Культура электронной эры - Татьяна Савицкая

Культура электронной эры

Татьяна Савицкая

© Татьяна Савицкая, 2018

Новая парадигма

Киберкультура: к проблеме генезиса явления

Мы живем в эпоху активного развертывания глобальной электронной цивилизации постмодерна, формирующегося панкультурного новообразования, сетевого постобщества. Превращение виртуальной операциональной среды в инфраструктуру практически любой социальной деятельности, растущая сложность систем глобального информационного обмена, непредсказуемость порожденных ею социальных и культурно-антропологических модификаций указывают на то, что феномен виртуального не только вырвался за пределы «кибергетто» (термин Уильяма Гибсона), но и приобрел высокий культурный статус трендового формообразования.

Всеобъемлющие процессы виртуализации общества (его экономики, политики, науки и искусства), в целом, имеют общекультурный генезис, поскольку в отличие от века ХIХ и первой половины ХХ века в нынешнюю эпоху постмодерна сущность человека отчуждается не столько в социальную (с последующим овеществлением), сколько в виртуальную реальность, Под виртуализацией в данном случае стоит понимать замещение реальности ее симуляцией, когда искусственная («гиперреальная») медиареальность предшествует в коллективном сознании первой, естественной реальности и постепенно вытесняет ее. То, что в глобальной культуре постмодерности дан зеленый свет именно процессам виртуального протезирования реальности, заменяемой виртуозной оптико-кинетической иллюзией, показывает превращение в модный тренд стереоизображения в формате 3D сначала в компьютерной анимации, а потенциально и во всем объеме современной кино- и телепродукции. Поневоле возникает вопрос: в чем причина загадочной толерантности современной культуры к процессам виртуализации психики и социума; где источник наблюдаемой пролонгации социально-культурного заказа на дереализацию человеком его самообраза и места обитания?

Превращение Интернета в базовый культурный институт современности, рост значимости Сети как новой культурообразующей среды, источника инновационных социально-культурных практик, с невиданной быстротой приобретающих массовый характер (достаточно вспомнить «революцию социальных сетей» и ЖЖ), все настоятельнее заставляют задуматься о генезисе данного явления. Как справедливо отметил Мануэль Кастельс, один из наиболее проницательных и благожелательных исследователей Сети, «технические системы представляют собой общественный продукт, Общественное производство определяется культурой, и Интернет не является исключением. Культура создателей Интернета формировала данную среду, и эти люди одновременной становились первыми пользователями Сети» [1, с. 59].

Корни современной сетевой культуры уходят в молодежное движение 60-х, различные медиапроекты «альтернативной культуры» 70-х, создававшиеся «своими и для своих» на основе общих групповых ценностей и зачастую по принципу бесплатного пользования. Либертарианский индивидуализм, культ сиюминутного («здесь и теперь») переживания как наследия молодежной культуры 60-х в соединении с трайбалистским техноромантизмом субкультуры хакеров 70-80-х и сетевым анархизмом киберпанков 90-х прослеживается в апофеозе виртуальности как «республики сбывшихся желаний» (Хаким Бей  [2]) у представителей современной западной технической и гуманитарной элиты (Дж. П. Барлоу, К. Келли, П. Леви и пр.); в массовых сетевых культурных практиках, в первую очередь в пространстве социальных сетей и ЖЖ, зиждущихся на привычных субкультурных моделях самопрезентации и групповой солидарности.

Прослеживая линии концептуально-стилевой преемственности современной киберкультуры, с одной стороны, и «альтернативной культуры» 70-80-х гг. с ее техноавангардизмом и коммунитарными экспериментами, с другой, поневоле задумываешься: не был ли дар человечеству первых поселенцев «электронного фронтира» троянским даром, взорвавшим изнутри незыблемую доселе крепость устоявшихся культурных смыслов и социально-антропологических координат? С тех пор все мы, познавшие вкус вируса виртуальности, volens nolens обживаем неведомые ландшафты социокультурного креатива; по слову классика, плывем,вот, «паруса надулись, ветра полны; громада двинулась и рассевает волны»,  не зная «куда ж нам плыть?» {3, с.265}.

Интернет как культурный институт: субкультурное прошлое

Проблему генезиса киберкультуры делает экстремально сложной то, что фактически она  плод более чем тридцатилетнего развития череды субкультурных модификаций западной культуры, радикально трансформировавших миросозерцание охваченных ими слоев молодежи, выработавших новые модели социализации и аккультурации индивида. Как это всегда бывает в истории культуры, то, что было «инсайтом», вновь обретенным смыслом, в процессе межпоколенной трансмиссии, с одной стороны, массовизировалось и коммерциализировалось с последующей девальвацией содержания, с другой  формализовалось, превращаясь в компонент новой культурной структуры.

Если о коммерциализации контркультуры и последовавших за ней «Нью эйджа» и «Движения за развитие возможностей человека» написаны горы книг, то весьма значимая преемственность контркультурных техник расширения сознания с их интерактивным и коллективистским потенциалом, а также at last not least психоделической составляющей, у киберпанков (в первую очередь Уильяма Гибсона и Брюса Стерлинга) 70-80-х и в субкультуре хакеров, успешно заменивших наркотический «трип» «экстазом коммуникации» (по Бодрийяру), начинает осознаваться исследователями современной культуры только сейчас, в то время как для массового сознания и доныне киберкультура предстает родившейся внезапно, наподобие Афины Паллады, выскочившей из головы родителя в полном боевом вооружении. Между тем как даже становление Интернета, основополагающей социально-коммуникативной парадигмы современного глобального общества, в латентный период его развития, в эпоху «Электронных досок объявлений» (Bulletin Board System, сокращенно: BBS) и первоначальных пользовательских сетей (Usenet, Фидонет и пр.), во многом, совершалось в пространстве компьютерного андеграунда, тысячами нитей идейно-смысловых, социальных, биографических  связанных с контркультурным подпольем.

Как отметил Мануэль Кастельс, « Интернет был рожден в результате кажущегося невероятным пересечения интересов большой науки, военных исследований и либертарианской культуры» [1, с.31]. Если этапы формирования научно-технологической парадигмы Интернета, начиная с создания в 1966году Ларри Робертсом первого проекта ARPANET, давно преданы гласности и задокументированы (для ознакомления с этой информацией достаточно, например, обратиться к знаменитому Архиву Интернета Роберта Хоббса Закона (Robert Hobbs Zakon) [5], то с прояснением генезиса социально-культурной парадигмы Сети дело обстоит не так просто. Обширное контркультурное подполье, сформировавшееся к началу 80-х гг. в США и странах Западной Европы, опиралось на собственную систему СМИ: координационных информационных центров (например, «Центр исследования будущего» в Лондоне с общественной библиотекой литературы по неформальным жизненным стилям, «Briarpatch» в Сан-Франциско), «альтернативных» газет и журналов (например, ежемесячный журнал «Brain/Mind Bulletin» из Лос-Анджелеса, калифорнийский ежеквартальник «Co-Evolution Qwaterly», западногерманская газета «Taz», Tageszeitung, «Оксмокс» в Гамбурге), «параллельных» издательств, киностудий, «свободных» радиостанций, информационных агентств [6,7}.

Новый ценностный консенсус контркультуры с его коммунитарным антиистеблишментским настроем, установкой на эксперименты самоосуществления и жизнестроительства, обусловил такие формальные особенности альтернативных СМИ, как упразднение цензуры и редактуры выпускаемых материалов, их принципиальную неупорядоченность, тяготение к малоформатным изданиям с нестандартной полиграфией (использованиие особых шрифтов, более грубой бумаги, любительских фотоснимков); алогизм языка, максимально приближенного к живой речи, обилие жаргонных субкультурных речевых структур. Из этого речевого субстрата, в конечном счете, произросло раскидистое древо неформальной стилистики сетевого самовыражения. Иными словами, вполне по маклюэновскому закону содержательности средств коммуникации ценности «сверстнических» (pear) субкультур с их анархической антиструктурностью и стихийным демократизмом, откристаллизовавшись, превратились в формальные видовые характеристики совершенно новых средств информации. Таковыми и стали, в первую очередь, BBS, «электронные доски объявлений» (их на территории США к 1980 году насчитывалось уже больше тысячи), а также первоначальные компьютерные сети, особенно Фидонет, проложившие путь от виртуальной общины к виртуальным сообществам.