На «галдарейках» в летнее время располагались мастеровые со своими работами: сапожники сидели на «липках» и стучали молотками, евреи-скорняки делали из польских камчатских бобров или сшивали лоскутья меха, хозяйки выходили со своим домашним шитьем, около них вертелась детвора. А по праздникам на «галдарейках» собирались хоры и пелись песни В темных, грязных подвалах Зарядских домов ютилось много гадалок; некоторые из них славились на всю Москву и к ним приезжали погадать богатые замоскворецкие купчихи. Такие «известные» гадалки занимали прилично обставленные квартиры и занимались своим ремеслом открыто, благодаря взяткам полиции, которая по закону должна бы преследовать их.
Мелкие гадалки имели своих зазывальщиц, они стояли у ворот и предлагали прохожим погадать у их хозяек».
Гадалки и впрямь были знатные. Одна из современниц, Вера Харузина даже рассказала про типичный визит к одной из таких деятельниц: «Один раз, разыскивая новую гадалку, мы попали в трущобы тогдашнего Зарядья. Узкие грязные улицы, кишащие еврейской беднотой. Улитая помоями лестница, на нижней ступеньке ее играющие всклокоченные, исхудалые, черноглазые дети чужого типа. Характерный запах чеснока. В грязной комнате на просиженном дырявом диване, в запачканном ситцевом капоте грузная немолодая еврейка с мясистым лицом и круглыми глазами, перебирающая заплывшими пальцами засаленные карты Это была профессиональная гадалка; кругом сидело несколько женщин, ожидающих очереди, а гадалка изрекала предсказания, поводя своими круглыми глазами. И она сама, и вся обстановка производили отвратительное впечатление».
Но гадалками Зарядье не исчерпывалось. Иван Алексеевич Белоусов описал так называемые головные лавки в них вываривали легкие, сердце, печенку, горло, рубец и целые головы крупного рогатого скота, из которых получали щековину. Эту снедь раскупали лотошники и бойко торговали ей на московских улицах. А чтобы голье не остывало, его покрывали на лотках тряпками. «Можно было купить на копейку, на две печенки и легкого с горлом, но были и более дорогие продукты, так, например, состоятельные мастера иногда посылали учеников прямо покупать в головные лавки обрезки кожи и жира с окороков ветчины: таких обрезков менее как на пятачок не отпускали. Там же можно было купить кость от окорока, которая, судя по остаткам содержимого на ней, стоила от 10 до 15 копеек. С этой кости нарезалось довольно порядочно ветчины, конечно, жилистой и заветренной. Такие закуски на языке мастеровых назывались собачьей радостью».
Кроме этих «радостей» продавали рубцы, завернутые в трубки и обвязанные мочалой, горячие кишки, фаршированные гречневой кашей, пирожки, по пять копеек за пару. Последние самые разнообразные: в мясные дни с мясом, с ливером, с капустой и яйцом, с молочной кашей, с творогом, а в постные с рисом-рыбой, с капустой-луком, с грибами, с вареньем. Были и подовые пирожки с мясом, с рисом, изюмом, с творогом и «небольшие пирожки, в виде ушков, начиненные мясом с луком; эти пирожки разносились в особых ящичках, внутри которых находились металлические бачки, в них-то в растопленном горячем масле и плавали эти пирожки». Ну и конечно, весьма были распространены пирожки-расстегайчики начинка в них не закрыта тестом, отчего пирожок словно расстегнут (отсюда и название). Расстегайчик клался на блюдечко, посыпался солью, перцем, смазывался маслом и заливался подливкой из рыбного или мясного бульона, который держали в металлических узкогорлых кувшинах.
Нравы царили соответствующие. Газета «Московский листок» сообщала в конце позапрошлого века: «Проживающий в доме Трусевича, в Мокринском переулке, крестьянин Покровского уезда Иван Ефимов Куликов затеял ссору со своим жильцом, Александром Борисоглебским, который, придя в азарт, кинулся на Куликова и откусил ему правую ноздрю, прокусил правую щеку и искусал все пальцы. Искусанный отправлен в больницу. По заключению врача, означенные повреждения требуют тщательного лечения».
А что вы хотели, тут, чай, не Версаль!
* * *
При советской власти Зарядье стало живым памятником ушедшей эпохи. А. Февральский вспоминал: «Однажды, уже в тридцатых годах, подходя к Проломным воротам, на примыкавшем к ним старом доме Псковского переулка я к своему удивлению разглядел полустершуюся немецкую надпись рукописными буквами: Zum brauen Hund (У коричневой собаки), видимо, там когда-то был трактир или постоялый двор для немецких купцов. А поблизости, в одном из дворов того же переулка, находился доходный дом, где обитала беднота, с арками-переходами между корпусами (в три этажа). Это здание С. М. Эйзенштейн снимал в фильме Стачка».
А что вы хотели, тут, чай, не Версаль!
* * *
При советской власти Зарядье стало живым памятником ушедшей эпохи. А. Февральский вспоминал: «Однажды, уже в тридцатых годах, подходя к Проломным воротам, на примыкавшем к ним старом доме Псковского переулка я к своему удивлению разглядел полустершуюся немецкую надпись рукописными буквами: Zum brauen Hund (У коричневой собаки), видимо, там когда-то был трактир или постоялый двор для немецких купцов. А поблизости, в одном из дворов того же переулка, находился доходный дом, где обитала беднота, с арками-переходами между корпусами (в три этажа). Это здание С. М. Эйзенштейн снимал в фильме Стачка».
Так Зарядье и сделалось наглядным материалом.
* * *
В конце концов, всю эту красоту снесли здесь планировалось возвести восьмую по счету «высотку». Но строительство затягивалось, а со смертью Сталина и последовавшей вслед за этим борьбой с «архитектурными излишествами» проект и вовсе стал неактуальным.
В результате возникла «Россия».
Путеводители описывали ее исключительно в восторженных тонах: «Светлые, устремленные ввысь 12-этажные корпуса гостиницы покоятся на мощном стилобате из красного гранита». «Кресла зрительного зала снабжены наушниками». «Пассажирских и грузовых лифтов почти сто». «Более 5300 гостей столицы». И так далее.
Разумеется, нашлись литераторы и стихотворцы, посчитавшие своим долгом поприветствовать московскую новинку. Стихи, как и путеводители, не отличались вдумчивостью, зато были несоразмерно бравурны будто бы речь шла не о гостинице, а, например, о новом городе или же государстве, пусть и небольшом. Вот, например, произведение Никанора Батурлина под названием «Зарядье»:
Зарядье! Под стрелою крана
Твое начало и конец.
Зарядье щебень в котлованах,
Зарядье мраморный дворец!
Где был когда-то бой кулачный
Под небом горестных тревог,
Теперь в ряду с кремлевской башней
Дворец как встреча двух эпох.
На последнюю фразу и возразить нечего, вот только в гостиницу «Россия» запросто было не войти бдительный швейцар всегда на страже. Да и с мрамором в «России» имелись, мягко говоря, проблемы.
А народ, разумеется, сразу же отреагировал байками и слухами. Говорили, что в сравнении с новой «Россией» собор Василия Блаженного, да и сам Кремль вдруг сразу начали смотреться позавчерашними несвежими тортами. Ерничали по поводу того, что раньше Василий Блаженный смотрелся на фоне чистейшего неба, а сейчас на фоне гостиницы. Поговаривали, что и сами архитекторы, увидев этот ракурс с Красной площади, принялись посыпать головы пеплом ведь они при проектировании пользовались общедоступными картами Москвы, а карты тогда, как известно, все сплошь были с искажениями для того, чтобы шпионы заблудились.
Те же, кто пообразованнее, называли гостиницу «чечулинским сундуком». Они знали фамилию автора и этим гордились. А сундук поскольку посреди этого комплекса торчала ручка-башенка. Опять же, поговаривали, что первоначально собирались всю гостиницу сделать такой высокой, как и ручка в центре, именно с нее и начали строительство. Но кто-то из кремлевских высокопоставленных товарищей вовремя возмутился как же так, ну ничего святого нету у людей. Ручку решили все-таки не разбирать, но высоту прочих корпусов отеля быстренько откорректировали.
Так или иначе, новая огромная гостиница для города, пусть и столичного, однако же не приспособленного для приема должного числа приезжих, оказалась очень даже кстати.
* * *
Сейчас здания, долгое время служившего привычной декорацией к варварским храмам, не существует. Декорация пустырь, Москва-река и здание МОГЭСа на противоположном берегу.
Разве что сохранилось несколько рецептов фирменных, «Российских», по которым здесь готовили деликатесы для командировочных из регионов. Впрочем, особенно деликатесными сегодня их не назовешь.
Салат «Российский» филе рыбное (любое), средняя картофелина, корень петрушки, небольшой соленый огурец, четверть яблока, каперсы, ложка майонеза, соль.
«Российская» похлебка четверть курицы, картофелина, четверть луковицы, половиночка корня петрушки, столовая ложка сметаны, ползубчика чеснока, половина моркови, две горошины перца, 15 граммов сливочного масла, лавровый лист, укроп, петрушка, сельдерей и соль.