. 10, 1). Так пришел он в обитель Живоносного Источника, что в Веланидии, близ Каламаты, и был принят в послушники. Это произошло в 1923 году, когда ему исполнилось 22 года.
Постриг и рукоположение
Итак, Фотис стал послушником, чтобы пройти испытание. Но юный соискатель монашества был уже достаточно известен, а потому признан испытанным и достойным не только пострига, но и венца славы (ср.: Иак. 1, 12).
В монастыре настоятельствовал тогда ученый архимандрит Иезекииль, юрист и богослов, впоследствии митрополит Фессалиотидский. Он принял юношу с особенной радостью, как близкого по духу. В то время лишь немногие ощущали в себе призвание к иноческой жизни, вызывавшей самое настороженное отношение у внешнего мира. Обществу, зараженному рационалистической идеологией «просвещения», монахи представлялись существами никчемными и даже вредными. Единственным оправданием для молодых людей, стремившихся к монашеству, могло служить лишь желание сделать церковную «карьеру», стать архиереем!
Но Фотис сохранял самое непревратное понятие о монашеской жизни. «Монахи несут почетную стражу Божию на земле, говорил он. Ангелы поют и славят Бога на Небе, а монахи это земные ангелы».
23 июля 1924 года, в день памяти святого пророка Иезекииля, Фотис приступил к архимандриту Иезекиилю босой, обнаженный от всех желаний мира сего, исполненный умиления и страха.
«Объятия Отча отверзти ми потщися, блудно мое иждих житие, на богатство неиждиваемое взираяй щедрот Твоих Спасе, ныне обнищавшее мое сердце да не презри. Тебе бо Господи, во умилении зову: cогреших, Отче, на небо и пред Тобою»[5].
Он и впрямь был искренне убежден, что до всецелого посвящения себя Христу расточал свою жизнь «блудно», как бы благочестиво ни жил в миру. И впоследствии отец Иоиль со всем жаром своей души постоянно напоминал: «Каждую минуту, насколько хватает сил, надо употреблять во славу Божию и во исполнение святой Его воли так, чтобы плод был стократный. Любое дело Господне нельзя совершать нерадиво. Ибо тогда, хотя бы и казалось людям, что мы употребили свое время правильно и все исполнили как нельзя лучше, в очах Божиих мы не исполнили ничего и расточили свою жизнь блудно. Разве не говорит Священное Писание: Проклят человек творяй дело Господне с небрежением (Иер. 48, 10)?».
С такими чувствами и мыслями произнес он монашеские обеты и принял в Веланидийском монастыре ангельский образ с именем Иоиль. Отсюда начался непрестанный подвиг будущего Старца истинное приношение всего себя Богу.